Последний долг
Шрифт:
Мое десятилетнее сердце билось о грудную клетку.
– Я этого не делал. Я ничего не могу с этим поделать. Ты же знаешь, я ничего не могу с этим поделать.
Сделав еще одну петлю, он похлопал меня по колену и подошел к моему лицу.
– Я знаю, но это не оправдание.
Я лежал горизонтально, глядя на своего отца снизу вверх. Его темные волосы с каждым годом становились все белее. Его кожаная куртка пропахла долгими поездками и тяжелыми экскурсиями.
– Разве я не был снисходителен последние несколько месяцев? Я пытался помочь тебе более
– Его лицо исказилось от любви и недоверия.
– Джет, ты прыгнул перед моим пистолетом. О чем, черт возьми, ты думал?”
– Ты собирался выстрелить в него!
– Да, это еда.
– Нет, это олень, и он почувствовал страх.
Я извивался, желая, чтобы он понял агонию охоты, наблюдая, как животное замечает ружье, чувствуя, что оно понимает намерения моего отца и ощущает, что оно вот-вот умрет. Животные были разумны, сверхразумны. Они знали. Они чувствовали — то же, что и мы.
– Разве ты не чувствуешь их, папа? Разве ты не видишь, как это страшно для них?
– Сколько раз мне нужно повторять тебе это, сынок?
– Его пальцы схватили меня за щеки.
– Животные существуют для того, чтобы мы их ели. Мы все одноразовые и на нас можно охотиться, если мы не будем сопротивляться. К черту их страх. К черту их панику, - его голос пропитался гневом.
– Ты. Ты... Мой... Сын. Ты заблокируешь это. Ты не поставишь меня в неловкое положение.
Отчетливый удар его руки по рычагу заставил кровь заструиться по моим венам.
– Хорошо, я остановлюсь. Я не это имел в виду. Я больше не буду этого делать. Я не хочу быть вегетарианцем. Я буду охотиться. Я убью. Просто не надо...
– Слишком поздно, Джет. Время для твоего урока.
Рычаг повернулся, кожа натянулась, и боль стала невыносимой…
Воспоминание закончилось, швырнув меня в настоящее. Мое сердце забилось так же быстро, как и тогда, заставляя меня задыхаться от паники.
Только воспоминание.
Зачем я вернулся сюда? Почему я не выбрал место попроще?
Потому что именно здесь все началось. Это должно закончиться здесь.
Мой лоб покрылся потом, когда я уставился на стойку. Я потерял счет, сколько раз я подвергался его связываниям. Кат оставлял меня на несколько часов, чтобы подумать о том, что я сделал, и все это время мои суставы трещали.
Конечно, до того дня, когда он привел Жасмин, чтобы она преподала мне урок.
Мы были просто детьми. Доверчивые, доверчивые дети.
Ублюдок.
Развернувшись, я подошел к отцу и схватил его за руку.
– Даже сейчас ты смотришь на меня так, словно я тебя разочаровываю. Я чувствую тебя, отец. Ты действительно думаешь, что у меня не хватит сил сделать это.
Прижавшись лицом к его лицу, я прорычал:
– Ну, ты ошибаешься. Я сделаю это из-за того, что ты сделал со мной. Нила, возможно, и простила бы тебя, но я этого не сделаю. Я не могу. Пока ты не заплатишь.
Кат расправил плечи. Его связанные руки не могли причинить мне вреда, но это не помешало ему попытаться
– Ты всегда был слабаком, Кайт. Но если ты отпустишь меня, я сохраню твоё наследство. В твой день рождения я дам тебе то, что ты хочешь. Я отдам тебе все.
Я стиснул челюсти, толкая отца к деревянной стойке.
– Мне не нужны твои деньги.
Он споткнулся.
– Это не мои деньги. Это твое. Я был просто хранителем сейфа, пока ты не достиг совершеннолетия.
– Чушь собачья.
Я перерезал веревку вокруг его запястий — ту же самую веревку, которая была обернута вокруг запястий Нилы — и толкнул его назад.
Он хрюкнул, когда его спина врезалась в стойку, его одежда смахнула пыль с дерева. Он попытался оттолкнуться, но я оттолкнул его. Он потерял равновесие и растянулся на хитроумном устройстве.
Не раздумывая, я накинул петлю веревки, которую только что снял с его запястий, ему на шею и перешел на другую сторону платформы размером с односпальную кровать. Бечевка зацепилась за его подбородок, заставляя его выгнуться назад, удерживая его прижатым и задыхающимся.
Его пальцы боролись с заточением, гневные проклятия готовы были сорваться с его губ.
Я не дал ему возможности заговорить. Я потянул сильнее.
Чем сильнее я тянул, тем сильнее становились его эмоции. Я мог игнорировать их... пока.
– Ничто из того, что ты говоришь, не может спасти тебя, старик. Я многому научился у тебя за эти годы. Давай посмотрим, как много я помню.
– Подожди... — пробормотал Кат, когда я привязал веревку к крюку ниже края, удерживая его шею задушенной. Он неловко лежал, свесив ноги в сторону. Обойдя его спереди, я схватил его за колени и толкнул его тело на стол.
Он не мог остановить меня, слишком сосредоточенный на борьбе с веревкой, чтобы дышать.
Как только его тело оказалось в нужном положении, я схватил его размахивающие руки. Сжав его правую руку, я прижал её к дереву над его головой, обернул кожу вокруг его запястья и крепко закрепил.
– Нет, подожди!
– Его голос хрипел, пальцы вцепились в горло.
Он продолжал тяжело дышать, пока я молчал, двигаясь вдоль стола, чтобы захватить его правую ногу. Кожа стала жесткой от возраста и крови, но мне удалось обернуть ее вокруг его лодыжки, отодвинув джинсы в сторону и туго застегнув.
– Джетро, остановись.
Я не подчинился.
Я осторожно переместился на левую сторону стола. Его левая нога попыталась лягнуться, когда я ударил его коленом о стол. Я боролся с ним, чтобы застегнуть ремень. Я задыхался от напряжения, но победил.
Я был слаб. Уставший.
И все же у меня было достаточно сил, чтобы подчинить его.
Наши взгляды встретились, когда я обошел стол, потянувшись к его левой руке.
– Не надо.
Его глаза расширились, когда я с силой убрал его пальцы с шеи, бесцеремонно ударив по дереву над его головой. Склонившись над ним, его грудь поднималась и опускалась, когда я обмотала кожу вокруг его запястья и закончил последнюю привязку.