Последний конвой. Часть 2
Шрифт:
Так мои будущие родители оказались мужем и женой. В качестве приданного — строительная бытовка, две лавки и пара солдатских одеял. Даже ширму сделать не из чего.
Это Метрополия, по ночам прохладно; жертвовать собственное одеяло на изготовление ширмы, а потом мерзнуть всю ночь? Ну его нафиг! Лавки поставили к противоположным стенам и просто легли спать. Сил и эмоций на то, чтобы стесняться друг друга, уже не осталось. Утром нашли переводчика, согласившегося помочь бесплатно, растолковали ситуацию и вернулись к коменданту исправлять оплошность. И тут выяснилось, что развести их пока не могут, так как
А за месяц они не только подружились, но и полюбили друг друга. Поэтому разводиться внезапно передумали, сдвинули лавки в центр и спали в обнимку. Вдвоем — теплее. Морозы к тому времени ударили нешуточные, а вагончик не отапливался. Приближалась длинная и холодная зима, затянувшаяся на целых семь лет…
— А что было потом? — спросил Михаил, понимая что история подошла к концу.
Стивен пожал плечами.
— Потом начался малый ледниковый период. В бытовке жить стало невозможно, промерзла насквозь, никакая буржуйка не могла согреть. Переселились в туннель метро. Мать прошла ускоренные курсы языка и устроилась в военный госпиталь санитаркой. Отец на гражданке работу так и не нашел, снова пошел в миротворцы — наводить порядок, только теперь уже в Метрополии. Погиб, когда мне было лет пять или шесть. Я ведь его и не помню толком. А еще через десять лет и мама умерла. Подцепила в госпитале какую-то заразу, а лекарств нет…
Стивен резко замолчал и шумно сглотнул.
Несколько минут ехали молча. Мишка отчаянно сражался с рулевым колесом, а Стив молча смотрел в окно на проплывающие мимо барханы.
— Ты лучше о себе расскажи, — первым не выдержал Стивен, — а то все больше молчишь и слушаешь.
— О себе? — растерялся Михаил, — да я даже не знаю, что рассказывать…
— Прогуливаешь? — грубый, прокуренный голос незнакомца испугал Мишку. Он резко обернулся, готовясь дать стрекача, но передумал: бородатый незнакомец улыбался и вовсе не выглядел страшным или опасным.
— Ага, — честно признался Мишка, и добавил, пожав плечами, — математика.
Как будто это объясняло все.
— Понятно, — усмехнулся незнакомец и перевел взгляд на море. Некоторое время размышлял о чем-то своем, а потом пробормотал вполголоса, — эх, искупаться бы…
— Вода холодная, — запротестовал Мишка, — простудитесь.
По серому от низких грозовых туч небу с криками носились рассерженные чайки. Море казалось темно-синим, почти черным. Ветер гнал зыбь, сбивал пену и, словно рассерженный демон, с грохотом швырял на берег крупные волны. Тонкий туман брызг висел в воздухе вдоль всего побережья.
Мишка передернул плечами, понимая что окончательно продрог. И одежда наверняка отсырела.
— Да не, это я так… замечтался, — пояснил мужчина, — почти полторы тыщи километров за баранкой. Вот разгрузили, покурю и назад порожняком пойду.
— Это ваша машина? — из вежливости переспросил Мишка, хотя и так догадался.
— Моя, — согласно кивнул водитель, — КАМАЗ называется.
— Больша-а-ая! — уважительно протянул Михаил.
— Так и я не маленький, — хохотнул незнакомец и протянул крепкую мозолистую ладонь для рукопожатия, — Гриша.
— А меня Мишка зовут.
— Ну что, Мишка, хочешь прокатиться?
Глупый вопрос. Да
Незнакомец ухватил его за бока и поднял высоко в воздух.
— Цепляйся, постреленыш. Небось совсем продрог? Сейчас печку включу, просохнешь.
В кабине было просторно, пахло соляркой, машинным маслом, кожей и табаком. Очень здорово пахло. Просто незабываемо! Бородатый незнакомец забрался с другой стороны, громко хлопнул дверцей. Взревел мотор, выпустив клубы дыма, загудел вентилятор, и теплым воздухом обдало посиневшие от холода ноги. Огромный грузовик неспеша покатил по дороге. Мишке вдруг стало тепло и хорошо, словно рядом сидел старый и надежный друг, а вовсе не случайный знакомый.
А может быть, все дело было в грузовике?
— А хочешь за руль? — внезапно спросил Григорий.
— А можно? — недоверчиво уточнил Михаил.
— Конечно! Со мной все можно.
Он посадил Мишку перед собой, и тот немедленно вцепился в рулевое колесо.
— Я буду на педали жать, потому что ты не достанешь, а ты — рулить. Договорились?
— Ага, — согласился Мишка.
Григорий убрал руки, оставив маленькие ладошки Михаила в одиночестве на рулевом колесе, и выжал газ. КАМАЗ вдруг заревел во всю мощь и тронулся с места. Мишка испугано дернулся, а потом к собственному немалому изумлению обнаружил, что этот огромный и страшный грузовик слушается малейшего движения его маленьких ручонок. Ощущение абсолютной власти захватило целиком и полностью, растворило все детские страхи. Мишка перехватил руль поудобнее и приказал:
— Дядя Гриша, поддай газку!
Григорий озадачено хмыкнул, переключил скорость и вдавил педаль почти до пола. КАМАЗ побежал быстрее, подчиняясь уверенным движениям рук Михаила.
— Да у тебя талант, — ухмыльнулся в бороду водитель, — как будто всю жизнь за баранкой.
— Вырасту, обязательно стану водителем, — торжественно пообещал Мишка.
Встречных машин не было, их вообще осталось очень мало, а накрапывающий дождик разогнал и редких пешеходов. Как жаль, что никто не увидит Мишку, управляющего грузовиком. Пацаны ведь ни за что не поверят.
Они еще немного поездили по пустынным улицам, а потом КАМАЗ внезапно дернулся и, громко зашипев, встал. Мишка с удивлением обнаружил напротив здание собственной школы.
— Тебе пора, дружище, — улыбаясь сказал дядя Гриша, — математика ждет.
Так не хотелось уходить, но Михаил понимал, хорошее никогда не длится вечно. Грише нужно ехать домой, очень далеко, целых полторы тысячи километров… Он дернул за ручку, и едва не вывалился на дорогу.
— Аккуратнее! — запоздало крикнул водитель.
Повиснув на руках, Мишка кое-как дотянулся до подножки, а оттуда уже ловко и уверенно спрыгнул на асфальт.
— До свидания, дядя Гриша, — крикнул он что есть мочи, стараясь перекричать шум мотора, — спасибо вам большое!
А затем толкнул дверцу. В ответ загудел клаксон, еще громче взревел двигатель. И, сорвавшись с места, КАМАЗ уехал, обдав Мишку с ног до головы изумительно прекрасным запахом дизельного выхлопа. Михаил постоял еще некоторое время на дороге, грустно вздохнул, повернулся и пошел в класс. Теперь бояться было нечего, контрольная по математике уже закончилась. Правда, и литература тоже прошла, но это уже не имело никакого значения…