Последний ключ
Шрифт:
– Вы поранились?
Паллад удивленно вскинул глаза и тут же опустил их.
– Царапина, - буркнул, недоуменно глядя на ладонь.
Я порылась в своей сумке, достала баночку с мазью, чистую повязку.
– Зачем?
– нахмурился Паллад.
А я и отвечать не стала. Порез был глубоким и несомненно болезненным. И порядком запущенным. Будь я хоть немного повнимательнее, могла бы заметить его и раньше.
– Как долго Вы еще собирались ждать, прежде чем заняться раной?
– сдержанно-гневно спросила я, увидев признаки нагноения. Паллад хмыкнул и пожал плечами.
Я тщательно промыла порез, положила мазь, немного поколебалась,
Он ни разу не поморщился, даже когда моя игла нещадно терзала его кожу, только несколько раз неуловимо напрягся. Его глаза внимательно следили за мной, не столько за тем, что я делаю, сколько разглядывая меня саму. И само разглядывание, и поразительная бесстрастность этого взгляда не столько смущали меня, сколько пугали. Свой необъяснимый страх я пыталась заглушить спорой работой, но та, как назло, пошла вкривь и вкось. И чем больше я нервничала, тем сильнее становился мой страх. Волнение перед сидящим передо мной человеком.
Маг не произнес ни слова, пока я булавкой не закрепила чистую повязку на тыльной стороне его ладони.
– У Вас легкая рука, - сдержанно сказал Паллад. Соврал и не покраснел. Мне бы так.
– А у Вас самообладание, как у каменной статуи, - проворчала я с немалым облегчением, - только каменная статуя могла выдержать все эти пытки.
Он внезапно рассмеялся, весело и беззаботно, и от удивления я в первый момент даже не нашлась, что сказать. Что смешного я сказала? А смех был искренним и вовсе не злым, и сразу развеял те облака невидимого напряжения и натянутости, которые витали рядом... Нет, я никогда не смогу его понять.
– Лекарь не должен показывать пациенту, что у него тоже есть сердце. А то кто его будет бояться и принимать на веру его лечение?
– на волне удивления рассеянно добавила я, укладывая мазь в сумку, и смех вдруг прекратился. Я поспешно обернулась, испугавшись, что опять сказала что-то не то, но Паллад и не думал сердиться. Он задумчиво смотрел на меня взглядом печально-светлым и странно улыбался.
– Эх, я бы сейчас не отказался от славно прожаренной бараньей ноги и кружки пивка, - от удовольствия прикрыв глаза и потягиваясь, неожиданно пробормотал Лион. Его башмаки уперлись в дорожные мешки и подвинули их до самой стены. Места в пещерке было мало, по сути это был лишь глубокий каменный навес, в глубине которого мы развели огонь и расположились сами, - С румяной корочкой... да с перчиком... да чтобы сок стекал... Э-э-эх... Сказать по правде, в Харвизе не умеют готовить баранью ногу. Простите, леди Оливия, но это так.
Я и не думала обижаться.
– Если бы Вы попробовали баранину, которую готовит старый Велако из Азрени, после этого Вы бы не захотели есть ничего другого. Это самое лучшее блюдо из всех, которые я ел, ручаюсь.
– Ну, или мне отшибло память, или ты врешь, - посмеиваясь, заметил Паллад.
– Что такое?
– угрожающе набычился Лион, корча зверскую рожу, - Это я-то вру?
– Не при мне ли кто-то клялся, что лучше вепряной лопатки Бадо из Стольницы нечего нет во всем Маэдрине? Или я должен забыть?
– Бадо из Стольницы? Не помню я никакого Бадо в Стольнице, - Лион озадаченно сел и почесал
– Ага, проездом, - беспечно рассмеялся Паллад, откидываясь назад, на седельные сумки, и устраиваясь поудобнее, - Покажись ты там второй раз - тебя не спасут и мои таланты.
– Меня собираются убить?
– кисло спросил Лион, закатывая глаза, - Как старо!
– Из-за какого-то паршивого трактира, который ты разнес вдребезги?
– ехидно уточнил Паллад, - Нет, что ты. Тебя собираются женить.
– Этого эпизода из истории моей жизни я что-то не припомню, - озадаченно пробормотал Лион, приподнимаясь.
– И что же случилось?
– живо заинтересовалась я.
– В Стольнице был праздник Бер Талайн, проводы зимы, обычное время для свадеб. И попоек, как водится. Мы действительно были там проездом, да попали в самый разгар праздника. Лион, не буду скромничать, хватил лишку, расчувствовался и умыкнул девицу из-под венца.
– А, крошка Марсела!
– вдруг вспомнил лорд Лиэтта и по-мальчишечьи рассмеялся, - А как, по-твоему, должен поступить уважающий себя дворянин, если девушку против ее желания выдают за старого хрыча? Не мог же я просто так это оставить!
– Естественно, лучший способ - расстроить свадьбу градоначальника, избить два десятка стражников и разгромить харчевню. Другое мне и в голову не придет.
– Смейся, смейся, - мстительно осклабился Лион, - А что скажет леди Оливия на рассказ о том, как наш непогрешимый Паллад...
– Спать, - рассмеялся маг, привстал и поворошил угли, - немедленно спать, не то я устрою сон против твоего желания. Тебе вряд ли это понравится...
Языки пламени лениво порхали по углям, давая призрачный свет, когда мы улеглись спать, завернувшись в плащи. Стояла глубокая ночь, тихая и безмятежная...
Угли были еще теплыми, когда я встала. Лион спал беспокойно, но не настолько, чтобы это казалось тревожным. Дыхание Паллада было ровным и размеренным, я хорошо слышала его. С минуту я вслушивалась, ловя каждый звук, каждый шорох, но ничего подозрительного не заметила. Я знала, что у Паллада чуткий сон, а потому собирала вещи так тихо, как это было возможно. Свои сумки я намеренно загодя оставила с краю, а потому мне не пришлось шарить в темноте; без труда подобрала седло, упряжь, шепотом уговаривая животное не шуметь, осторожно вывела лошадь. Она оказалась умницей, моя Незабудка (не знаю, как ее звали до того, как мы умыкнули ее у колдунов, но на мой призыв лошадка откликалась охотно), послушно шла за мной, пока мы не оказались достаточно далеко от места нашего ночлега, чтобы я могла ее оседлать. Ночь почти закончилась, однако до рассвета было еще далеко, но и лунного света пока вполне хватало для моего раннего путешествия. Я спешила, на сборы у меня было мало времени.
И все-таки... Я была слишком занята, но не настолько, чтобы не обращать внимание на окружающее. Услышав легчайший шорох сзади, я резко обернулась.
– Это глупо, леди. Что Вы этим хотите доказать?
Небрежно привалившись плечом к скале и скрестив руки на груди, поодаль стоял Паллад. В бледном серебре лунного света его хищное лицо казалось выплавленным из какого-то редкостного металла, холодного, твердого, нездешнего. Хмуро поблескивали зрачки в настороженном прищуре глаз. Губы плотно сжаты, непримиримо, неподкупно. В позе одновременно ощущалась показная ленивая расслабленность и готовность к молниеносному прыжку. Рассержен и скрывает это надменностью.