Последний гетман
Шрифт:
Следующим был уроженец города Нежина и выпускник Киевской Духовной академии, а ныне архиепископ Белорусский Георгий Конисский. Он не побоялся приехать из польско-литовских земель, из Могилева, где была его кафедра. Ветры и с той стороны дули теперь в унисон ветрам российским. Униаты все еще давили православных, но уже всходила звезда Станислава Понятовского, которого не случайно считали любовником Екатерины. А раз русская корона хочет, что ему пора быть польским королем – кто может это воспретить? Удержать православного архиепископа от коронации Екатерины было невозможно. Поздравление его стало поистине
«Оставим астрономам доказывать, что земля округ солнца обращается: наше Солнце вкруг нас ходит, и ходит для того, дабы мы в благополучии почивали. Исходиша, милосердная Монархиня, яко жених от чертога своего; радуетися, яко исполин, тещи путь. От края моря Балтийского до края Эвксинского шествие твое, да тако ни един из подданных твоих укрыется благодетельные теплоты Твоея! Хотя же мы и покоимся Твоим беспокойствием, и не горькими хождениями твоими сидим сладко, всяк под виноградом своими под смоковницею своею, яко же Израиль во дни Соломона…»
Гетман казачками своими неотесанными в это время занимался, но передали ему: Государыня привстала и преклонила колени перед столь красноречивым пастырем. Он обещал покой православным, все еще пребывающим в польском подданстве. Как знала Екатерина: да будет так, и скоро!
А дальше что? Само собой, пир знатен. Гетман на эти дела не скупился.
Опять же, во время пира – что? – невоздержанные языки и всякой речи послабление. Уж на что Кирилл Разумовский крепок был – не выдержала душа. Осень-то – ясная, теплая. Не все ж за креслом Императрицы стоять – для того есть более молодые камергеры. После речей и застолий вышел свежим воздухом подышать. В свой любимый сад, уже порядочно разросшийся…
Гетман был польщен тем, что Императрица остановилась именно в его подмосковном имении. В самом деле, нельзя же было прямо с дороги въезжать в Первопрестольную. Елизавета – да, она прямиком катила в Головинский дворец, неоднократно горевший и вновь восстанавливаемый. Но что позволялось дочери Петра Великого, не было позволено бывшей принцессе захудалого немецкого княжества. Чем дольше отстукивали часы от событий 28 июня, тем придирчивее становилась Екатерина к самой себе. Кажется, в ее душе стоял какой-то часовой с ружьем; направо ли, налево – повиновалась безропотно. Она не могла терпеть соглядатаев, хотя всегда казалась безупречно радушной к людям. Но это было вышколенное радушие; едва ли она испытывала к кому-то искреннюю привязанность. Включая и Григория Орлова, увы… Инстинкт самоудовольствия, не больше; пройдет не так уж много времени, как будет не нужен и он. Не ревность, не злорадство – внутренний голос о том говорил. Этот же голос и спросил: к чему ночная встреча людей, словно бы ищущих друг друга?!
Без сомнения, это ломился Орлов. Прямо через кусты, напрямик. Разумовский мог бы незаметно отвернуть в сторону, тем более что все закоулки сада были прекрасно знакомы. Но нос к носу сошлись.
– Ба, граф Кирила!
– Ба, граф Григорий!
С легкой руки Императрицы Орлов недавно получил немецкое графство. Тут, кроме женского, был и обычный «политикёс». Фридрих заискивал перед Российской Государыней, истощенный только что прошедшей Семилетней войной, а что могло быть лучше оказания услуг нетитулованному
– Право, граф Григорий, мы как будто свидание в этих кущах назначили?
– А почему бы и нет, граф Кирила? Осточертели мне эти царские пиры!
– Ого! Смелые, брат, речи, зело смелые… Но пиры-то не царские – графские. В большу-ую копеечку мне обошлись!
– Так ведь можно было и не набиваться на гостеприимство? Столь разорительное?
– Можно было и новому графу не утруждать себя столь дальним вояжем, а заняться устройством своих именьиц.
Тут был нехороший попрек, и Разумовский поспешил замять ненужный разговор:
– Да, но о чем это мы?.. Вот русская привычка! – Да и хохлацкая, – поправился он.
– Да хоть и немецкая, – совсем дружески шел на сближение Орлов. Оставалось только удивляться: истинные заговорщики!
Орлов появился из боковых кустов. Кирилл шел по одной из главных аллей. Там была протянута по шестам сигнализация, он дернул за один из свисавших шнурков. Двух минут не прошло, как выскочил на свет горевших плошек Измайловский денщик, с походным подносиком, разумеется. А столики – вот они, по бокам укрытно расставлены.
– Ловко! – похвалил Орлов.
– Поживете с кое, наловчитесь. Орлов явно хотел поговорить.
– Даже не знаю, стоит ли забивать ваши уши всякими сплетнями…
– Ну, если дельные?
– В том-то все, что не бездельные… – недолго мялся Орлов, пока два бокальчика опрокидывал. – Вы не слишком доверяете Григорию Теплову?
Кирилл Разумовский задумался. Что-то ведь такое у него в душе было… Слишком быстро Теплов отходил и от гетмана, и от президента Академии, и от ученика своего, наконец. Ответил уклончиво:
– Привык, граф Григорий. Доверяю безмерно…
– Все мы без меры, граф Кирила… По вхожести своей в покои Государыни, я, может, что и лишнее ведаю, да не все ж болтаю. Но вот например, не хвастался ли пред своим благодетелем Теплов, что за день до поездки в Москву он был удостоен звания статс-секретаря? Звание немалое.
Нет, Теплов не хвастался, а граф Кирила ведать о том не ведал.
– Что ж, Императрице неловко, что имеет дело с простым секретарем. У Елизаветы Петровны был барон Черкасов, ну а у Екатерины Алексеевны статс-секретарь?
Орлов посмеялся:
– А если я дальше продолжу? В такой или еще большей роли он войдет и в Сенат… Нет, пока звания сенатора не получив. Пока! Но он уже действительный статский советник? За два-то месяца?
Посмеялся и Разумовский:
– Уж не ревнуете ли вы, граф Григорий? Орлов обиделся:
– Я мог бы ревновать к вам, граф Кирила. Но не к сыну же истопника!
В таком разговоре оба начисто позабыли, что сами не из древних родов вышли. Первым Разумовский опомнился:
– М-да, тут стоит поразмыслить…