Последний император

Пу И

Люди, которых трудно оценить

Однажды, после праздника весны 1956 года, начальник тюрьмы рассказал нам о внутреннем положении страны, а потом объявил решение:

— Вы уже проработали материалы по первой пятилетке, коллективизации сельского хозяйства и социалистическим преобразованиям в области кустарной промышленности, а также частной промышленности и торговли. Вы также знаете из газет об осуществлении в нескольких крупных городах страны совместной эксплуатации предприятий с государственным и частным капиталом. Знания, полученные вами о социалистическом строительстве, не ограничиваются

только материалом из книг. Чтобы совместить теорию с практикой, вам следует ознакомиться с реальной ситуацией в стране. В связи с этим правительство вскоре организует для вас экскурсии, сначала в город Фушунь, а затем и в другие города.

В тот день повсюду царило радостное оживление. Многие были взволнованы, некоторые считали это предзнаменованием грядущей амнистии. Я думал иначе, так как допускал подобный исход в отношении кого угодно, только не себя. Я не только не таил надежд на амнистию, но даже разволновался по поводу предстоящих экскурсий и моего появления на людях.

Вечером того же дня возле клумбы я услышал, как люди обсуждали тему, которая волновала и меня.

— Как вы думаете, что будет, когда нас увидят простые люди?

— Раз нас будут сопровождать правительственные чиновники, вряд ли что-нибудь произойдет. Иначе правительство не разрешило бы нам выехать.

— Трудно сказать. А если народ начнет роптать? Я такое уже видел, я ведь выходец из семьи мелкого служащего. — Так говорил Лао Фу — высокий чиновник из Министерства сельского хозяйства бывшего правительства Маньчжоу-Го. Раньше он был мелким чиновником, занимавшимся фуражом в армии Чжан Цзолиня. — Если народ взбунтуется, кого станет слушаться правительство?

— Не волнуйся, правительство контролирует ситуацию, в противном случае нас бы не пригласили.

В это время к нам подошел новоиспеченный руководитель учебной группы Лао Чу, бывший дипломат марионеточного правительства Ван Цзинвэя, и вмешался в разговор:

— Думаю, что правительство не будет обнародовать наш статус. Что скажете?

— Думаешь, если не обнародует, так народ и не узнает? — не без сарказма заметил Лао Юань. — Думаешь, если на Северо-Востоке тебя не знают, то и ладно? Достаточно им узнать хотя бы одного, и все станет ясно! А одного узнать нетрудно!

Слова Лао Юаня задели меня за живое. Народ этого региона в течение десяти лет был вынужден отвешивать поклоны "облику его превосходительства". Узнать меня можно будет без труда.

Народ Северо-Востока меня ненавидел. Как же правительство решилось поверить людям, что ничего не произойдет, когда они меня увидят? А если взбунтуются, потребуют ли они от правительства публичного суда? Лао Фу правильно задал вопрос: кого тогда будет слушать правительство?

В то время в моем представлении народ был самым неотесанным и самым темным. Я считал, что даже если правительство и коммунистическая партия приняли решение о снисхождении и проводят политику перевоспитания, то простому народу дела до этого нет. Он испытывает к нам ненависть и, если возникнет недовольство, то сможет применить самые жесткие меры. Сможет ли в этом случае что-нибудь предпринять правительство, я очень сомневался. Я считал, что самым лучшим способом утихомирить народ было принести "в жертву" меня.

Множество людей с большим воодушевлением приветствовало эту экскурсию, я же все время чувствовал беспокойство, как будто что-то должно было случиться. Я и предположить не

мог, что встречи с людьми и их прием полностью опровергнут мои ожидания.

Во время экскурсии меня ожидала масса неожиданностей, о которых я расскажу в следующей главе. А сейчас я хочу остановиться на некоторых поразивших меня личностях, которых не знаю даже, как и оценить.

Первой была простая молодая женщина. Она была из тех, кто выжил в трагедии в Пиндиншане. Сейчас она работала заведующей яслями при шахте открытого типа в городе Фушуне. Мы вначале туда и отправились. Руководство, рассказывая про историю шахты, поведало нам эту горькую историю.

К востоку от огромного карьера, в четырех километрах от центра города, находился поселок, в котором проживало более тысячи семей. Место это называлось Пиндиншань, и здешние жители главным образом трудились на шахте. Когда японские бандиты вторглись в северо-восточные провинции Китая, в этих районах, как и везде, появились добровольческие отряды, которые постоянно вели борьбу с захватчиками. В 1933 году, в праздник осени, ночью добровольцы южных районов Маньчжурии совершили нападение на вражеские позиции. Столкновение произошло в Пиндиншане. Было убито японское начальство шахты, а также более десятка японских охранников, сожжен японский склад. До рассвета бойцы-добровольцы передислоцировались в район Синьбина.

После их ухода японская военщина, обвиняя местных жителей в "пособничестве бандитам", решила отомстить им за ночной налет. На следующий день шесть небольших отрядов охраны окружили населенный пункт. Свыше ста девяноста японских солдат и их китайские пособники, примкнув к винтовкам штыки, выгнали жителей из домов и, не разбирая, кто старики, кто женщины и дети, согнали всех на близлежащий холм. Когда там собралось более трех тысяч человек, на японских грузовиках появились до сих пор скрытые под черными покрывалами пулеметы и началась стрельба. Свыше трех тысяч человек, включая больных стариков и беременных женщин, оказались жертвами кровавой бойни. Бандитам этого показалось мало, и они каждого закалывали штыком. Тех, кто еще дышал, добивали сапогами, выворачивая внутренности. Убитым беременным женщинам вспарывали животы и, достав оттуда неродившиеся плоды, глумились над ними.

Боясь возмездия со стороны народа, японцы попытались скрыть следы преступления, облили бензином 600 — 700 домов и сожгли их дотла. Затем обстреляли из орудий склоны гор, похоронив под обломками оставшиеся трупы. Сам же район обнесли колючей проволокой. Людям из других деревень появляться там было запрещено. Последовало предупреждение о том, что семьи, скрывающие оставшихся в живых людей, будут уничтожены. Днем Пиндиншань был окутан дымом, а ночью повсюду полыхали зарницы. Некогда населенный пункт превратился в безлюдный холм, схоронивший останки погибших. Позднее в окрестностях города Фушуня стала популярной грустная песня:

Когда-то в Пиндиншане кипела жизнь,

Но землю обагрила кровь.

Поднимешь камень,

А под ним человеческие кости.

Японцы убили наших родителей и товарищей.

Море крови глубоко; месть будет всегда.

Однако японские бандиты не смогли убить всех героев Пиндиншаня и не смогли испугать героических рабочих Фушуня. Пятилетняя девочка по имени Фан Сужун выбралась из кровавого месива, ее укрыл у себя старый шахтер-инвалид. Она выжила и теперь стала живым свидетелем преступления.