Последний любовник

Ван Вормер Лаура

Должна заметить, что до приема в честь Килоффа я ничуть не сомневалась в его верности. Поэтому так и расстроилась тогда. Никогда не подумала бы, что он может предложить мне так «разнообразить» нашу интимную жизнь. Особенно если учесть, что я собиралась выйти за него замуж.

Даже его роман с Верити Роудз нельзя назвать простой интрижкой. Никто, кроме Кейт Уэстон, даже не знал о происходящем, а ведь роман был довольно продолжительным. Я так и не смогла добиться от Спенсера ответа на вопрос, почему он решил встречаться со мной. Возможно, он просто устал от романа с Верити, у которого не было

будущего. Или ему надоело занимать такое скромное место в жизни любимой женщины. Как-то Спенсер признался мне — редкий приступ откровенности напал на него после того, как мы несколько часов занимались любовью на яхте его приятеля, даже не выведя судно из доков, — так вот он сказал, что самая ужасная боль — это боль от сознания, что твоего любимого человека сейчас сжимают чужие объятия. И что этот человек предпочитает эти объятия твоим.

Я тогда решила, что он говорит о себе и Верити, но чуть погодя он добавил, что понимает, как нелегко сейчас должно быть Дагу. И знаете, вспоминая сейчас о том разговоре, я понимаю, что именно с этого момента наша совместная жизнь дала крен. Как если бы Спенсера тяготило то, что он украл меня у другого, сделав его несчастным. Собственно, мне тоже было не по себе, что я увела своего красавчика у Верити.

После той ночи в душу закрались первые сомнения.

Этим утром я отправилась в больницу навестить Спенсера, но меня не пустили к нему, объяснив, что в нужном мне отделении проводится проверка и какие-то тесты. Меня промариновали в приемном покое два часа, но войти так и не дали. Родителей Спенсера я тоже не видела.

Позвонив Кейт Уэстон, узнаю, что издательство «Беннетт, Фицаллен и Кo» оплатило частный авиарейс, которым Спенсера доставят в клинику в Нью-Йорке. Его родители будут жить в его квартире. Слава Богу, будет кому следить за арендной платой и телефонными счетами!

Наконец я сдаюсь. Оставив в приемной цветы с запиской, ухожу. Я бы и рада увидеть Спенсера, но времени в обрез. Мне еще предстоит заехать в свой прежний отель. Не могу же я постоянно избегать прессы! Так можно и работы лишиться.

Делаю последнюю попытку прорваться в отделение к Спенсеру, но меня снова останавливает бдительный медперсонал. Я направляюсь к служебным лифтам. Стоит мне завернуть за угол, как я буквально нос к носу сталкиваюсь с Верити Роудз в сопровождении полицейского. Увидев меня, редактор «Экспектейшнз» на секунду открывает рот, но быстро приходит в себя.

— Он хотел меня видеть, — на ходу поясняет она, обдав меня запахом духов.

Я все чаще смотрю в зеркало заднего вида, пытаясь определить, нет ли за мной слежки. Стараюсь не думать о Верити Роудз, но на это уходят последние силы. Черт, не хотелось бы тащить за собой хвост! Особенно когда поеду к Лилиан.

Остановившись у одного из торговых центров, ныряю внутрь, а затем выхожу с другого хода. Быстро пересекаю улицу и захожу в контору по прокату машин. Через пятнадцать минут мне предоставляют синий «линкольн-континенталь» с шофером, Я направляюсь в Отель.

— Привет, Бадди. — Я звоню своему другу.

— Где ты, черт возьми, была, Салли?

— Срочные дела. — Бросаю взгляд на водителя, Лукаса.

— В

новостях говорили про Спенсера. Как он?

— Весь в гипсе, но поправится. Его перевозят в Нью-Йорк.

— Что он говорит о произошедшем?

— Пока ничего. Вчера он был без сознания, а сегодня меня к нему не пустили. — Я стараюсь побыстрее покончить с этим разговором, потому что всякий репортеришка, у которого есть рация с нужной частотой, может подслушать наш диалог (а вы думали, как делаются новости?). — У меня мало времени.

— Ладно, тогда слушай. Мы уже близки к цели и на девяносто девять процентов уверены, что знаем, кто установил камеру. Тебе известно, что Спенсер крутил роман с женой Корбетта Шредера?

— Да, с Верити Роудз. Я только что видела ее в больнице. Она сказала, что Спенсер звал ее.

Бадди некоторое время молчит.

— Ну говори же. Пусть даже это будут плохие новости. Не тяни!

— Что ж, тогда все понятно. Венди отыскала по карте социального страхования одного человека — того, что арендовал квартиру.

— Как ей это удалось?

— Ну, парень покупал технику в кредит в паре контор. Там значатся имя и адрес. Этот человек — внештатный сотрудник охранной компании, что работает на Корбетта Шредера.

— Что значит «работает»?

— Если я все верно понял, это промышленный шпионаж.

— Что ж, тогда все понятно, — повторяю я фразу Бадди. Корбетт Шредер всегда славился тем, что получал полную информацию о компании, затем наносил удар по ее репутации, выкупал ее и распродавал по частям. Это гораздо дешевле, чем поднимать разваливающуюся фирму, создавать политику и реанимировать погибший бизнес.

— Короче, мы прижали того парня. Он клянется, что ни в чем не замешан. Вроде как он лишь сидел на вахте в квартире — в его задачу входило просто менять кассету, когда она кончалась. Камера была уже установлена и просто реагировала на движение.

— А что он делал с пленкой?

— Парень оставлял ее на месте, а записи потом кто-то забирал. Каждый день. Видимо, кто-то от Шредера.

— Какой чудесный брак, ты не находишь? Подсматривать за собственной женой, что может быть романтичнее! — зло говорю я.

— Но с чего бы Шредеру вдруг делать такую гадость тебе?

— А помнишь ту статью, что я написала для «Экспектейшнз»? Заметку о Касси Кохран?

— Ну?

— Шредеру требовалась скандальная статья, которая бы унизила Касси, смешала ее с грязью. А заодно и ее мужа, Даренбрука. Шредер всегда ненавидел Джексона Даренбрука и хотел поквитаться с ним. Неплохая идея была — загрести жар моими руками.

— Но я помню, что статья вышла абсолютно другая.

— Такая, какая и должна была по справедливости выйти. Бадди, извини, но мне пора. Просто скажи, есть ли связь между пленками и Филиппом О'Харном?

— Возможно. Мы вышли на женщину, которая рассылала дубликаты в Нью-Хейвен. Имя, разумеется, вымышленное, да и расплачивалась она наличными. Но есть ее описание: один из клерков на почте запомнил ее. Она рассылала кассеты, не указывая обратного адреса.

— Рост около ста семидесяти пяти, голубые глаза, каштановые волосы с мелированием, под сорок лет, худая. Ездит на старой модели «мерседеса» красного цвета, — предполагаю я.