Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
Повинуясь приказанию короля, желая заслужить благоволение обожаемой Мэри и намереваясь в то же время удалить от двора своего личного врага и соперника, герцог собирался действительно инсценировать бегство Брендона из тюрьмы. Однако, прибыв в Ньюгейт, он сейчас же изменил свой план действий. Письмо принцессы Мэри было передано её пажем стражнику, а тот вручил его непосредственно герцогу. И вот, приказав стражнику отправить это письмо прямо к королю, герцог помчался в Гринвич. Здесь он разыграл сцену гнева и досады на городских властей, препятствующих освобождению Брендона и требующих королевского приказа, снабжённого печатью и подписью. В то время как король, тоже возмущённый и разгневанный, собирался дать такой приказ, явился посланный
«Мастеру Чарльзу Брендону.
Мой привет прежде всего! Вскоре Вы будете освобождены, быть может, даже раньше, чем это послание попадёт в Ваши руки. Во всяком случае, я не оставлю Вас надолго в тюрьме. Я сейчас же еду в Виндзор, где надеюсь свидеться с вами.
Мэри».
— Что это значит? — с изумлением воскликнул король. — Моя сестра пишет мастеру Брендону? Милорд Бэкингем, подозрение, внушённое вами мне, оказывается вовсе не необоснованным. Мы оставим этого человека в Ньюгейте, предоставив лондонцам расправиться с ним по-свойски!
На следующий день герцог Бэкингемский отправился в Виндзор и сообщил Мэри, что, как он слышал, Брендон удачно бежал и отправился в Новую Испанию.
Мэри поблагодарила герцога, но с тех пор у неё уже ни для кого не было улыбки. Она осталась в Виндзоре, всецело отдаваясь своему горю. По временам ею овладевала сильная злоба на Брендона, который не повидался с ней перед отъездом, но тут же слёзы смягчали её досаду, и Мэри испытывала даже некоторую радость от сознания, что Брендон потому и скрылся, что слишком любит её.
После того как Брендон так геройски вёл себя в Биллингсгейте, вся эта история предстала перед нею в ином свете. Она по-прежнему отдавала себе отчёт в громадной пропасти, разделявшей их, но только с тем различием, что теперь уже она смотрела на него снизу вверх. Прежде он был самым простым Чарльзом Брендоном, а она — принцессой Мэри; теперь она всё ещё была принцессой, но он стал каким-то полубогом. Обыкновенный смертный не мог быть так умён, благороден и храбр. Порой Мэри ночи напролёт лежала в объятиях Джейн и, подавляя рыдания, шептала ей о возлюбленном своего сердца, о его мужественной красоте и совершенстве. Она утверждала, что теперь ей уже нечего более ждать от жизни, что путь к счастью навсегда закрылся для неё и что годы, ещё оставшиеся для неё в этой жизни, будут полны лишь ожиданием конца, но потом вдруг она прониклась радостной уверенностью, что всё ещё обойдётся. Ведь говорил же Брендон, что в Новой Испании бесстрашному человеку открыты широкие пути и возможности, и, конечно, он, лучший и храбрейший из людей, быстро добьётся известности и богатства, чтобы вернуться в Англию и откупить любимую девушку у короля за миллионы фунтов стерлингов! О, Мэри готова была ждать его, ждать!
Так и текла жизнь Мэри в Виндзоре среди отчаяния и розовых мечтаний. А тем временем Брендона судили и приговорили к смертной казни за то, что он спас сестре короля больше чем жизнь!
Глава X. «Справедливости, о король!»
Так обстояли дела по моему возвращению. Какими горькими упрёками осыпал я сам себя за то, что уехал, не освободив Брендона из его ужасного положения! Я сам не мог понять, как это мог положиться в таком важном деле на двух девчонок, из которых одна была изменчива, словно ветер, а другая — совершенно бессильна!
Да, Брендон поступил бы совершенно иначе, если бы я оказался на его месте; он освободил бы меня или взял бы приступом лондонские укрепления.
Теперь я уже не стал мешкать и не подумал полагаться на какую-нибудь леди Джейн или принцессу Мэри, а решил
Я застал короля за обедом, и, разумеется, не был допущен к нему. Так как я был не в таком настроении, чтобы позволить чему бы то ни было встать мне поперёк пути, то, к всеобщему ужасу, оттолкнул часовых и, ворвавшись к королю, бросился перед ним на колени.
— Справедливости, о король! — воскликнул я так, что мой возглас услыхали все придворные. — Справедливости для самого обиженного и наиблагороднейшего человека на свете! Чарльз Брендон, бывший друг Вашего Величества, брошен в самую страшную, мрачную тюрьму и приговорён к смертной казни за то, что якобы убил двух людей в Биллингсгейте. Но… — Тут слёзы брызнули из моих глаз, однако я заставил себя рассказать королю всё, что уже известно читателю, касавшееся посещения принцессой Мэри опасного квартала. — И вот этот-то человек, — воскликнул я затем, — присуждён к смертной казни! Но я слишком хорошо знаю сердце Вашего Величества, чтобы не быть уверенным в немедленном освобождении Брендона. Подумайте, король, он спас царственную честь вашей сестры, которую вы так любите, и так ужасно пострадал за свою храбрость и благородство. В день, когда я должен был поспешно выехать во Францию, леди Мэри обещала мне всё сказать вам и освободить от наказания человека, оказавшего ей такую услугу. Но она — женщина и, следовательно, рождена для измены!
Король улыбнулся моей горячности и произнёс:
— Да что вы говорите только, сэр Эдвин? Мне известно о том, что Брендон приговорён к смертной казни, но если дело обстоит так, как доказано на суде, если он действительно убил двоих граждан, то я не могу вмешиваться в правосудие, которого вправе требовать мой добрый народ. Вместе с тем всё то, что вы рассказываете про мою сестру — сущая нелепость. Наверное, вы придумали всё это из любви к своему другу, чтобы спасти его. Остерегитесь, друг мой, произносить такие речи в следующий раз! Если бы дело обстояло так, как вы говорите, то сам Брендон сослался бы на это во время следствия!
— Клянусь, Ваше Величество, что всё, сказанное мной, — сама истина, и что леди Мэри и леди Джейн подтвердят каждое моё слово! Брендон не хотел объяснения, чтобы не подвергать риску доброе имя спасённой принцессы: Вашему Величеству известно, что к прорицателю Граучу ходят не только для гаданий. Брендон предпочёл лучше умереть, чем подвергнуть нареканиям имя столь любимой вами особы. Но похоже на то, что эти дамы, так обязанные Брендону, готовы лучше дать ему умереть, чем понести последствия собственной глупости. Умоляю Ваше Величество поспешить… нельзя более терять времени! Не вкушайте ни куска более, пока этот человек, который так честно послужил вам, не выйдет оправданным из тюрьмы. Пойдёмте, Ваше Величество, пойдёмте сейчас же, и пусть всё, что я имею, моё богатство, моя жизнь, моя честь — всё принадлежит Вашему Величеству!
На минуту король задумался, не выпуская ножа из рук, а затем произнёс:
— Каскоден, сколько я вас знаю, я никогда ещё не уличал вас во лжи. Вы невелики ростом, но чувством чести не уступите и Голиафу. Мне кажется, что вы говорите правду, а потому я сейчас же отправляюсь и освобожу Чарльза Брендона. А моя сестрица пусть отныне наслаждается жизнью во Франции под эгидой своего престарелого обожателя, короля Людовика. Я не могу лучше наказать её! Эта история только укрепляет моё решение, и теперь меня не проймёшь лестью! Сэр Томас Брендон, приготовьте моих лошадей, я отправляюсь к лорду-мэру, затем к милорду архиепископу Линкольнскому, чтобы договор с французами был немедленно подписан. Объявите во всеуслышание, что принцесса Мэри через месяц станет королевой Франции!