Последний Хранитель Империи
Шрифт:
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок:
— Вы пытаетесь сказать, что мой Покров какой-то… древний? Из тех времён?
— Не совсем, — она покачала головой. — Скорее, аномалия. Мутация, возможно. Что-то, что не укладывается в рамки существующей системы. И именно поэтому, — она понизила голос, — некоторые члены Совета считают таких магов опасными. Вот они и прислали Корнилова, чтобы тебя проверить.
— А вы? — я внимательно посмотрел на неё. — Вы тоже считаете меня опасным?
— Я считаю тебя невероятно
— Зачем вы мне помогаете? — спросил я. — Что вы от меня хотите получить?
Вершинина наклонилась ближе, и её голос стал еле слышным:
— Правду, Арсений. Я хочу раскрыть тайну твоего Покрова. Понять, что он такое. Как он работает. И может ли он раскрыть нам секреты древней магии, утраченные многие тысячелетия назад.
Она выпрямилась и заговорила уже обычным голосом:
— Завтра, после заседания, найди меня. Я оформлю необходимые документы, и ты станешь моим помощником. Будешь помогать с исследованиями, разбирать архивные документы, проводить эксперименты… и попутно мы будем изучать твой Покров.
— А если Корнилов не одобрит? — спросил я, не совсем доверяя её плану.
— Академия обладает определённой автономией, — хитро улыбнулась Вершинина. — Даже Совет Двенадцати не может диктовать, кого профессорам брать в помощники. К тому же, — она понизила голос, — не все члены Совета согласны с политикой Корнилова. У меня есть… друзья в высоких кругах.
Я кивнул, чувствуя странную смесь эмоций — недоверие, любопытство и какое-то дикое, необъяснимое воодушевление.
— Только будь осторожен, — предупредила Вершинина. — Пока мы не разберёмся в природе твоего Покрова, лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Никаких экспериментов без моего присмотра. Никаких разговоров о том, что я тебе рассказала. Особенно с твоими друзьями.
— Даже с Ритой? — нахмурился я.
Вершинина замешкалась лишь на мгновение:
— Особенно с ней. Маргарита дочь члена Совета. Мы не знаем, кому она может передать информацию, даже не желая тебе зла.
Это было неприятно слышать, но в её словах был резон.
— Хорошо. — Уже у двери я остановился и обернулся: — Профессор, а что если… что если мой Покров действительно какой-то особенный? Что, если это не просто аномалия?
Вершинина долго смотрела на меня, словно раздумывая, сколько мне можно рассказать.
— В истории Академии, — наконец произнесла она, — было несколько случаев… необычных Покровов. Они никогда не документировались официально. Эти студенты исчезали, а все материалы о них пропадали из архивов. Словно их никогда и не существовало.
Она подошла ко мне и прошептала:
— И пожалуйста, Арсений, постарайся не влипать в неприятности, пока мы со всем не
А вот это, госпожа профессор, было практически невыполнимо.
Глава 6
Разведка
Я стоял у дверей зала заседаний, сжимая в руках свое академическое личное дело — толстую папку, заполненную в основном докладными и выговорами. «Отличительная черта выдающегося студента», как я любил шутить.
Прошло около часа с начала заседания комиссии. Час, в течение которого моя судьба взвешивалась на весах академической справедливости. Точнее, на кривых весах, где на одной чаше лежал я со своим дефектным Покровом, а на другой — авторитет Корнилова и его четкое убеждение в бесполезности моего дальнейшего обучения.
Наконец двери распахнулись. Первыми из зала вышли несколько профессоров, которые старательно избегали смотреть мне в глаза. За ними показался Корнилов, бросивший в мою сторону холодный, оценивающий взгляд, словно я был образцом редкого жука, приколотого к доске. Последней появилась профессор Вершинина. Проходя мимо, она незаметно кивнула, давая понять, что наш плане еще в силе.
Секретарь комиссии, молодой аспирант с рыжими бакенбардами и легким нервным тиком на правый глаз, подошёл ко мне с официальной бумагой.
— Господин Вольский, — начал он с деланным сочувствием, — прошу ознакомиться с решением академической комиссии и поставить подпись о его получении.
Я взял протянутый лист. «Петергофская Академия Покрова… Вольский Арсений Николаевич… в связи с неудовлетворительными результатами… невозможностью дальнейшего обучения… отчислен из числа студентов…»
Всё как ожидалось. Три года в этих стенах закончились одним листком бумаги. Я медленно поставил подпись, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги.
— Примите мои соболезнования, — пробормотал аспирант, забирая бумагу. — Вы должны покинуть общежитие к концу недели.
За спиной послышались знакомые голоса. Я обернулся и увидел свою команду в полном составе — Рита, Филя и Серый стояли у колонны, ожидая окончательного вердикта.
— Ну что, бывший студент Академии? — Филя первым подбежал ко мне, хлопнув по плечу. — Как прошла казнь?
— Быстро и безболезненно, — я усмехнулся, помахав бумагой об отчислении. — Они даже не дали мне выступить с прощальной речью. А у меня была подготовлена такая эпичная тирада! С цитатами из древних философов и парой крепких словечек в сторону некоторых не особо сообразительных профессоров.
Рита подошла ближе, её лицо выражало искреннее сочувствие:
— Мне жаль, Сеня. Это несправедливо.
— Жизнь вообще несправедлива, милая. Иначе я бы родился с нормальным Покровом, а не с этой капризной дрянью, которая включается и выключается как неисправный фонарь.