Последний конвой
Шрифт:
Отвлечь бы как-нибудь, хотя бы еще на секунду…
Пока «переговорщик» убивал Ковтуна все прямо-таки уставились на него, как загипнотизированные. Эх, жалко не сообразил раньше. Момент безвозвратно упущен.
Так, еще раз.
Толчок, прыжок, нож, веревка. Что потом? Откатиться влево? Не поможет. Вскочить и убежать за машину? Слишком далеко. Не успею! Самому напасть на худощавого? Слишком далеко, не добежать. Метнуть нож? Ночью, без тренировки, почти наверняка промажу.
— Их должно быть восемь, — снова послышалась четкая немецкая речь, — где восьмой? Восемь, — повторил
Сразу зашумели вокруг, залязгало оружие. От группы отделился один из боевиков и тоже заговорил по-немецки, ужасно коверкая слова:
— Все проверять. Нет никто.
— Искать!
Стивен непонимающе посмотрел на трупы и его прошиб холодный пот.
Как же я сразу не сообразил? Иваныч!
Стивен быстро глянул на Мишку, демонстративно моргнул, не дрейфь мол, дружище, как-нибудь прорвемся.
Иваныч жив, пришел в себя и спрятался. Это хорошо! Значит есть надежда, что старик что-нибудь придумает и попытается их вызволить. Интересно как? И что он сможет сделать без оружия?
Впрочем, это сейчас не важно. Чтобы не сделал старик, Стивен должен быть готов к прыжку в любой момент. Даже если Иваныч просто выйдет из темноты и громко крикнет, все сразу же повернутся к нему. Это и будет та самая недостающая секунда.
Главное не упустить момент!
Куратор приблизился и спросил у Стивена по-немецки:
— Где старик? Отвечай!
— Пошел к черту! — ответил Стивен фразой капрала. Даже матерится не было никакого желания.
Куратор нахмурился:
— Мбамба М’генге, — обернулся к рослому африканцу, быстро затараторил на паршивом эсперанто, — пленных нужно допросить, искать восьмой, убивать!
Негр ухмыльнулся, обнажив сверкнувшие в отблесках пламени зубы, потянулся к поясу за ножом…
Глава 17
Иваныч
Extremis malisextremaremedia (лат.) — сложные времена требуют непопулярных решений. Черт его знает кто сказал, какой-то полководец еще в древнем Риме. Фраза стала визитной карточкой Макса Райта, выступившего в ООН с докладом. Было очень много красивых слов, о необходимости объединения человечества для того, чтобы достойно принять вызов природы и выстоять в сложной борьбе со стихией. Наша сила в единстве, заявил Райт с самой высокой трибуны в мире и ему аплодировали миллиарды. Из ста девяносто трех государств, входивших на тот момент в состав Организации объединенных Наций, сто сорок девять проголосовали в поддержку инициатив Райта.
После завершения открытого заседания продлившегося трое суток без перерыва, Генеральная Ассамблея выпустила резолюцию, которая произвела эффект разорвавшейся атомной бомбы. Международная конвекция подписанная на заседании ООН гласила о полном упразднении границ между странами и создании единого правительства планеты. О полной и безоговорочной ликвидации армии и всех объединений и альянсов коллективной защиты. Вооруженные силы всего мира переходили под командование Магистрата, получившего не только законодательную, но исполнительную власть.
Полностью и повсеместно отменялась
Система распределения товаров и услуг, а также поощрения и наказаний, отныне переходила к местным органам самоуправления на уровне муниципалитетов, с переподчинением их Центральному Координационному Совету, который, в свою очередь, напрямую управлялся Магистратом. Ответственность за выполнение распоряжений Магистрата и CCC (Central Coordinating Council) оказалась возложена на СБМ, организацию полувоенного типа, которую в народе немедленно окрестили привычным словом — ЧК.
Военный коммунизм фашистского типа получил вполне невинное название — «эксимилиазм», от латинского слова «eximia» — исключительный.
Сложные времена требуют непопулярных решений.
Народ в своем большинстве оказался не готов к столь кардинальным переменам. Но его никто и не спрашивал, а поставили перед фактом. Даже в страшном сне никто не мог представить себе подобных перемен до катастрофы. Любые возражения несогласных оказались погребены под ворохом красивых слов и сладких обещаний.
Но фашизм, в своей истинной сути, оказался единственной силой способной противостоять хаосу и бардаку постапокалипсиса, а Метрополия, — единственным территориальным образованием, сумевшим удержать хотя бы видимость порядка. Тогда как остальной мир погрузился в пучину безумства, грабежей, локальный войн и конфликтов, безнравственности и самоуничтожения.
Петр Иванович открыл глаза и не смог понять, где он находится. Вокруг было темно, прогоркло воняло старой резиной. Он попробовал пошевелиться, голову пронзила нестерпимо острая боль. Сразу захотелось провалиться обратно в сон, как бы смешно это не звучало. Странная слабость, словно только что пробежал несколько километров. Ноги и руки ватные, почти не слушаются, в легких что-то хрипит и посвистывает.
Он попытался восстановить цепочку событий, предшествующих засыпанию, и не смог. Голова была пуста и безмолвна, как пустыня Сахара в полдень.
Он зацепился за эту ассоциацию, и задал себе вопрос, — «а почему, собственно говоря, пустыня? Разве он был когда-нибудь в Сахаре?»
И тогда волна воспоминаний пришла как-то сразу и захлестнула мозг целиком, без остатка.
Пустыня. Жара. Конвой. Африка…
Он вздрогнул, точно от пощечины и почувствовал сильную тошноту и головокружение. Сразу же захотелось взять веник и вымести все неприятные воспоминания прочь из головы. Впрочем, это вряд ли поможет избавится от тошноты и головокружения. Его состояние — реакция на адскую жару и недостаток кислорода в землянке, которая оказалась слишком мала для восьми человек. Гипоксия. Кислородное голодание.