Последний конвой. Часть 3
Шрифт:
Забулькала грязная жижа, в нос ударила невыносимая вонь болотной тины, по крыше кабины Мишка громко топал подкованными ботинками, на два размера больше, чем нужно. Как он там удержался и не слетел в воду, когда тягач накренился под сорок пять градусов, я ума не приложу.
Надо признать, крик подействовал на мужиков отрезвляюще, Стивен птичкой упорхнул с переднего сиденья на лестницу, которая ведет на крышу, к пулемету. Даже про раненную ногу забыл сгоряча. А мы с Василием в тот момент цеплялись руками и ногами за все выступающие части кабины, чтобы не соскользнуть с заднего
С Иванычем оказалось чуть сложнее: пока старик выбрался из-за руля, пока взгромоздился на сиденье, потом еще выше, одной ногой встал на рулевое колесо, второй на спинку сидения — времени прошло уйма, вода успела наполнить почти треть кабины и он слегка намок. Возможно, именно тогда и подцепил паразита.
А может быть, это случилось чуть позже, теперь уже не узнать…
Я чуть-чуть успокоилась, когда поняла, что мы больше не погружаемся. В немалой степени тому поспособствовал Петр Иванович. Очень спокойно попросил объяснить, а в чем собственно проблема? Ну, искупались, и чего страшного-то произошло? Бывает. Не впервой.
Вот тут меня прорвало, и я рассказала все… И о прыгающих червях, и о сожранных изнутри крокодилах. И даже о застреленном Чекистом, ни в чем не повинном солдатике, проболталась.
А с другой стороны, я никаких подписок о неразглашении не давала, так что с меня взятки гладки.
Иваныч выслушал молча, не перебивая, хмыкнул так, многозначительно, и говорит с издевочкой:
— И почему это, интересно, я совсем не удивлен?
И тут для меня сразу все встало на свои места. Ведь действительно, так и есть, мы, люди, — расходный материал. Сколько народу погибнет в пути, руководителям экспедиции просто наплевать. У них, видите ли, великая миссия — спасение человечества. А то, что мы и есть оно, это самое пресловутое человечество, которое они спасать собираются, наши руководятлы попросту забыли.
Пока я сидела в прострации и осмысливала эту немудреную истину, Иваныч взял на себя руководство, заставил Михаила притащить канистру солярки и велел вылить под ноги. В нос ударила такая вонь, что у меня сразу глаза заслезились.
Боже ты мой, какая же гадость!
— Петр Иванович, вы думаете поможет? — спрашиваю без всякой надежды.
— Еще как поможет, — смеется он, — я не знаю, червяки это или пиявки, но подохнут с гарантией, и к бабке не ходи.
О какой бабуле пошла речь я не поняла, но переспрашивать постеснялась.
— Да мы и сами задохнемся, — взмолилась я, — вы хотя бы двери настежь откройте. Дышать же совсем нечем. Глаза режет.
А Иваныч тем временем плюхнулся в воду, взялся за руль, погазовал немного, и медленно сдал назад. Машина вернулась в вертикальное положение, отчего грязная вода хлюпнула уже и к нам, под заднее сиденье, и нас с Василием немного брызгами обдало.
Ох, чует мое сердце, теперь от запаха солярки мне до конца поездки не избавиться. Водные процедуры руководителями экспедиции не запланированы. А после эпопеи с червями я, наверное, ни в один водоем под открытым небом до конца жизни не полезу.
Петр Иванович открыл обе дверцы, с шумом и плеском болотная жижа устремилась обратно в озеро, но легче дышать от этого
— Ну, вот и все, — гордо произнес Иваныч, с чувством выполненного долга, — затыкайте носы тряпками, сейчас вонять еще сильнее будет.
Схватил канистру и давай остатки горючей жидкости разбрызгивать по грязной кабине тонким слоем. И тут я поняла, что вся предыдущая вонь, которую пришлось вытерпеть, это были цветочки, ягодки только начинаются. Сразу заболела голова, тошнота подкатила к горлу.
Выпустите меня отсюда! Я лучше на крыше поеду вместе с Мишкой.
Иваныч вспомнил о нашем сопровождающем в ОЗК и велел Михаилу его срочно разыскать.
— Дуй, — говорит, — наверх, покрути фару. Нужно отыскать морячка и посмотреть, что с ним? Может, жив еще?
Мишка ускакал, как горный козлик, пару минут грохотал по крыше подковками, потом раздался металлический скрежет.
— Вижу, — внезапно закричал Иваныч, выжал газ, и мы принялись разворачиваться. Фары выхватили на поверхности воды какой-то странный бесформенный предмет, напоминающий серо-зеленый ком грязи. Я даже не сразу сообразила, что именно так выглядит мертвый человек в ОЗК, наполовину погруженный в болото.
Ну все! Я решительно встала и принялась протискиваться на переднее сиденье.
— Куда? — ухватил меня за руку Иваныч.
— Выпустите немедленно, — потребовала я, — нужно осмотреть пострадавшего, может быть, ему еще можно помочь.
— Лидия Андреевна, немедленно сядьте на свое место!
Вот уж не думала, что в этом тщедушном старичке столько внутренней силы и воли.
— Вы же сами нам только что рассказали, насколько опасно приближаться к зараженному паразитами трупу.
— А Михаил? — взревела я.
— Мишка не дурак, — отрезал Иваныч, — издалека посмотрит и все. Трогать голыми руками он ничего не будет.
Михаил вернулся гораздо быстрее, чем мы ожидали. Запрыгнул на ступеньку, заглянул в окно.
— Дядя Петя, он мертв. Выглядит так, словно уже неделю в воде лежит.
Мне даже напрягаться не нужно, чтобы представить эту жуткую картину. Серые телесные покровы с черными полосами запекшейся крови, впалые щеки, пустые глазницы и слегка приоткрытый рот, издающий тошнотворный приторно-сладковатый запашок разлагающегося трупа.
— Мишка, ты отсюда фургон видишь? — тем временем спрашивает Иваныч.
— Ага, вижу, — отвечает Михаил, и рукой направление указывает.
— Тогда держись, — говорит Петр Иваныч. МАЗ ревет, выбрасывает столб дыма, запах солярного выхлопа немедленно заполняет кабину, двери то у нас до сих пор настежь открыты.
Чувствую — все, конец фильма. Сейчас умру! Задохнусь окончательно и бесповоротно.
Я тянусь к своему заветному чемоданчику, рывком распахиваю, в глазах уже темнеет, и звездочки по кругу бегают. Практически на ощупь отыскиваю кусок марли, закрываю им лицо. Помогает слабо, но все-таки хоть какая-то защита органов дыхания от этой невыносимой всепроникающей вони. МАЗ, как огромный ледокол, продолжает рассекать водные просторы мертвого озера, позади машины даже образовались два мощных буруна. Через несколько минут фары высвечивают брошенный нами прицеп.