Последний континент

Пратчетт Терри Дэвид Джон

— Это со мной что-то не в порядке, — спросил декан, — или мы действительно очутились неизвестно где в тысячах миль и лет от дома?

— Да.

— Так я и думал. А завтрак тут подают?

— Тупс раздобыл яйца всмятку.

— Этот юноша чистое золото, — простонал декан. — И где же он их раздобыл?

— На дереве.

В голове декана начали всплывать отрывочные воспоминания о вчерашнем дне.

— На яичном?

— Совершенно верно, — подтвердил главный философ. — Отличные яйца. В мешочек. С хлебными солдатиками чудо как хороши.

— Ага,

а потом он пошел и отыскал ложечное дерево…

— Ничего подобного.

— Хорошо.

— Потому что это был куст.

Главный философ продемонстрировал присутствующим деревянную чайную ложечку. На ее ручке еще топорщились клейкие листочки.

— Куст, на котором растут чайные ложки…

— Согласно утверждениям юного Тупса, в этом нет ничего особенного, декан. Нам нужны были ложки, вот мы их и нашли, сказал он. Тем более что чайные ложки вечно куда-то теряются. Больше он ничего не сказал, потому что разрыдался.

— В его словах, однако, есть смысл. Честно говоря, это место похоже на какой-то Сахарный город в Шоколадной стране.

— Я за то, чтобы убраться отсюда как можно скорее, — заявил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — Думаю, сегодня нам следует заняться лодкой. Что-то не хочется еще раз встретиться с каким-нибудь жутким ящером.

— Здесь ведь всякой твари по одной — ты что, забыл?

— А ты уверен, что вчера мы встретились с самым злобным их представителем?

— Думаю, что построить лодку будет не так уж и трудно, — сказал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. — С этим легко справляются даже примитивные народности…

— Слушай, — раздраженно перебил его декан, — мы вчера весь остров облазили в поисках библиотеки. И знаешь что? Ее тут просто нет! Полная ерунда. И как, по-ихнему, люди тут должны выживать?

— А что, если… всего-навсего попробовать… САМИМ сделать лодку? — неуверенно предложил главный философ. — Ну, знаете… посмотреть, что будет тонуть, а что — нет. И так далее.

— Так ты хочешь узнать, что, как правило, не тонет? Сейчас я тебе все объясню…

Заведующий кафедрой беспредметных изысканий решил, что пора разрядить обстановку.

— Я тут как раз подумал, — сказал он, — ну, рассуждая в общем… Декан, если бы тебя, к примеру, забросило на необитаемый остров… ты бы какую музыку захотел послушать?

Лица декана помрачнело еще больше.

— Думаю, завкафедрой, я бы захотел послушать музыку в анк-морпоркской Опере.

— А. О? Ну да. Конечно… очень… очень честный ответ, декан.

Ринсвинд выдавил улыбку.

— Так ты… стало быть, ты крокодил.

— А тебя что-то не уфтраивает? — отозвался трактирщик.

— Нет! Что ты! Просто я подумал, а другого имени у тебя нет?

— Ну… ефть еще профвище…

— Правда?

— Ага. Крокодил Крокодил. Но больфинфтво пофетителей фовут меня Ганди. Уж не знаю почему.

— Понятно… гм-м… А можно еще поинтересоваться? Как называется вот этот напиток?

— Мы его фовем пивом, — ответил крокодил. — А у ВАФ

он как нафываетфя?

На трактирщике были засаленная рубаха и штаны. Впервые в жизни Ринсвинду довелось увидеть штаны, скроенные для существа с очень короткими ногами и очень длинным хвостом. Прежде он никогда не задумывался над превратностями портновского ремесла.

Ринсвинд стал разглядывать пиво на свет. Вернее, свет сквозь пиво. Потому что свет в местном пиве не задерживался, а так насквозь и проходил. Оно было настолько чистым, что почти прозрачным. Тогда как анк-морпоркское пиво было, строго говоря, элем. Оно обладало текстурой и варилось из того, что упадет в котел. И анк-морпоркское пиво всегда имело характерный привкус, о происхождении которого вы старались не задумываться. Оно было настолько густым, что последние полдюйма осадка можно было есть ложкой.

Ну, а местное пиво было прозрачным, пузырчатым и выглядело так, словно кто-то его уже пил. На вкус, однако, оно оказалось вполне приемлемым. И не так давало по почкам, как анк-морпоркское. Слабоватое, конечно, но в гостях не стоит оскорблять чужое пиво.

— Интересный вкус, — оценил Ринсвинд.

— И откуда ты явилфя?

— Э… Приплыл на бревне.

— Вмефте ф верблюдами?

— Э… ну да.

— Молодеф ты.

Ринсвинду срочно нужна была карта. Не географическая (хотя и она бы не помешала), а карта, по которой можно было бы определить нынешнее местоположение его «крыши». Нечасто за трактирной стойкой встретишь крокодила, но остальные посетители заведения, по-видимому, не находили в этом ничего особенного. Хотя посетители тоже были еще те: три овцы в рабочих комбинезонах да парочка кенгуру, играющих в дротики.

Впрочем, нет, то были НЕ СОВСЕМ овцы. Они выглядели как… человекообразные овцы. С торчащими ушами, все в белых кудряшках, взгляд совсем овечий, глупый, и при этом стоят прямо, а вместо передних копыт — руки. Но человека нельзя скрестить с овцой, в этом Ринсвинд был уверен почти на все сто. Будь такое возможным, в отдаленных сельских районах давно бы об этом знали.

С кенгуру была та же история. Всё на месте — и остроконечные уши, и характерные кенгуриные рыла, но, закончив партию в дротики, парочка перебралась к стойке и снова принялась потягивать свое жидкое, странное пиво. На одном из кенгуру была надета засаленная жилетка с едва различимой под слоем грязи надписью на спине: «Саленое Сенцо — Твая Ржаная Радость!»

Одним словом, Ринсвинда не покидало ощущение, что он смотрит вовсе не на животных. Он глотнул еще пива.

Но обсуждать данный вопрос с Крокодилом по прозвищу Ганди не стоило. С философской точки зрения было бы не совсем верно привлекать внимание крокодила к тому факту, что в его заведении пьет пиво пара самых настоящих кенгуру.

— Иффо круфечку? — подал голос Ганди.

— Да, пожалуй, — отозвался Ринсвинд.

Он перевел взгляд на пивной насос, на котором висела табличка с улыбающимся во всю пасть кенгуру и подписью «Пиво Ру».