Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
Последние слова короля были обращены к придворным, и ещё до вечера новость облетела весь Лондон.
Не дожидаясь приглашения, я последовал за королём, твёрдо решив не полагаться ни на кого, пока Брендон не будет освобождён. После того как мы переехали через Лондонский мост и завернули по Лоуер-Темз-стрит, король от Фиш-стрит-Хила направился по Грейс-Черч-стриту к Бишопгейту. Он заявил, что остановится у герцогини Корнуэльской поесть там пудинга и затем направится к канцлеру Уолси.
Я отлично знал, что стоит королю попасть к Уолси, как там начнутся пьянство и картёж, прерываемые страстными политическими спорами. Тогда Генрих пробудет у канцлера всю ночь, а Брендон
— Ваше Величество дали мне своё королевское слово прежде всего отправиться к лорду-мэру. За все те годы, которые я имею честь чтить вас, как великодушного государя и могущественного короля, это первая просьба, с которой я решился обратиться к вам, и теперь я заклинаю вас вашей собственной честью исполнить свою обязанность дворянина и короля!
Это была смелая речь, но в данный момент мне было совершенно безразлично, приятны ли были мои слова или нет.
Король вытаращил на меня глаза и сказал:
— Каскоден, вы привязались ко мне, словно репейник, но вы правы, я забыл своё обещание. Вы помешали мне обедать, и мой желудок громко взывал к одному из лакомых пудингов герцогини Корнуэльской. Однако в горе вы прекрасный друг! Я хотел бы тоже иметь такого!
— У Вашего Величества имеются два друга, которых я знаю: один — смиренно скачет рядом с вами, а другой — томится в худшей на всём свете темнице!
Король поскакал в Гилд-холл, чтобы без дальнейшего промедления навестить лорда-мэра. Когда я по приказанию короля рассказал историю защиты Брендоном принцессы, лорд-мэр высказал необыкновенную готовность освободить моего друга и только усомнился в правдоподобности моего сообщения. Тогда я предложил посадить меня самого в тюрьму и высказал готовность поплатиться жизнью, если моё показание даст возможность виновному скрыться от суда, а принцесса и её фрейлина не подтвердят достоверность моего рассказа. Однако лорд-мэр не принял моего поручительства и попросил короля немедленно написать приказ об освобождении Брендона. Заполучив этот приказ и захватив с собой судейского чиновника, я понёсся в Ньюгейт, тогда как Генрих отправился к Уолси, чтобы там окончательно определить судьбу Мэри.
Брендона вывели из темницы в цепях и кандалах. Войдя в комнату и увидев меня, он воскликнул:
— Каскоден, это ты? Я думал, что меня ведут на казнь, и радовался окончанию своих мук. Но мне кажется, что ты не станешь помогать палачам, хотя и дал мне здесь почти сгнить!
При виде Брендона я не смог сдержать слёзы.
— Твои упрёки справедливы, — воскликнул я, — но я не так виноват, как ты думаешь. В день твоего ареста король отправил меня во Францию, и я должен был немедленно уехать. Ах, почему я уехал, не сделав всего для твоего освобождения! Но ты сам приказал мне молчать, да и я положился на… обещание других!
— Так я и думал. Ты не виноват ни в чём, прошу тебя, только никогда не говори об этом!
Брендона было почти невозможно узнать — так он был грязен, худ и бледен. Я поспешил отмыть и переодеть его, насколько это было возможно в Ньюгейте, и затем отвёз его в носилках в Гринвич, где при помощи своего слуги уложил в кровать.
— О, эта кровать — предвкушение рая, — сказал Брендон, вытягиваясь на своём ложе.
Это была такая жалостная картина, что я едва был в силах подавить рыдания.
Но я вскоре овладел собой и поспешил послать за неким арапом, торговавшим оружием и отличавшимся большой учёностью. К нему относились враждебно, как к чужестранцу,
Глава XI. Сватовство
Только через неделю мог я отправиться в Виндзор, чтобы высказать девицам своё возмущение. Теперь в Виндзоре был также сам король с Уолси и Лонгвилем, чтобы предложить принцессе по всей форме счастье стать королевой Франции.
Обстоятельства складывались так, что брак Мэри должен был стать настоящей жертвой с её стороны. Людовик XII был стариком, да ещё французом с французскими воззрениями на мораль; а кроме того, тут были ещё обстоятельства, о которых я не стану упоминать. Скажу только, что Мэри с равным успехом могла выйти замуж за прокажённого. Чему же было удивляться, если Мэри, которая была посвящена в тайну, с отчаянием и страстностью противилась этим брачным планам?
Виндзор расположен в восьми милях от Лондона и был в те времена населён очень мало. Новости проникали туда очень медленно, а вследствие этого случилось так, что Мэри узнала о подписании брачного договора лишь незадолго перед тем, как ей доложили о прибытии короля и французского посланника, собиравшихся формально просить её руки для короля Людовика XII.
Король со своей свитой, к которой примкнул и я, намеревался известить принцессу Мэри о высокой чести, оказанной ей престарелым Людовиком XII. Однако это было нелегко сделать, так как Мэри забаррикадировалась в своей спальне и отказывалась принять посольство. Король нагнулся к замочной скважине, чтобы заставить юную строптивицу выйти из своего убежища; мы ясно слышали, что он снизошёл даже до умильных просьб, и это немало распотешило нас. Затем Его Величество пришёл в ярость и пригрозил взломать дверь, но прекрасная осаждённая упорно пребывала в глубоком молчании, давая королю таким образом полное основание привести свою угрозу в исполнение. Он был взбешён до последней степени и призывал всех нас в свидетели того, как он принудит эту «упрямую ведьму» к повиновению. Увы! Он, очевидно, не сознавал в полной мере сложности этой задачи.
Дверь вскоре взломали, и король первый вошёл в комнату, а за ним — Лонгвиль, Уолси и все мы, остальные. Но мы шествовали навстречу позорнейшему поражению, которое когда-либо постигало осаждающее войско, потому что наш враг, как ни мал был он, отличался хитростью и находчивостью.
Мы застали Джейн сидящей в углу, напуганной до полусмерти всем этим шумом и скандалом, её же повелительница лежала в кровати, повернувшись лицом к стене, причём её платье беспорядочно валялось посредине комнаты.
Не поворачивая головы, Мэри крикнула:
— Иди, иди, братец Генрих, милости просим! Пусть войдут и твои друзья также, я готова принять их, хотя и не в полном параде, как видишь! — с этими словами она взмахнула голой рукой, и герцог Лонгвиль испуганно отступил назад. Затем, по-прежнему не отворачиваясь от стены, Мэри продолжала: — Вот я сейчас встану и приму вас без всяких церемоний.
Одеяло пришло в неистовое волнение, и это вывело Генриха из себя. Не зная, что делать, он испуганно завопил: