Последний из Рода
Шрифт:
— Шей, Аи, Нар! [19] — выкрикнул Кольд и бросился в дыру, за которой шумел лес. — Ар-р-р!
Я не видел того, что происходило дальше. Гремела и полыхала магия, рычал Кольд, шипел маг. Мне оставалось лишь ждать, пока эти двое решат, кому жить, а кому умереть.
Ждать. Ненавижу ждать.
Однажды она спросила его: «Сможешь ли ты жить, не разрушая, Враг?». Горько спросила, с насмешкой. Обреченно. Знала, что он не ответит. Потому, что даже скажи он: «Смогу», она бы не поверила.
19
Он мог бы жить, не убивая. Мог бы… Но это была бы не совсем жизнь — скорее уж существование. Закон гласит, что каждому — свой путь. Не стать крестьянину убийцей, не выйти пахарю на тракт, не сковать меч портному. И не познать покоя тому, кто создан познавать и разрушать.
Он не ответил и потерял ее. Корил себя, но где-то там, под сожалениями, копошилась подлая мыслишка: ни одной женщине не дать ему то, что он чувствует сейчас, предвкушая, как кровь врага обагрит его руки, как суть мага будет поглощена им, как в копилку его знаний об этом странном, непонятном мире, добавится еще немного. Каждый раз, убив, он начинал видеть Порядок иначе. Чуть-чуть — но иначе. И он с нетерпением ждал этого момента: когда он сможет оглядеться и отметить что-то новое, удивиться чему-то…
Не его вина, что он создан таким. Не его вина, что лишь убивая, он может взрослеть и меняться… Не его вина — но она обвинила его в этом.
Не важно… Сейчас не время думать о ней.
Время взрослеть. Время разрушать и познавать. Время убивать и умирать…
Он крутанул запястьем, рябь пошла по аг'ашари [20] . Святой Воин поднимался с земли, в очередной раз доказывая: нет предела человеческой глупости. Люди не умеют сдаваться, даже тогда, когда у них нет ни единого шанса.
20
Аг'ашари — почти забытое боевое искусство-оружие фейри, которое представляет собой клок стихии, постоянно меняющийся и принимающий пластичную форму-воплощение, необходимую в данный момент.
Шаг. Еще один. Солнце бьет прямо в глаза. Кольд жмурится, словно довольный хищник после плотного обеда разомлевший. Солнце ему не враг.
Наверное это красиво: двое воинов замерших друг против друга. Легкий ветерок треплет редкие сухие листья, над головой бездонно-голубое, совсем не по-осеннему яркое и чистое небо, солнечный свет кажется почти материальным — видно, как в его лучах танцуют пылинки. Под ногами черная, вытоптанная земля. Где-то там, у подножия холма, на котором выстроил свое логово маг, занимаются привычными делами его подручные. Слишком далеко забрался их предводитель — не докричаться ему до своих псов, не позвать на помощь.
Колдун растопырил пятерню и позволил своему симбионту самому решить, какую форму принять. Тот тут же плотно облепил руку — до самого плеча, — и удлиннил пальцы, превратив их в пять игл-клинков.
—
Отняла бы, если бы он выжил.
Кольда мучило любопытство: на что рассчитывал этот дурак? Как посмел использовать древнюю магию, что забыта академиками?
Ничего, скоро он это узнает. И поймет.
Растопырив пальцы-клинки, он резко отвел руку в сторону. С грохотом обрушилось на землю дерево. Место разруба было таким гладким, что, казалось, приставь обратно — и срастется.
Его оружие непобедимо…
По крайней мере, пока этот дурак не использовал на нем то гадское заклинание, что нашептала ему Ткачиха. А он не использует — уже увидел, что Кольд ему успешно противостоит, не станет терять время.
Это его и сгубит.
Тиан
…И все стихло. Только оглушительно громко отсчитывала время водная клепсидра, непонятно как уцелевшая в воцарившемся тут хаосе. А потом по коже побежали мурашки, каждую мышцу словно рвануло. Я взвыл, зажмурился, а когда открыл глаза, обнаружил, что окружающий мир вернулся к нормальным размерам. Точнее, это я вернулся обратно.
Кольд, вошел сквозь пролом в стене и, глянув на меня, устало вздохнул, потер лоб, испещренный глубокими морщинами — он будто разом лет на двадцать постарел. Или мне это кажется? Ан нет, не кажется! Вон, в волосах серебрится… Не седина ли?!
— Силен, собака! — в сердцах, выпалил колдун. — Силы на него потратил — немерено! Ты не пугайся, Берсерк, сейчас полчасика посижу — оно получше станет.
— А у нас есть эти полчасика? — спросил я скептически. — Разбойники-то небось на подходе. Светопреставление ты устроил — Академии на зависть. У них на экзаменах так не бухает и не свистит, как сейчас было.
— Не прибегут… Этот… — Кольд запнулся, видимо исчерпав все те имена, которыми мог наградить старого мага, — …этот паук мух-то своих побаивался, у него тут все загорожено-закрыто. Ни туда ни обратно ходу нет.
— И как же мы выберемся? — встревожился я.
— Да вот, отдохну, и выберемся. Сломать-то эту защиту мне — раз плюнуть. Бухну чем поувесистей — и лопнет как мыльный пузырь.
Кольд огляделся, подошел к столу, нахмурившись осмотрел залитые зельями пергаменты и книги. Схватив банку, бухнул ее об пол с такой злостью, будто магическая вещица была в чем-то виновата, словно она по собственному желанию засосала нас в свое нутро.
— Рука болит? — спросил он, уже спокойней.
— Еще как, — подумав, я поднял колченогий стул и, с трудом пристроив его около уцелевшей стены, осторожно сел. Стул скрипнул, но выдержал. Эх, сейчас бы лечь! У меня все нутро отбито о стенки этой проклятой банки! Как я еще голову-то сумел не проломить?!
— Сейчас пройдет, — пообещал Кольд, осторожно, двумя пальцами, за сухой уголок поднимая со стола свиток.
— Ну давай, лечи, — согласился я. Кольд обернулся, приподняв в недоумении бровь. Я отметил, что морщинки начали разглаживаться, а серебряные нити из волос исчезали на глазах.