Последний десантник
Шрифт:
Глава 31
В городке русских энергетиков жизнь била ключом. На улицах стояли прибывшие сюда машины – российские врачи и военные оказывали помощь пострадавшим. Местная милиция пришла на смену организованных десантниками ополченцам. Теперь стражи правопорядка продолжали поиски тех, кто в отличие от маленькой группы Абуталипа не смог вырваться из города на авто. Изредка вдалеке еще звучали выстрелы. Одного из тех, кому не удалось уйти далеко, сейчас конвоировали по улице. Недолго побывший на воле зэк в очередной раз потерял свободу, теперь уж очень надолго. Видя, что можно получить
– Нагулялся? – произнес капитан местной милиции, стоявший у машины. – Вижу, порезвился ты на славу.
– Еще бы! – ухмыльнулся задержанный, плюнув ему под ноги. – Все лучше, чем на нарах париться. СИЗО разорили, так что ничего другого не оставалось.
– Да что вы с ним разговариваете! – истерически закричала женщина, стоявшая у забора. – Они же всех нас убить хотели. Я вообще не знаю, как жива осталась! Расстрелять его на месте, и дело с концом. Вот такие мою сестру в столице зарезали!
– Жаль, что с тобой, цыпочка, мы не встретились в другом месте, – хищно оскалился уголовник. – Уж я бы постарался, чтобы ты получила удовольствие. Ничего, глядишь, еще приведется…
– Это вряд ли, – отрезал капитан. – Пошел!
Погромщика затолкнули в машину, где уже томилась парочка таких же, как и он. В зарешеченном окне снова появилась его глумливая физиономия, он что-то выкрикивал.
– Мы тем от этого отребья и отличаемся, что действуем по закону, – прокомментировал милиционер, обращаясь к женщине. – Надо, чтобы все было по правилам. А насчет него не беспокойтесь, он получит по заслугам.
Та махнула рукой, оставаясь при своем мнении: для тех, кто сидит в машине, суд – излишняя роскошь.
– Где ж вы раньше были? – хмыкнул Комаровский, наблюдавший за разговором. – Небось, когда по углам отсиживались, об этом и не задумывались. Только о себе тряслись, как бы уцелеть. А теперь конечно: законность восторжествовала, можно из себя покорчить тех еще поборников справедливости.
Старлей покуривал на лавочке, отдыхая от трудов праведных. В последнее время приходилось радоваться каждой передышке. Местные женщины в благодарность за спасение окружили десантников заботой, постирали одежду, принесли разнообразную снедь, так что можно было понаслаждаться вниманием прекрасного пола.
Заложив руки за голову, Комаровский наблюдал, как во дворике пекли лепешки. Женщина брала крутое тесто из тазика, делала из него плоские круги, прилепляя внутри большого казана. Затем она поставила казан на небольшую железную печку и, подбросив в топку дрова, поворачивая казан, по очереди выпекала ароматно пахнувшие лепешки. Несмотря на все проблемы, жизнь продолжалась.
Чингиз уже очухался и чувствовал себя неплохо: медицинская помощь распространялась не только на героев и жертв, но и на злодеев. Как оказалось, у плененного «стратега» пуля прошла навылет, слегка затронув мягкие ткани, так что он был на ногах и, как всегда, проявлял активность. Вопросы собственной безопасности
– Послушай, майор, сейчас будет решаться вопрос о дальнейшей судьбе Александра Арзибековича. Причем не где-нибудь, а в самых что ни на есть высоких инстанциях. А у меня есть то, что свалит его напрочь, – горячо продолжал он убеждать Батяню, – это ведь настоящая информационная бомба. По большому счету тут хватит на десять таких диктаторов, как он! Я тебе гарантирую, что таких материалов, какие имеются у меня, никто предоставить не сможет.
Оба сидели в помещении, за окном которого прогуливался часовой с автоматом. Было видно, как нервничал пленник, когда охранник в очередной раз проходил то влево, то вправо.
– Это же страшный человек, – говорил Чингиз, – ради своих целей он шел и будет идти по трупам – хоть целую страну кровью зальет. Да о чем можно говорить, если, будучи у власти, он всю страну превратил в свое ханство. Семейное. Тогда его брат, сын, племянник, все его семь братьев руководили шестью областями.
Лавров вздохнул. Как все предсказуемо – попав в ежовые рукавицы, вся эта мразь делает немыслимые усилия, лишь бы остаться в стороне. Правда, то, что предлагал пленник, было весьма интересно.
– Это как же получается: ты работал под его началом, можно сказать, в одной связке, а сам под него же и копал? И что – с самого начала на своего босса досье собирал? – спросил Батяня.
– А что мне оставалось? – вопросом на вопрос ответил Чингиз. – Я же не входил в его окружение, а он не очень-то любит, когда человек слишком долго у него работает. Тут и боязнь того, что много увидишь и услышишь. Опять же – у Александра Арзибековича всегда был просто-таки маниакальный страх, что его свергнут, арестуют и прочее. Так что приходилось вертеться, как уж на сковородке. Ну и заработать хотелось, чего тут скрывать. А экс-президент – человек не бедный… Я точно, майор, говорю: за эту информацию тебе Героя России дадут!
– Впечатляет, – хмыкнул Батяня. – Я всегда мечтал героем стать. Еще с начальных классов. Так, глядишь, и до памятника при жизни дорасту. Экскурсии школьников водить будут. «Видите, дети, это бюст нашего земляка. Он родился»… и пошло, и поехало.
– Зачем я им нужен? – понизив голос, продолжил Чингиз. – От того, что я окажусь в одной компании с отморозками Абуталипа, никому пользы не будет. Да и вообще: я человек маленький, в военных действиях не участвовал, мины в лагерях беженцев не взрывал…
– Кто ж тебя знает, – задумчиво заметил собеседник. – Все вы, когда припечет, становитесь белыми и пушистыми. Как послушаешь, так рука сама за носовым платком тянется – слезы вытирать. Не был, не участвовал, не знал… И на погроме ты случайно оказался?
То, что касалось «информационной бомбы», похоже, было именно таким, но сейчас Батяне было не до Чингиза. Перед разговором с пленником Лавров беседовал с российским военным атташе. Кроме обсуждения самой ситуации, тот сообщил Батяне очень важную вещь. На российскую военную базу на взмыленном коне прискакал молодой пастух. Он-то и рассказал о похищении «геолога, заблудившегося на границе». Известие о Равиле для Лаврова было в данный момент куда важней. Атташе сообщил, что за пастухом он выслал машину. Оставалось ждать.