Последний час надежды
Шрифт:
— А если зазвонит телефон? Если кто-нибудь придёт?
— Не зазвонит. Не придёт. Всё, Брюс, молчи.
Она замерла, скрестив ноги, сложив руки на ноги, прикрыла глаза. Дышала медленно-медленно.
— Пора, — прошептала она. — Проявите себя. Покажитесь.
Я переключал с канала на канал. Рекламные выпуски, музыкальные клипы, вся традиционная дребедень. Минут через пятнадцать это и случилось.
Яркая, мигнувшая красным, заставка. Огромные красные буквы на белом фоне.
«Чрезвычайная ситуация. Захват
Ники подняла голову. Я заметил, что лицо её осунулось. Она права, чтоб мне провалиться. Она была права…
— Сделай громче, — приказала она. Протянула руку, взяла один из «ярких» амулетов, сжала его в левом кулаке. Вторую руку запустила в карман халата. Достала оттуда небольшой, старый на вид нож с кривым лезвием и костяной ручкой. И вновь мне стало зябко и страшно.
— Брюс, не бойся, — шепнула Ники. — Ни в коем случае не бойся.
Через минуту пошёл репортаж. Я сразу узнал главный корпус Университета. Вокруг уже было двойное оцепление из полиции, повсюду — прожекторы, суета, бегущие люди. Все окна здания были тёмными, никакого света. Я сидел и изо всех сил пересиливал, перебарывал страх.
Мы сидели почти час. Как и вся страна, мы, вероятно, не отрывались от телевизора. Пока что показывали только то, что творится снаружи. Передавали статистику. В здании как минимум двадцать террористов, более пяти сотен заложников. К счастью, высокопоставленные гости из других стран не находились в здании в тот момент; среди заложников министр образования Галлии и вице-премьер…
Террористы оказались изоляционистами. Антиглобалистами. Выдвинули требование распространить свой манифест по СМИ Галлии, Северных Штатов, Британии и прочих стран. После этого — если им гарантируют жизнь — они отпустят всех заложников и сдадутся.
— Мы обещаем жизнь всем заложникам, — прошептала Доминик.
— Мы обещаем жизнь всем заложникам, — послышался голос с экрана. Террорист в маске, пользуется устройством для искажения голоса. Они впустили репортёров?
— Мы не желаем кровопролития, — донеслось с губ Доминик. И то же самое, и с теми же интонациями, произнёс и террорист. Я примёрз к ковру, не в силах пошевелиться, что-то сказать. Что происходит?!
Раскат грома за окном.
Доминик открыла глаза. На лице её проступила злость.
— Сукин сын, — произнесла она сквозь зубы. — Сукин сын!
Замерла. Вздрогнула, схватила второй «яркий» амулет. Тут всё и случилось.
Потом скажут, что главарю террористов что-то померещилось. Возможно, показалось, что у репортёра в камере спрятано оружие. Что-то такое.
Многие слышали хлопок. Выстрел. Репортёр рухнул на месте. Похоже, стрелял кто-то из террористов. Главарь, это было ещё видно, выстрелил в кого-то, кто стоял за убитым репортёром. И тут…
Этот кадр повторили много раз. Здание словно
Здание медленно, величественно сложилось внутрь самого себя. Султан дыма и пыли вознёсся над ним. Тут же молния ударила прямо в центр происходящей катастрофы. Ещё одна.
— Сволочи… — прошептала Доминик. — Сволочи! — закричала она во весь голос. — Бросила оба амулета в жаровню, прямо на угли. — Господи, какой кретин поставил там снайпера?! Им же всё показали, всё сказали… — слёзы текли по её щекам.
Доминик смела остальные украшения со скамеечки. Взяла последний «яркий» амулет.
— Покажи зубки, — процедила она сквозь зубы. — Покажи зубки, пёс! Покажи! — крикнула она.
На экране показывали тот ужас, что творится сейчас в университетском городке. До меня не сразу дошло, что пятьсот с лишним человек погибло мгновенно, а главного корпуса Университета больше нет.
Доминик бросила нож, распахнула халат. Прижала амулет к груди.
— Ты помнишь меня, пёс! — крикнула она. — Помнишь! Покажи зубы!
Помедлила, закрыв глаза, стиснув зубы. Я видел, как с её висков стекают струйки пота.
Доминик вновь схватила нож, одним движением разрезала кожу на груди. Я хотел броситься к ней, отнять нож — но не мог пошевелиться. Ники прижала амулет к ране, измазывая в крови.
— Вспомни этот запах, пёс! — крикнула она. — Покажи зубы, я приказываю!
Замерла, прижимая руку к груди, тяжело дыша. Улыбнулась. Оскалилась. Бросила амулет на скамеечку. Взяла нож, подняла над головой…
— Прощай, Ив, — спокойные, тихие слова. Размахнулась и ударила острием в центр амулета, монетки на цепочке. Пробила насквозь, прибила к скамеечке.
Тишина. Стук собственного сердца оглушал меня. Ники выдернула нож, взяла окровавленной рукой амулет и бросила в жаровню. На раскалённые угли. Поднялась, пошатываясь, и направилась вон из комнаты.
Только, когда она вышла, я смог пошевелиться сам. Бросился следом, чуть не опрокинул жаровню. Ники добрела до большой гостиной. Взяла с полки бутылку виски (уронила и разбила при этом три других). Налила в стакан и опрокинула. Залпом. Когда я подбегал, она наливала второй стакан.
Я хотел отобрать его, не дать ей… Ники была боса, стояла прямо на осколках стекла и не замечала этого. Она молча оттолкнула меня. С такой силой, что я чуть не свернул шею, поскользнувшись на пролитом спиртном и крови. Доминик допила второй стакан, швырнула его в пространство и рухнула на пол.
Я дополз до неё, приподнял. Все ноги изрезаны, кровь течёт, раны очень плохие. Сжатые зубы. Рана на груди не опасна, но выглядит страшно. Доминик вздрогнула, открыла глаза. Прижала меня к себе.