Последний долг

Винтерс Пэппер

То же самое произошло бы, если бы я продолжил с моим отцом.

Я должен был закончить то, что начал, прежде чем соскользну в безумие.

Он еще недостаточно заплатил. Он не научился тому, что ему было нужно.

Я выдерживал и худшее.

Я мог бы вынести еще большее наказание.

Засунув дубинку за пояс, я обошёл вокруг стола.

Кат ахнул, его глаза наполнились слезами, но он изо всех сил старался следовать за мной.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Джет? Что я сожалею? Что я сожалею о том, что сделал, и прошу у тебя

прощения?

Он напрягся, когда мои руки потянулись к рычагу, которым он так часто пользовался. Слова слетали с его губ.

– Послушай, мне жаль, хорошо? Мне жаль, что я так много от тебя просил, когда я знал, что ты боролся. Мне жаль, что я причинил боль Жасмин. Я сожалею о том, что сделал с Нилой. Черт, Джет, прости меня.

– Недостаточно хорошо.

Обхватив пальцами отполированное от пота дерево рычага, я пробормотал:

– Я думаю, мы можем добиться большего успеха.

Мои мышцы напряглись, когда я нажал на механизм. Первый поворот прозвучал так, словно открылись врата ада, застонав и завыв, когда старое дерево пришло в движение после столь долгого времени.

– Подожди!

Кат извивался, когда кожа медленно затягивалась вокруг его запястий и лодыжек.

– Послушай мои мысли. Обрати внимание. Я говорю правду.

Печально было то, что он действительно говорил правду. Он искренне сожалел. Он сгорал от извинений и охотно брал на себя ответственность за все, что сделал.

Но этого было недостаточно, чтобы сожалеть. Он должен был пожалеть, что вообще сделал это.

Сделав прерывистый вдох, борясь со слабостью и лихорадкой, я снова повернул рычаг. Шестеренки и зубцы встали на место, приветствуя каждый поворот. Пригнувшись над Катом, я надавил, потянул чуть сильнее.

– Готов вырасти на несколько дюймов?

Кат зажмурил глаза.

– Пожалуйста...

– Ты не можешь умолять.

Я дернул рычаг, сделав полный оборот.

Стойка повиновалась, раздвигаясь под ним, стягивая конечности Ката с мучительной силой. Кожа на его руках и ногах натянулась, как аккордеон, на котором играли по максимуму, отчего его плоть покраснела, когда его дернуло в двух направлениях.

Кат закричал.

Я нажал снова.

Стол боролся с телом Ката, рыча от невольного напряжения, заставляя его вытягиваться за пределы естественного комфорта.

Он закричал громче.

У меня зазвенело в ушах, и мое состояние пошатнулось, когда слишком много мыслей столкнулось в голове Ката. Мне было плохо оттого, что я стал этим монстром — зверем, добровольно принимающим боль моего отца. Но в то же время я чувствовал себя искупленным — как будто я наконец стал тем человеком, которым хотел меня видеть Кат, и только теперь заслужил его похвалу.

– Достаточно плотно для тебя?

Мой вопрос был скрыт за стонами Ката, когда я еще раз нажал на рычаг.

Подвижные части стойки подчинились, раздвинувшись еще больше, разорвав несколько связок, врезавшись в плоть моего отца кожаными манжетами.

Кат больше не кричал,

но дикий крик сорвался с его губ. Его лицо сморщилось, а кожа побелела от боли. Его спина выгнулась, плечи напряглись, а пальцы ног вытянулись. Его руки оставались сжатыми в кулаки, ногти впивались в ладони, пока его тело боролось, чтобы остаться вместе.

Я знал, что он чувствовал — не потому, что чувствовал его, а потому, что был в том же положении, что и он. Я был крепче. Я был моложе. Его плечи будут первыми, кто сдастся. Они выскочат, чтобы его суставы немного дольше боролись с напряжением. За ними последуют другие суставы. В зависимости от того, насколько туго натянута стойка, колени вывихнутся, сухожилия лопнут, мышцы разорвутся, а кости сломаются.

Эта форма пытки была одной из худших, применявшихся в средневековье, и не только для жертвы в объятиях дыбы, но и для жертв, наблюдавших за ней. Тошнотворный разрыв частей тела, отказывающихся от борьбы. Ужасающий треск разваливающихся суставов.

Признания давались охотно, просто ожидая своей очереди.

Зашел бы я так далеко?

Стал бы я медленно рвать его на куски, затягивая петлю, пока его конечности не перестанут сопротивляться и просто не распадутся?

Мог ли я быть таким бессердечным и безжалостным?

Давайте выясним.

Мои ладони покрылись тошнотворным потом, когда я в последний раз нажал на рычаг. Стол треснул, кожа заскрипела, и Кат содрогнулся от криков.

– Бл*дь, прекрати. Боже, чего ты хо….хочешь? Прекрати...

– Мне ничего от тебя не нужно.

Удерживая стол от расшатывания, я убрал руки со стойки. Его глазницы были на пределе.

Было удивительно, насколько подвижным было человеческое тело. Час в таком положении - и хрящи медленно лопнут, сухожилия растянутся, а кости вздрогнут от облегчения. Но как только его освободят, тело снова срастется воедино.

Я знал.

Я был ходячим доказательством.

Снова обхватив пальцами дубинку, я обошел вокруг стола. Вопрос Ката резонировал в моем сознании. “Чего ты хочешь?” Честно говоря, я ничего не хотел. У меня была Нила — она была всем, что мне было нужно. Но я делал это не только для нее. Жасмин имела значение, Кестрел, даже Дэниэль.

Я делал это для них.

Резко остановившись, я посмотрел на своего отца.

– Знаешь, что? Есть кое-что, чего я хочу от тебя.

Я переместился от головы к ногам.

Кат попытался посмотреть вниз на свое тело, но давление на плечи и руки не позволяло ему поднять голову.

– Что... что угодно. Назови, и это будет твоим. Ты хороший сын, Джетро. Мы можем забыть об этом и двигаться дальше.

– В некотором плане ты прав, отец. Я забуду и буду двигаться дальше. Но ты потерял эту роскошь, когда украл Эмму у ее семьи и позволил Бонни так долго манипулировать тобой.

Как только все это закончится, я разберусь со своей бабушкой. Я заставлю ее пожалеть о том, что она играла роль кукловода в своей собственной семье.