Последний герой
Шрифт:
– Тебя как зовут?
Этот простой вопрос подействовал на Люсика, словно хлыст на молодого жеребчика; он вздрогнул, мотнул головой и шарахнулся в сторону от подошедшего к нему Малеванного.
– Ты что, с прибабахом? – Вор потянулся и зевнул, показав золотые фиксы. – Как тебя кличут, малахольный?
– Меня?
– Может, тебе уши прочистить? – с угрозой спросил Малеванный.
– Люци… – начал было Люсик, но вовремя спохватился и ответил совсем не то, что было на языке: – Лукьян.
– А меня окрестили Григорием. Вот
– Простите… а как вас по батюшке? – осторожно поинтересовался воспрянувший духом Люсик.
– Ги-ги… – коротко рассмеялся несколько смущенный вор; последний раз по отчеству его называли давно – в суде при оглашении приговора. – Батю звали Иваном… крепкий был мужик. Бывало, как примочит кого с левой, мало не покажется, – приврал он без зазрения совести. – Когда ходили стенка на стенку, числился в главных закоперщиках.
– Значит, Григорий Иванович… – уважительно соединил имя и отчество вора Люсик.
– Ну… – Вор остро взглянул на собеседника, отчего Люсик потупился и покраснел.
«Эге-ге… – подумал Малеванный. – Чтой-то ты, братец, на девку больно похож. Слабак. Маменькин сынок… Еще один кандидат в шестерки. Нужный человек…»
– Вот что, Лукьян, – сказал вор, стараясь добавить в голос начальственный металл, – буди остальных. Будем совет держать.
Люсик коротко кивнул и растолкал сначала Фиалку, а затем и Гараню.
На удивление Кроша поднялась сама. Ни на кого не глядя, она без стеснения сняла верхнюю одежду, оставшись только в трусиках и лифчике, и вошла в воду. Немного поплавав и поныряв, она возвратилась на берег и спросила Люсика охрипшим, но достаточно бодрым голосом:
– Есть чего-нибудь попить?
– Конечно, – предупредительно улыбнулся Люсик. – Вот, держи…
Он подал ей кокосовый орех, предварительно проделав в нем с помощью мачете небольшое отверстие.
Фиалка, немного поколебавшись, все-таки пошла в заросли по своим делам. Пробыла она там недолго и выскочила на пляж словно ошпаренная. Но тут же устыдилась своего поведения и к остальным подошла уже ровной, неспешной походкой.
Гараня даже не думал вставать. Он лежал на спине, бездумно таращась в небо. Утрата спиртного казалась ему страшным горем. Внутри у него все горело, голова была пустая и гулкая, как барабан, а тело стало чужим и непослушным. Ему хотелось умереть.
– Ну что, братва шебутная, пора приниматься за дело, – начал свою речь Малеванный, намеренно проигнорировав тот факт, что Гараня никак не откликнулся на его призыв провести собрание. – Нам нужно, во-первых, найти пресную воду, во-вторых, сварить кашу и позавтракать, а в-третьих, построить хибару. Вопросы есть?
Девушки промолчали. Фиалка встревоженно поглядывала на Гараню, который был бледен и совершенно недвижим, словно его разбил паралич, а Кроша пыталась расчесать пятерней мокрые волосы. Ответил Малеванному только Люсик:
– Никак нет, Григорий Иванович. Все ясно. – Он подобострастно ухмыльнулся.
– Разделимся
– Я пойду с ним! – воскликнула Фиалка.
– Ты останешься здесь! – отрезал Малеванный. – Склепаем хазу, ходи с кем хочешь и где хочешь. А пока делай что тебе говорят.
– Нет, я хочу с ним, – упрямо боднула головой Фиалка.
– Слушай, лялька, не нарывайся на неприятности. Мастырь, что тебе говорят. Иначе…
– Что – иначе? – с вызовом спросила Фиалка, сверкая глазами и раздувая в гневе ноздри.
– Отметелю, как последнюю шаболду.
– Только попробуй…
– Ну ты, коза, потише на поворотах…
Малеванный опасливо покосился на мачете, рукоять которого Фиалка сжала так крепко, что побелели костяшки, и пошел на попятную.
– Видишь, в каком он состоянии? – сказал вор. – Лежит как дохлый краб. А чтобы соорудить шалаш, нужны силы. Я прав? – Он посмотрел, ища поддержки, на Люсика.
– Правы, Григорий Иванович, конечно, правы, – закивал Люсик.
– Ладно, пусть будет так, – подумав, согласилась с доводами вора Фиалка. – Что я должна делать?
– Срезай ветки и пальмовые листья на крышу, а ты, – вор повернулся к Люсику, – заготавливай жерди на каркас и лианы – они пригодятся вместо веревок. Кстати, а где наш бомж? – Малеванный поискал Самуся глазами и выругался. – Вот хитрован… – сказал он с невольной завистью. – Опять слинял. Свободный художник, мать его… Придет – пасть порву. Нехрен шляться без спроса где ни попадя.
Фиалка, которой снова не понравились речи вора, хотела было что-то возразить, но передумала; вызывающе сплюнув, она подошла к Гаране и принялась его тормошить.
– Вставай. Пора вставать. Ты меня слышишь?
– Слы-шу… – медленно, по слогам, ответил Гараня.
При этом выражение его лица совершенно не изменилось. Тоскливый неподвижный взгляд Гарани был по-прежнему намертво приклеен к небосводу. Не хватало лишь свечи в сложенных на груди руках, чтобы причислить бедолагу к мертвецам.
– Тебе плохо? – участливо спросила Фиалка.
– Не знаю… Н-наверное.
– Попей… – Фиалка заботливо подняла голову Гарани, и он с трудом проглотил несколько капель кокосового молока; большая часть жидкости пролилась ему на грудь.
– Сп-пасибо… – Гараню вдруг зазнобило, и он щелкнул зубами.
– Хватит вам разводить тары-бары, – со злостью сказал Малеванный. – Время идет, а мы еще не жрамши. Лукьян, помоги поднять нашего алкаша. Тащите его в воду, может, оклемается быстрее.
Фиалка и Люсик общими усилиями поставили Гараню на ноги и повели к воде. Гараня, словно робот, механически переступал ногами и досадливо морщился, но не сопротивлялся.