Последний козырь Президента
Шрифт:
– Вероятней всего, для тебя они припасут связь с очень красивой, но замужней женщиной, – задолго до моей мнимой кончины инструктировал Баринов. – Причём замужем она будет за очень высоким чином, возможности которого стереть тебя в порошок значительно превосходят твои шансы на выживание.
Эту фразу я вспомнил именно в тот момент, когда мои шансы на выживание действительно равнялись нулю, и избежать печальной участи мне помогло счастливое стечение обстоятельств. Впрочем, обо всём по порядку.
В
– В полиции Вы поработали хорошо, – кратко подвёл он итог моей шестимесячной одиссеи. – Теперь пришло время на таком же качественном уровне поработать в своей должности. Задание о розыске и пресечении преступной деятельности Таненбаума с Вас, полковник, никто не снимал, так что продолжайте розыскные действия, как ни в чём не бывало. И больше находитесь на виду: походите по театрам, презентациям, потолкайтесь на выставках…
– На вокзал можно? – не удержавшись, перебил я начальника, намекая на главного героя из «Бриллиантовой руки».
– Зайдите, – проскрипел в ответ Баринов. – Пусть Таненбаум увидит, что Вы воскресли. И если он не дурак, а он к этой категории мыслителей не относится, то он поймёт, что его полгода водили за нос. На реакцию коллег, которые Вас похоронили и некоторые даже оплакали, постарайтесь внимания не обращать.
– Простите, Владимир Афанасьевич, но чего мы этим демаршем добьёмся?
– Противник поймёт, что его переиграли, а это значит, что он где-то допустил ошибку. Думаю, это подтолкнёт его к активным действиям, а каким именно, Вы мне лично доложите.
Выходя из кабинета, Баринова я мучительно гадал, какое из двух альтернативных решений принять: засесть у себя в кабинете и «родить» план оперативно-розыскных мероприятий по операции «Таненбаум», или же немедленно приступить к реализации указания Баринова и начать «находиться на виду».
«Жил я без плана ОРД шесть месяцев, – мысленно сказал я сам себе, – поживу ещё немного, тем более что эту писанину с меня пока никто не требует. Буду выполнять указания Баринова: выйду в свет».
Куда именно направиться, я ещё не решил, но желание отпраздновать своё второе пришествие в мир живых меня просто захлёстывало.
В оперативной работе я далеко не новичок, и понимал, что странное на первый взгляд задание Баринов дал мне не случайно. Фактически это была немного видоизменённая, но старая и хорошо себя зарекомендовавшая «ловля на живца». В роли живца,
Моё извращённое сознание нарисовало ироничную картинку: сидящий с удочкой на берегу реки Баринов и стоящий рядом с ним Директор ФСБ Павел Станиславович Ромодановский.
– Кого ловите, Владимир Афанасьевич? – вопрошал Ромодановский.
– Таненбаума, – буднично отвечал Баринов, поддёргивая без нужды рыбацкие сапоги.
– Так ведь не сезон, – шумно выдыхая, удивлялся грузный собеседник.
– Знаю, Павел Станиславович! Знаю! Оттого и не клюёт, что не сезон.
– А на кого ловите? – продолжал интересоваться Директор ФСБ.
– Так на Каледина и ловлю! – вздыхал Баринов. – Больше не на кого.
– Надо было на него поплевать, – с видом знатока советовал Ромодановский. – Тогда, глядишь, и клюнет, а то он у вас в последнее время, особенно после теракта, совсем какой-то неживой стал. На дохлую наживку Таненбаум не клюнет – это я Вам авторитетно заявляю…
Дальше я придумать не успел, так как нос к носу столкнулся с Ниной Ивановной Толокновой. Нина Ивановна была одним из старейших сотрудников Центрального аппарата, и почему-то руководство поручало именно ей оформить траурную фотографию умершего или погибшего при исполнении служебного долга сотрудника, и написать короткий, но проникновенный некролог.
Нина Ивановна, глядя на меня, в ужасе открыла рот, но её испуганный крик, задавленный спазмой мышц, застрял где-то в гортани, а перекреститься мешала кипа документов, которую она держала в обеих руках.
– Нина Ивановна, это не я, – зачем-то соврал я перепуганной женщине. – Я его старший брат-близнец. Меня руководство специально вызвало из Кемерово, чтобы я продолжил дело погибшего брата, продолжил и покарал преступников! Нас и в детстве часто путали, даже матушка только по родимому пятну и различала. Хотите, покажу? – и для наглядности я расстегнул пуговицу на рубашке.
Нина Ивановна, издав какой-то неясный гортанный звук, почему-то бросилась от меня прочь, обильно роняя по пути документы.
На улицу из «конторы» я выбрался, ловя на себе удивлённые взгляды коллег, но это укладывалось в рамки общепринятого поведения.
«А не нанести ли мне визит старому знакомому, Рождественскому? – мелькнула шальная мысль. – Тем более что повод для встречи имеется».
Я набрал на телефоне полузабытый номер и позвонил, однако трубку никто не взял.
– Значит, не судьба! – сказал я сам себе и отключил телефон.
Время было обеденное, и я решил «засветиться» на публике в одном из ресторанов Москвы, который так любит посещать элитная публика. После того, как я получил причитавшееся мне денежное жалование за шесть месяцев, плюс страховку за ранение, денег у меня было, как у дурачка махорки. Именно так выражалась бабушка по отцовской линии, когда хотела подчеркнуть у кого-то обилие денежных знаков.