Последний бой штрафника
Шрифт:
Мой заместитель, командир танковой роты, Юра Чехов, круглолицый, добродушный, с носом-нашлепкой. У него среди наград имеется орден Красного Знамени. За Прагу мечтает получить Героя. Но какой теперь Герой, если город будут освобождать другие? Федор Васьков, тоже старший лейтенант, командует десантно-пехотной ротой.
Желание у него поскромнее, чем у однофамильца великого писателя, — дожить до конца войны. Имя командира противотанковой батареи в памяти не отложилось. Мы с ним общались мало. Помню, что был старше нас и дело свое знал.
В Чехословакии сказочные места. Утесы, горные речки, сосновые
Не спеша обедали. Горячий суп со свининой, трофейные консервы, граммов по сто пятьдесят водки. Хорошо! Неподалеку журчала на камнях быстрая чистая речка. Солнышко, и война кончается. Успели поговорить о жизни, у кого какие планы, затем снова взялись укреплять позиции. Дорога по-прежнему оставалась пустынной.
Федя Васьков, беспокойный и энергичный парень, напоминавший старого друга Леню Кибалку, поделился со мной своими соображениями. Дорогу мы перекрыли, но лес вокруг достаточно густой, не исключен удар с флангов.
— Танки не пройдут, — возразил Юра Чехов. — А технику помельче услышим.
— Они пешим ходом могут ударить. Дураки, что ли, на рожон по дороге переться.
Мы согласились, что фрицы далеко не дураки. А у нас действительно три четверти стволов были нацелены на дорогу. Фланги защищали жидкие отделения с пулеметами. Переставили часть танков с расчетом на удар из леса. Имелись там поляны, по которым могла пройти немецкая техника. Конечно, я рисковал. Немцы вполне могли ударить тараном в лоб, и тогда вряд ли мы бы сдержали крупные силы.
Ночь прошла спокойно, не считая дальней стрельбы. Утро девятого мая было солнечным и спокойным. Ночью был подписан акт о капитуляции Германии. Но мы этого еще не знали.
А война продолжалась…
Часов в семь утра с дальнего поста доложили по рации, что в нашем направлении двигаются с десяток танков, в том числе две «Пантеры», грузовики с пехотой, еще какая-то техника. Впереди — разведка на трех мотоциклах.
Разведку мы хотели пропустить, но они нас заметили еще издалека, и внезапного удара из засады не получилось. Кроме батареи 76-миллиметровых пушек ЗИС-3, у меня было восемь танков Т-34-85. Новая машина мне нравилась, хотя для пяти человек экипажа была тесновата. Зато имелось сильное орудие, о котором всегда мечтали.
Метров с семисот мы подожгли головную «Пантеру». Толстая лобовая броня не спасла ее от снаряда 85-миллиметровки. Беглым огнем подбили еще два-три танка и перегородили дорогу. Но почти сразу загорелись от кумулятивных снарядов две наших «тридцатьчетверки». Остальные танки и орудийная батарея стреляли дружно и довольно метко. Взорвался подбитый Т-4, горели мотоциклы разведки.
Немецкие танки отошли и продолжали вести огонь из-за прикрытий. В нашу сторону, кроме 75-миллиметровых пушечных снарядов и мин, полетели тяжелые шестидюймовые снаряды. Это оказалась самоходка «Бруммбер» с короткоствольной гаубицей, видимо, единственное тяжелое орудие в прорывающейся немецкой колонне.
Я уже видел эту штуковину. Хорошо бронированная и подвижная, она била по целям трехпудовыми фугасными и гаубичными снарядами. Огонь велся хоть и редкий, но довольно точный. Видимо, где-то на дереве сидел корректировщик. Как это случилось
Снаряды взрывались с оглушительным грохотом. Дорогу для прорыва фрицы берегли, зато на обочине, где сосредоточилась наша техника, горела еще одна «тридцатьчетверка». Чертова гаубица перевернула и развалила на куски пушку ЗИС-3, погиб почти весь расчет. Мы хотя и вели непрерывный огонь, но нащупать гаубицу-самоходку не могли. Она стреляла из-за укрытия навесным огнем.
— Сволочь! — отплевываясь землей, матерился Федя Васьков. — Когда же у нее снаряды кончатся? Может, пустишь танки? На скорости, с маху…
— Сожгут по дороге, — отозвался я. — Этот обрубок скоро заткнется, а вот атаку жди каждую минуту. Бери на себя левый фланг, а я с Юркой Чеховым — правый.
— Понял.
— Тогда действуй.
Танки, которые получили отпор, лезть вперед не торопились. Тем более дорогу перегородили три горящих машины. Зато через полчаса, молча, с нескольких сторон вынырнули из леса (как и предсказывал Васьков) немецкие штурмовые группы. С ручными пулеметами, новыми длинноствольными автоматами МП-43 и «фаустпатронами». Среди деревьев, в густом подлеске, наши орудия мало чем могли помочь.
Поднялась сумасшедшая стрельба из пулеметов, автоматов, взрывались гранаты. Из «фаустпатрона» подожгли танк. С десяток немцев бежали к бронетранспортеру, где располагался наш штаб. Расчет крупнокалиберного «Кольта» успел дать очередь и сразу исчез в клубке взрыва. Я и еще несколько человек стреляли из автоматов. Двое немцев в камуфляжных куртках бросили гранаты. Мы упали на землю, фрицы тоже.
По барабанной перепонке ударила взрывная волна. На минуту я оглох. Глаза забило мелкой хвойной пылью. Но все же я разглядел поднявшиеся фигуры в камуфляже. Их снова было не меньше десятка, и они бежали, стреляя на ходу. Выручил командир танкового взвода Саня Таганов. Развернув башню, открыл огонь из пулемета.
Комсорг роты возился с автоматом, перезаряжая диск. Пуля попала ему в голову, пробив навылет вместе с каской. Он закричал, приподнялся и упал рядом со мной. Сержант-связист бил с колена частыми короткими очередями. Его прошило автоматной очередью. А я, наконец, сквозь резь в глазах поймал цель. Немец в кепи оказался от меня шагах в пяти. Я всадил в него остаток диска и, перехватив автомат за ствол, бросился на следующего.
— Жри, сука… это тебе за Сашку.
Я разбил ППШ о его голову вдребезги. В руках остался лишь ствол с казенником и болтающийся ремень. Этой железякой я продолжал молотить упавшего и, наверное, уже мертвого немца. Десантник стрелял с пояса из ручного пулемета и свалил двоих немцев. Они бежали до последнего и упали от нас всего в нескольких шагах.
Жестокая была драка. Я такой не помнил с осени сорок первого, когда схватились врукопашную, выходя из окружения. Боец стрелял из карабина в уползающего эсэсовца с пробитой ногой. Один, второй выстрел, но фриц продолжал ползти. Затем обернулся и выстрелил в пехотинца из небольшого пистолета. Тот, не обращая внимания на рану, догнал эсэсовца и застрелил его в упор.
В другом месте клубком схватились сразу шесть-семь наших бойцов и фрицев. Ругань, тяжелое дыхание, выстрелы в упор, удары ножами и прикладами. Не выдержав напора, немногие оставшиеся в живых немцы убегали через подлесок. Пехотинцы стреляли им вслед, затем полетели гранаты.