Последний год

Зуев-Ордынец Михаил Ефимович

Андрей дрогнул лицом.

— Вы сказали: нам отступать?!..

— Да, нам отступать! — коротко отрезал Македон Иванович. — Неужели я вас одного отпущу? Судьба нас свела, разведет только смерть. Да не глядите вы на меня такими бараньими глазами! Мне и самому размяться хотелось. А то штаны к лавкам присохнут!

— Македон Иванович, вы сумасшедший! — звонко, взволнованно сказал Андрей.

— А вы? Такой же! Прикидываетесь тихоньким, а внутри у вас вулкан, дым и пламя! — Капитан вытащил платок со сражением

и громово высморкался, что было у него признаком большого волнения. — Теперь обсудим нашу ретираду. Куда, в какую сторону, какой дорогой ретироваться будем? Ваше мнение, корнет?

— Полагаю, господин капитан, что дорога для отступления одна. Та, которой я пришел сюда с индейцами. Иных дорог для связи редута с внутренними областями страны не существует.

— Мысль отменная. А другой дороги, значит, не существует?

— Другой дороги не вижу.

— Вот этим и плоха ваша дорога, Андрей Федорович. Пинк и Шапрон тоже другой дороги не видят и, значит, эту, единственную нашу дорогу либо перегородят заставами, либо пошлют за нами погоню, в хвост нам вцепятся! Согласны?

— Согласен. Но выбора у нас нет.

Македон Иванович не ответил. Он ходил по избе, заложив ладони под мышки и шевеля в раздумье бровями.

— Существует, Андрей Федорович, и еще одна дорога! — остановился он, наконец, и вытащил ладони из-под мышек. — Только не знаю, можно ли ее в полном смысле дорогой назвать. Через хребет святого Ильи! С Ильи спустимся в Канаду, к форту Селькирк. А форт тот стоит на Юконе. По Юкону выйдем мы снова на Аляску. Ищите тогда вашего индеанского вождя.

— Через Илью не только дорог, и троп нет. По следам горных козлов пойдем?

— Мы с Женей и по козлиным следам прошли, — глухо ответил капитан.

Андрей смутился, не зная, что сказать. Неосторожным своим сомнением он заставил Македона Ивановича вспомнить об их трагическом для Дженни походе через святого Илью. Капитан тоже долго молчал, будто вглядывался печально в те далекие годы.

— Я во всем полагаюсь на вас, Македон Иванович, — после тяжелой паузы сказал доверчиво Андрей. — Куда поведете, туда и пойду.

— За доверие великое спасибо, ангелуша, — потеплел голос капитана. — А коли на этом порешили, начнем собираться в поход. Отец Нарцисс, а ты не с нами ли? Не по дороге нам?

— Разойдутся наши тропы, Македонушка. И сойдутся ли, не знаю. — Темные, меченные цингой губы монаха задрожали. — К чадам моим возлюбленным, новокрещенным, насовсем ухожу. С ними буду век доживать. Охранять их буду сколь смогу, ибо чую, погубят их теперь страшно и всеконечно! Видел я в Икогмюте папистов-иезуитов, протестантов, баптистов и прочих сектаторов. Прилетели уж! Веселые, сытые, своей святостью гордые! Такие слезы индиана да алеута не утрут! Нет, не утрут!

— Хватился монах, когда смерть в

головах! — тихо и задумчиво обронил Македон Иванович и некоторое время молчал. Потом взял в обе руки волосатую руку отца Нарцисса и поцеловал ее. — Быть тебе, отче, в раю за доброту твою.

— О рае господнем не пустословь, дурак! — сердито выдернул руку монах. — Лучше скажи, собак своих мне дашь? Я сюда на байдаре приплыл. Без отдачи возьму.

— Бери! Чего надо, все бери! В кладовушке ружьишек десяток висит. Бери, индианам отдай. Они ружьишкам дело найдут…

— Постой-ка, Македон Иванович, — внезапно остановил Андрей капитана, вытянув к нему руку. — За палисадом собаки лают! На человека лают!

Все затихли, прислушиваясь. Приглушенный собачий лай звучал напористо, тревожно. И тотчас на дворе гулко залаял Молчан.

— Тревога! В ружье! — закричал Македон Иванович и, схватив «медвежатник», выбежал из избы. Андрей и Нарцисс также с ружьями выбежали вслед за ним.

На дворе услышали, что в редутные ворота бьют чем-то тяжелым, наверное, прикладом. Собаки за палисадом уже не лаяли, а выли злобно и беспощадно.

— Отойди от ворот! Стрелять буду! — крикнул капитан. — Кто такие?

— Друзья пришли! Отпирайте! — закричал за воротами по-английски молодой сильный голос.

— Друзья ночью не приходят! — тоже по-английски крикнул капитан. Открыв смотровую форточку, он высунул ружье. — Отойди, стреляю!

— Седая Голова, я пришла к тебе, — сказал несмело за воротами женский голос. Женщина говорила по-индейски.

— Не пойму… или послышалось мне? — стих Македон Иванович.

— Это Айвика! — закричал Андрей, хватаясь за засов.

РУКУ ДРУЗЬЯМ ПРОТЯНУТЬ…

Айвика медленно и ласково гладила руки Андрея.

— Ты звал меня, Добрая Гагара?

— Звал, Айвика.

— Я услышала. Я пришла.

Девушка порывисто обхватила Андрея за шею и прижалась к его щеке пылающим лицом и ресницами, полными горячих слез. Потом также порывисто отклонилась с улыбкой виноватой, беспомощной и нежной.

— О-о, вот почему девчонка так рвалась сюда, в форт! — весело сказал за спиной Андрея молодой сочный бас.

Андрей обернулся и только теперь разглядел как следует людей, пришедших на редут вместе с Айвикой. Их было двое, два траппера. Один, широкоплечий и широкогрудый, массивный и очень высокий, выше даже Македона Ивановича, судя по широкому прочному подбородку и выступающим крупным и длинным зубам, был явно американец. Во всем его огромном теле чувствовалась сила скрытая, но способная к быстрому, точному и опасному действию. Второй, очень красивый и очень молодой, почти подросток, смуглый, с черно-смоляными, как у индейцев, но вьющимися волосами, был, конечно, канадский француз.