Последний довод побежденных
Шрифт:
В то же мгновение стекло на втором этаже особняка, немного левее крыльца, разлетелось от удара изнутри. Осколки еще не успели достигнуть земли, как темный проем окна осветился оранжевой вспышкой выстрелов. Пули загрохотали по перилам, по доскам ступеней, чавкнули в тело зарезанного предателя. Свиридов, мгновенно сориентировавшись, втолкнул Илюхина в дом, избегая обстрела. Похоже, сделать все чисто и безошибочно у них не получилось. Вторая очередь прошила тонкую крышу. Пули вонзились в доски настила, в том самом месте, где секунду назад стояли лейтенант с сержантом.
Диляров плотно прижал приклад автомата к плечу.
Диляров вжал спусковой крючок, тут же отпуская его, и вновь. Короткие, по три-четыре патрона, очереди настигли увлеченного стрелка. Он вздрогнул, издал приглушенный всхлип и как-то нелепо задергался. Автомат, выпав из его рук, глухо шмякнулся о землю под окнами. Следом, буквально через мгновение, из окна вылетел небольшой, крутящийся предмет, мгновенно опознанный Диляровым:
— Граната! — в голос рявкнул он, растягиваясь за своим укрытием из штабеля колотых дров.
Разрывая тишину и ставя жирную точку в этапе благополучного течения операции, грохнул гранатный разрыв. Взвизгнув, осколки прошлись по саду, срубая ветви деревьев и кустарников.
Диляров считал про себя. Гранаты должны бросаться парами. Одна и за ней вторая, чтобы противник, почувствовав себя в безопасности, нарвался на второй подрыв. Остановившись на семи, лейтенант вынырнул из-за штабеля, беря под прицел злополучное окно. Слева прострекотал трофейный МР-38 Клыкова, разбивая пулями соседний проем. Кто-то еще открыл огонь, расщепляя оконную раму, разнося остатки стекол. Подавляющий огонь. Одна из составляющих штурма. Не тихой ночной операции, а полноценного штурма. Будто в добавление к этим мыслям, в доме хлопнул гранатный разрыв.
— Это авантюра, капитан, — Свиридов покачал головой. Помешал в кружке чайной ложкой, размешивая сахар в кофе, стараясь не смотреть на советского разведчика.
Он предпочитал устремить взгляд в сад, раскинувшийся на заднем дворе. Возможно, он был в какой-то мере и прав — освещенные ранними лучами солнца, еще не скинувшие листья яблони и вишни были чудо как хороши. Подрезанные, аккуратные, с подвязанными ветвями. Расчерченный дорожками, усыпанными песком, сад удивлял своей аккуратностью и красотой. Еще висели на ветвях небольшие, но сочные и красные «зимники» — подходи да бери. Не хотелось.
Вообще не хотелось ничего после ночной работы. Разве что вот так посидеть спозаранку, с кружкой чая, ну или кофе, если уж на любителя. Посмотреть на поднимающееся из-за горизонта в стылой дымке холодного утра солнце. Обсудить положение вещей.
— Нет ни плана, ни достаточных сил, капитан… — добавил Свиридов через несколько секунд. Вновь качнул головой, прижал большим пальцем ложку, оставшуюся в кружке, и сделал глоток.
— У меня есть приказ. И этого достаточно, — возразил все так же негромко, не решаясь спорить с соловьиной длинной трелью, доносящейся из недалекой рощи, Терехов. Он все понимал и убеждать никого не хотел. Тем более сейчас, когда все было решено.
— У нас просто нет выхода, — прозвучало не вопросом, а констатацией факта. Следует отдать должное, услышав цель всего предприятия, Свиридов не пал духом, не устроил истерики,
Терехов, принимая все эти внешние атрибуты, ни на секунду не расслаблялся. Да, отныне его и лейтенанта связывало нечто большее, чем призрачные обещания. Ночной бой не принес потерь ни советским разведчикам, ни бывшим бойцам РОА. Его вообще можно было бы посчитать удачным, если бы не одно «но» — взорванная вместе с немцами рация.
И если раньше для Терехова существовала теоретическая возможность связаться с командованием, попытаться выбить дополнительные силы, то теперь он вновь был у «разбитого корыта». И вариант с привлечением бойцов РОА к выполнению задания, поначалу скороспелый и шаткий, теперь оставался единственно верным.
Свиридов и его люди доказали сегодняшней ночью, что в бою смелы и отважны. Факт этот Терехов оценил, но от переоценки воздержался. Здесь, сейчас, каждый сам за себя, вот о чем следует думать и помнить в первую очередь.
— Выхода нет, — кивнул капитан, пригубил из кружки, и требовательно посмотрел на своего союзника. — Что можешь предложить?
Тот, встретив взгляд оппонента, слегка пожал плечами, демонстрируя полное незнание, и закусил некрасиво губу. И тут же, полностью опровергая якобы отсутствие своих мыслей, заговорил. Заговорил толково и обстоятельно, явно включаясь в процесс обсуждения.
— Место я знаю. Здесь недалеко. Если все, что мне известно, правда, то сюда, за Молочную, подойти никто не должен. Пока немцы стараются вас… — Он сбился, произнеся последнее слово, принужденно усмехнулся, взглянув на капитана, и продолжил. — Вас сдержать до линии Вотана. Судя по всему, им это не удастся, поэтому основным сосредоточением сил будет Молочная. Сюда точно никого не перебрасывали, более того, и народ угоняли на запад, и части тоже уводили туда. Так что в плане скрытности, наверное, нам везет. Про восточные батальоны тут знают, и мы, полагаю, можем подойти к этим твоим саперам. Вопрос, что дальше. Если это рота, то сам считай, не меньше ста пятидесяти бойцов. Что у вас самих с планом было?
— Нас было больше при проходе нейтралки… гораздо больше. Здесь должен был быть партизанский отряд, на этом строился расчет, — Терехов не видел нужды скрывать затею. Тем более она была на поверхности, прозрачна и, главное, сейчас недостижимо далека. Навредить раскрытие ушедшего в небытие плана уже никому не могло.
— Послушай, капитан, — внешне твердо, но внутренне колеблясь, начал Свиридов, — если ты хочешь шашки наголо и геройской гибели, то это не по нам. Я смотрю, у тебя вариантов особо нет. Похоже, наши пути-дорожки расходятся.
Лейтенант РОА замолчал, поглядывая на Терехова, ожидая его реакции. Капитан же тем временем, будто и не произошло ничего, мерно отхлебывал кофе, наблюдая, как золотятся осенние листья, окрашенные поднимающимся солнцем. И думал о том, что воюет с третьего дня войны. Что за это время прошел, прополз, бегом преодолел тысячи и тысячи километров родной земли. И усталость от сделанного рано или поздно должна была, просто обязана была его настичь. Так и хотелось сказать. Крикнуть тому, кто отвечает за все это — за моральные, физические силы, за сталь характера, за его бронзу, золото ну или что там еще? Мол, не сейчас, подожди, вот это последнее задание, ну вот надо его сделать, и все тут. Кровь из носу, а надо. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что подобная апатия до добра не доведет.