Шрифт:
1
— Ну что ты все время сидишь, уставившись в окно с видом обреченной! — крикнул герцог Йохум Ризенштейн своей жене и ушел, громко хлопнув дверью.
Герцогиня Хильдегард вздрогнула и попыталась взять себя в руки, слушая, как в покоях копенгагенского королевского дворца затихают шаги ее мужа. Она знала, что он пошел к своей новой любовнице.
Желающих занять это место было больше чем достаточно. Герцог Йохум, если хотел, мог очаровать кого угодно.
Он был младшим братом правителя крохотного государства
Но больше всего она страдала от сковавшего ее внутреннего холода. Она не знала датского языка и не могла блистать при дворе ни красотой, ни остроумием… К тому же она понимала, что за ней по пятам следует тень смерти. Придворный доктор не говорил ей об этом, но она читала свой приговор в его глазах. Он честно старался помочь ей и делал все, что было в его силах. Несколько раз он пускал ей кровь, но ей не полегчало — болезнь все равно осталась в крови.
Хильдегард подошла к зеркалу и с отвращением оглядела себя. Как она себя ненавидела! Никогда, даже в ранней юности, она не была красавицей, но теперь при виде собственного отражения ей захотелось плакать.
Что толку с такой внешностью одеваться по последней моде, заказывать платья с глубоким декольте и очаровательными пышными рукавчиками из шелка или тюля? Хильдегард было сорок три года, но она уже утратила интерес к жизни. Сегодня вечером ей нужно было присутствовать на придворном балу, но у нее не было сил ни одеться, как того требовал этикет, ни появиться в многолюдном обществе.
Хильдегард еще раз попробовала зашнуровать корсет своего зеленого платья. Напрасно. Ее раздуло от водянки. Больная кровь… Глаза едва выглядывали из-под набухших век. Ноги отекли, суставы болели. Если она нажимала пальцем на разбухшее запястье, появлялась вмятина, которая долго не пропадала.
Хильдегард стала бесформенной и безобразной. Ни одно платье больше на нее не лезло. Ей хотелось остаться наедине со своими страданиями, заснуть, но она должна была показаться при дворе рядом с Йохумом. Его Величество король Кристиан V будет оскорблен, если кто-то не придет поздравить его с днем рождения. Поэтому ей придется терпеть насмешливые, проницательные взгляды придворных дам и равнодушные взгляды мужчин, в которых одновременно сквозит сострадание и презрение. «Эта герцогиня слишком много ест, — сказал один из них, не зная, что она стоит поблизости. — Жрет как свинья. Надо же ей хоть чем-то ублажать себя, пока ее муж тешится с другими дамами».
А ведь она почти не прикасается к пище!
Дверь открылась, и на пороге показалась дочь герцогини — Марина. Несчастный воробушек! Тринадцать лет. Жидкие растрепанные волосы, которые невозможно, красиво причесать, большие глаза и плотно сжатые в испуге губы.
«Марина, дитя мое, что тебя ждет, когда я умру, — думала герцогиня, наклоняясь, чтобы обнять дочь. — Отец не
— Что ты сегодня делала? — выпрямляясь, спросила герцогиня.
— Ничего.
Марина выглядела еще более испуганной, чем всегда. Что с ней творится последнее время? Она сама не своя. Неужели она знает? Знает, что скоро останется сиротой?
«Боже, сжалься над моим единственным чадом! Не допусти, чтобы она, как и я, оказалась одна на чужбине! Чтобы отец не отдал ее замуж по расчету, как в свое время поступили со мной!»
Марина тихим голоском попросила разрешения посидеть в покоях матери и притулилась на подоконнике. Хильдегард тем временем вспоминала свои первые встречи с Йохумом и его ухаживания.
Она тогда по уши влюбилась в красивого герцога Йохума Ризенштейна. И он боготворил ее. Он действительно любил ее. Сначала. Это-то и было больнее всего. Может, Хильдегард было бы легче, если б в их браке не было ни капли любви, а только голый расчет. Но наблюдать, как любовь постепенно гасла в глазах Йохума и сменялась ледяным холодом и презрением, было выше ее сил. Ее не утешала мысль, что этот жребий разделили с ней и все его отставные любовницы. Она была его женой, у нее с ним была общая жизнь, и потому ее положение было куда унизительнее.
Одно утешение — теперь ей уже недолго терпеть эту муку.
Но Марина? Она должна думать о Марине! Ради дочери она старается протянуть как можно дольше.
Надевая самое свободное платье, Хильдегард вдруг задумалась. Последняя любовь Йохума длится уже довольно давно. В отличие от его прежних любовниц самовлюбленная фрекен Крююседиге не замужем и, похоже, крепко держит герцога в своих коготках.
«Господи, я похожа на куль, набитый сеном! — думала Хильдегард, глядя в зеркало. — Или на солдатскую палатку! В таком виде нельзя появляться на люди!»
Она решительно позвонила камеристке, хотя та ничуть не уважала Хильдегард и за глаза только презрительно посмеивалась над ней. Камеристку для Хильдегард выбрал сам Йохум. Хорошенькая, сдобная. Небось, его руки уже пошарили у нее под платьем.
У Хильдегард снова началось головокружение. Она быстро легла на кровать и взглянула на дочь.
— Я немного устала. — Ей не хотелось пугать Марину. — Мне надо отдохнуть. Пошарь в верхнем ящике комода, может, найдешь бонбоньерку с шоколадом.
Когда пришла камеристка, Хильдегард объяснила, что случайно задела шнурок колокольчика. Презрительно фыркнув, камеристка ушла, и Хильдегард впала в забытье.
Опять Хильдегард находилась в том месте, которое она мысленно окрестила «адом». Вокруг нее гудели голоса, двор праздновал день рождения Его Величества. О, этот язык, который не в состоянии выучить ни один человек! К счастью, сейчас в моде был французский, а на нем Хильдегард говорила довольно сносно. Но в этот вечер никто не стремился разговаривать с нею.