Последний ключ
Шрифт:
Повернулся и пошел вперед, рассеянно, слепо, безразлично.
Путь оказался бесконечным, долгим и трудным. Через несколько часов я едва передвигала ноги, но вслух признаться в слабости не могла. Сухая пыль, веками собиравшаяся в подземельях, першила в горле и в носу, под веками, казалось, катались острые песчинки, соленые от крови губы, прикушенные в стремлении сдержать ругательство, распухли... Но тяжелое молчание, зависшее над нашим маленьким отрядом, было хуже всего. Оно давило подобно камню, повешенному на шею. Дамьер без устали шагал вперед и вперед, и эта безумная заведенность, ненормальная безостановочность выдавала его напряжение.
Короткий привал нас не взбодрил, как следующий, и следующий, и смутный короткий сон несколькими часами спустя. Мы шли и шли, теряясь в бесконечности серости тоннелей, шли часами. Или днями. Или месяцами. Не знаю, не помню. Серый туман усталости перед глазами, серые щербины каменного пола под ногами, серая безнадежная шероховатость стен, серое уныние в мыслях, безвкусная еда, теплая вода, не утоляющая жажды...
Когда откуда-то спереди потянуло свежестью и прохладой, единственной мыслью было - наконец все закончилось. Мы слишком устали, даже чтобы радоваться.
Тогда мы и не подозревали, что на выходе из катакомб нас уже поджидают ренейды. Что несмотря на все ухищрения гвардейцев и их отчаянную драку с троекратно превосходящим противником, король будет опасно ранен. Что первым, кто погибнет, защищая своего Надорра и давая остальным шанс спастись, будет Дамьер, непобедимый и несокрушимый Дамьер. Что Найру, Астан и Лавель совершат немыслимое и сумеют справиться с врагом - ценой собственной жизни. Что раненому королю и его дочери не удастся уйти слишком уж далеко...
А о том, что случилось дальше, вспоминать я не могла и не хотела. Когда нас нашли замковые стражи, слуги и двое из Блистательных, каким-то чудом оказавшиеся рядом, последние слова отца были к ним:
– Увезите ее из Лакита. Прочь... Подальше от границ. Эмис Ноа... Не возвращайся, дочь моя, никогда сюда не возвращайся... Обещай...
Лишь много позже я пойму, почему он так сказал.
На моих губах до сих пор оставался привкус сухой горьковатой пыли, смешанной с кровью, в ушах продолжал отдаваться отзвук торопливых шагов - я вспомнила каждое мгновение нашего пути, но не для того, чтобы упиваться собственной болью и отчаянием.
Я должна была вспомнить все до последней мелочи, чтобы понять - кто предатель? Кто в окружении лакитского Надорра мог быть настолько могуществен, что сам король его опасался? Опасался так, что под страхом смерти приказал слугам отвезти свою единственную дочь подальше от Лакита? И чем больше странностей всплывало в моей памяти, тем весомее становилось объяснение о предательстве. Например, то, что отец совсем не был удивлен нападению на Шел. Так кого же он подозревал? Или знал точно, а потому спешил меня обезопасить, уже не надеясь выжить?
Я думала и о том, что случилось бы, не заставь мы короля уйти с нами через катакомбы. Остался бы он жив, защищаясь в Шеле? Замок велик, спрятаться в нем легко, обороняться в нем можно очень долго. Если бы мы не лишили отца выбора, остался бы он жив? Кто теперь ответит? И кто снимет неснимаемую тяжесть с моей души?
А возможно, это и было планом предателя - вывести Риардона Каскора и его дочь туда, где поджидает засада? Ведь если бы не героизм гвардейцев - не побоюсь этого слова, они и вправду этого заслужили - мы оказались бы в плену Эльяса уже тогда. Кто устроил засаду? Не сопровождавшие нас Блистательные - это точно. Они были столь же удивлены нападением, как и мы с отцом. Их смертью куплена моя жизнь -
И именно это тянуло меня домой, именно это заставляло нарушить данное отцу обещание. Я должна была понять, что произошло. Я, слабая и неприспособленная, должна была отомстить, как бы нелепо это ни звучало. Мне не дано править, не дано вести армии в бой, но покарать изменника - это-то я смогу?
Я сидела у костра в крохотной пещерке где-то посреди Малиборских гор, смотрела на огонь, перебирала в памяти былое... Не задумываясь, рассеянным жестом вытащила за тонкий шнурок медальон, висевший у меня на груди - небольшой серебрянный медальон с изображением рыси на крышке и портретом моей матери внутри, тот самый медальон, переданный мне отцом. Я много раз открывала его, но лишь недавно обнаружила за портретом потайное дно и крохотный клочок пергамента с почти выцветшими от времени словами. Я читала и перечитывала их бесчетное количество раз, но так до сих пор и не поняла, что же они значат. Зачем отец отдал мне их? И зачем вообще это прятать?
Твое наследие, дитя Дуэрна,
Удержит дверь, сметет врагов неверных,
Помилует любовь и путь укажет
На острие меча в часы Безмолвной Стражи...
Я опять читала и перечитывала странные слова, взгляд рассеянно скользил по написанному, но ум его не воспринимал. Прошлое... нынешнее... все взаимосвязанно. Я должна набраться смелости и принять решение.
Пора уходить.
Да, меня ждут дела в Лаките, именно поэтому мы должны расстаться. А вовсе не из боязни, что мои случайные спутники неожиданно стали значить для меня слишком многое. Нет, вовсе не поэтому.
Я смотрела на Лиона, рассеянно глядящего в огонь. Тяжесть последних дней пудовыми гирями легла на его широкие плечи, отложилась темными кругами вокруг его глаз. Красивых глаз, опушенных по-девичьи густыми ресницами. Я помню его появление в Харвизе. Бледное гордое лицо, закушенная от боли нижняя губа и смеющиеся темные глаза. Странное сочетание, оно поразило меня с самого первого взгляда. Теперь смеха не было. Была печаль. Та же несклоняемая гордость, та же боль... и печаль. Хотелось бы мне, чтобы все хорошо закончилось, хотелось бы мне, чтобы мой кошмарный сон оказался просто глупым сном, бесполезной фантазией. Может, так и будет? И если я буду далеко от Лиона, если я больше никогда с ним не встречусь, тот ужасный сон не сбудется?
Паллад оторвался от меча, который неизменно правил по вечерам, бросил мимолетный острый взгляд на меня и опять вернулся к своему занятию. Вечный странник, неприкаянный бродяга, что мне до тебя? Почему мне так важно, чтобы ты не вспоминал обо мне дурно? Почему наши бесконечные глупые размолвки так ранят меня?
Украдкой я смотрела на узкое лицо, резкие точеные черты которого в неярком свете костра казались древним бронзовым изваянием, слишком нездешним, слишком далеким, чтобы быть досягаемым и живым. Гибкое тело, сильные руки, внутренняя мощь, никогда не выставляемая напоказ. Прядь темных волос, упавшая на щеку, тонкие длинные пальцы, нетерпеливым жестом закладывающие непокорную прядь за ухо. Эй, а это что? Ладонь небрежно обернута замызганным куском ткани, но повязка съехала на бок, а из-под нее виден длинный глубокий порез...