Последний император
Шрифт:
Это было весьма странно. Ведь в Тяньцзине Доихара и Си Ся уверяли меня, что все уже решено и лишь ждут моего приезда, а сейчас Каеисуми говорит, что вопрос только еще обсуждается. Как объяснить все это? Я задал ему этот вопрос, и Каеисуми ответил очень сбивчиво:
— Разве можно легко решить важное дело? Пусть император Сюаньтун не волнуется. Придет время, и, конечно, ваше величество пригласят.
— Но куда? — спросил Чжэн Чуй. — В Фэнтянь?
— Это нужно спросить у полковника Итагаки.
Пригласив в другую комнату Тун Цзисюня, я стал расспрашивать его, что означали слова "все готово" в телеграмме, присланной им из Шэньяна. Тун Цзисюнь сказал, что так ему велел написать Юань Цзинкай и сам он ровно ничего не знает. Тогда я спросил, что думает по этому поводу Шан Яньин. Он также не смог мне ответить ничего вразумительного и лишь сетовал на то, что у него под рукой нет гадательных табличек, иначе
В то время я еще не знал, что японцы были весьма обеспокоены сложившимся положением. На международной арене Япония оказалась в изоляции, а внутри страны еще не существовало единого мнения, какую форму правления избрать для новой колонии. В связи с этим Квантунская армия, конечно, не могла разрешить мне сразу выйти на сцену. Я только почувствовал, что японцы относятся ко мне уже не с таким уважением, как в Тяньцзине. Да и Каеисуми уже был не тот, что раньше. Так в ожидании неприятностей я провел целую неделю. Вдруг мне позвонил Итагаки и пригласил в Люйшунь.
Почему не в Шэньян? Каеисуми снова с улыбкой объяснил, что нужно для этого лично поговорить с Итагаки. А почему в Люйшунь? По словам Каеисуми, в районе Танганцзы много "бандитов" и очень неспокойно, уж лучше жить в Люйшуне. Это большой город, где имеются все удобства. Я согласился с ним, в тот же вечер сел в поезд и на следующий день утром уже был в Люйшуне, где остановился в гостинице "Ямато". Все повторилось сначала. Нас снова поместили на второй этаж и не разрешили спускаться. Каеисуми и Амакасу твердили мне одно и то же: вопрос о новом государстве еще не решен, не нужно торопиться, придет время — и меня пригласят в Шэньян. Прошло несколько Дней, и Чжэн Сяосюй и его сын Чжэн Чуй получили такую же свободу, как Ло Чжэньюй. Теперь они могли даже поехать в Да-Лянь. Грусть исчезла с лица Чжэн Сяосюя, и он начал рассуждать также, как и Ло Чжэньюй, повторяя, что я император и действовать мне самому неудобно. Всеми делами должны заниматься они, и когда все будет готово, естественно, я благополучно займу свое место и, встав лицом к югу, стану принимать поздравления А сейчас, пока дело еще не прояснилось, лучше ничего не разглашать и никого не принимать. Хозяин здесь — Квантунская армия, и я, пока не взошел на престол, пребываю здесь в качестве гостя, а гости должны подчиняться хозяину. Я очень разволновался, услышав его слова, однако мне не оставалось ничего дру. того, как терпеливо ждать.
Фактически для этих людей, которые упрямо называли меня императором, день и ночь ломали из-за меня голову, я был не больше чем карточный король. Роль такого "короля" сводится к тому, что он может "побить" карты других партнеров и выиграть то, что поставлено на кон. Японцы хотели пойти "королем", чтобы урегулировать спорные вопросы с Западом и успокоить общественное мнение в самой Японии и за ее пределами; естественно, что до поры до времени они держали свой козырь в строгом секрете.
А Чжэн Сяосюй и Чжэн Чуй и их сторонники, стремясь отделаться от других претендентов и самим получить награду от японцев, намеревались единолично завладеть этим "королем"; они думали лишь о том, как удержать меня в своих руках. В этом и была причина моей изоляции, именно поэтому я был отрезан от внешнего мира. В Танганцзы Ло Чжэньюй хотел воспользоваться мерами ограничения, которые мне поставили японцы, чтобы помешать общаться с другими людьми, преградить возможные контакты с Чжэн Сяосюем и представителями Квантунской армии. Но когда, приехав в Люйшунь, Чжэн Сяосюй завязал отношения с японцами и стал играть такую же роль, как и он, Ло Чжэньюю оставалось только с запоздалым благоразумием предпринимать меры, чтобы не допустить третьего.
Поэтому, ограждая меня от других, Ло Чжэньюй и Чжэн Сяосюй действовали заодно, но вели ожесточенную борьбу между собой, когда речь шла о заигрывании с японцами.
Закулисную сторону всего этого я в то время, конечно, не понимал, но чувствовал, что Ло Чжэньюй и Чжэн Сяосюй вместе с японцами хотят изолировать меня от других людей. Они не обращали большого внимания на Тун Цзисюня и Шан Яньина, который только интересовался гаданиями и молился Богу, а предпринимали строгие меры предосторожности по отношению тем, кто приезжал ко мне из Тяньцзиня. Они не церемонились даже с Вань Жун.
Покидая Тихий сад, я оставил распоряжение, в котором велел Ху Сыюаню следовать за мной на Северо-Восток, а Чэнь Цзэншоу — сопровождать ко мне Вань Жун. Узнав, что я в Люйшуне, все трое немедленно приехали в Далянь. Ло Чжэньюй направил человека, который нашел для них жилье, чтобы передать приказ Квантунской армии, запрещающий им приезжать в Люйшунь. Вань Жун усомнилась в существовании такого приказа и, решив, что со мной что-то стряслось, закатила истерику. Она заявила, что непременно поедет в Люйшунь, и только после этого
Я хотел вызвать к себе Ху Сыюаня и Чэнь Цзэншоу, но Чжэн Сяосюй сказал мне, что по решению Квантунской армии никто, кроме него, его сына, Ло Чжэньюя и Вань Шэньши, не может встречаться со мной. Я попросил его пойти к Каеисуми и Амакасу и попросить их разрешения, но в результате лишь Ху Сыюаню разрешили повидаться со мной один раз, да и то при условии, что он в тот же день вернется в Далянь. Ху Сыюань, увидев, в каком я положении, заплакал. Он сказал, что много лет был рядом со мной, а теперь ему не разрешают даже повидать меня. Его слова оставили в моей душе горький осадок. Я почувствовал, что страх одиночества и беззащитности угнетает меня. Двумя-тремя словами я постарался успокоить Ху Сыюаня, сказав ему, что как только буду иметь права, сразу же прикажу ему и Чэнь Цзэншоу вернуться ко мне. Услышав это, Ху Сыюань перестал плакать. Он воспользовался тем, что никого не было в комнате, и подробно Рассказал мне, как Чжэн Сяосюй и Ло Чжэньюй чинили ему всяческие препятствия. Он называл их бессовестными обманщиками, которые запугивают и обижают подчиненных, а себя изображают преданными людьми.
Ху Сыюань и Чэнь Цзэншоу продолжали жить в Даляне. При каждом удобном случае они передавали мне свои доклады, в которых на все лады бранили Чжэн Сяосюя и Ло Чжэньюя.
Спустя два месяца после моего приезда в Люйшунь туда приехал и Чэнь Баошэнь. Чжэн Сяосюй к этому времени стал уже важным человеком в Квантунской армии, и чувствовалось, Ло Чжэньюй скоро отойдет на второй план.
И вот, когда уже приближался час полной победы, когда связи с Квантунской армией почти достигли желаемого апогея, в Даляне появляется наставник императора, авторитет которого намного превышает его собственный. Разумеется, это сразу его насторожило. Боясь, что его земляк может вызвать большой интерес у японцев, он срочно придумывает меры, как отделаться от Чэнь Баошэня. Поэтому последний пробыл в Люйшуне только двое суток и встретился со мною два раза. Чжэн Сяосюй под предлогом того, что японцы собираются проводить в гостинице совещание, отправил Чэнь Баошэня обратно.
В то же время тяньцзиньские и пекинские сторонники монархии, которые хотели стать чиновниками, приехали ко мне, но их всех задержали Чжэн Сяосюй и Амакасу. Даже великий князь Гун — Пу Вэй — не мог встретиться со мной. Не найдя в день моего рождения причин для отказа, они вынуждены были разрешить некоторым людям встретиться и поздравить меня. Среди них были Бао Си, Шан Яньин, Шэнь Цзисянь, Цзинь Чжо, Ван Цзиле, Чэнь Цзэншоу Юй Шань и другие. Впоследствии, после создания Маньчжоу-Го, все они стали большой и малой новой знатью.
В то время грызня и склоки были характерны не только для старых китайских сановников, подобную картину можно было наблюдать и в японской разведке.
Самой серьезной была борьба между Чжэн Сяосюем и Ло Чжэньюем, это был самый последний смертельный бой соперников, когда они пустили в ход все свои силы. Ло Чжэньюй использовал свои связи с Итагаки и Каеисуми и, когда Чжэн Сяосюй приехал на Северо-Восток, изолировал его. Это был его первый прием. Он хвастал своими заслугами в том, что первым предложил встречать императора на Северо-Востоке. Он был уверен, что если приберет меня к рукам и использует мое присутствие при переговорах с японцами, то обязательно добьется своей цели и получит главную должность. Но он с самого начала переговоров слишком настаивал на реставрации Цинской династии. Японию это не очень интересовало. Он, так же как и я, не понял, что планы реставрации не совпадают с японским планом, по которому народ Маньчжурии требует независимости и автономии. В это время Япония на международной арене находилась в полной изоляции. Она еще не могла устроить спектакль с марионетками, поэтому Квантунская армия не торопилась со своим решением. Ло Чжэньюй считал, что он уже изолировал Чжэн Сяосюя (что же касается остальных, то они тем более не имели возможности приблизиться ко мне, и никто из них не мог выступить в качестве моего делегата на переговорах с японцами), что он имеет полную возможность воспользоваться своим положением и стать единственным распорядителем и не спеша вести переговоры с японцами. Когда вопрос о том, восстанавливать ли великую династию Цин или создать новое государство, еще висел в воздухе, мы с Чжэн Сяосюем прибыли в Люйшунь. Такого Ло Чжэньюй не ожидал, так как это нарушило его план изоляции Чжэн Сяосюя. Квантунская армия пригласила на совещание Чжэн Сяосюя; Ло Чжэньюй ничего не знал о связях Чжэн Сяосюя с военным ведомством в Токио, а также не предполагал, что перед отъездом из Тяньцзиня Чжэн Сяосюй уже познакомился с Каеисуми.