Последний магнат
Шрифт:
Когда он проводил их, мисс Дулан торжествующе объявила:
– Мистер Стар, вас к телефону – дама с поясом.
Стар уединился в кабинете, сел за стол, взял трубку, и под ложечкой у него сжалось. Он еще не решил, чего хочет. Дело Пита Завраса обдумал и решил, а свое не обдумал. Первоначально он хотел только узнать, не с профессионалками ли столкнулся, не актриса ли это, подделавшаяся под Минну, – он сам как-то велел загримировать молодую актрису под Клодетту Кольбер и снять при тех же поворотах головы.
– Здравствуйте, – сказал
– Здравствуйте.
Слыша этот недоуменный голос, ловя в нем отзвук прошлой ночи, Стар ощутил наползающий опять озноб ужаса и отогнал его усилием воли.
– Вас нелегко было найти, – сказал он. – Смит – а кроме этого известно лишь, что вы у нас недавно. И пояс серебряный.
– Да-да… – Голос звучал все еще стесненно, неуверенно. – На мне вчера был серебряный пояс.
Ну а дальше о чем?…
– С кем я говорю? – спросил голос с оттенком потревоженного дамского достоинства.
– С Монро Старом, – сказал он.
Пауза. Имя это на экранах не мелькало и, по-видимому, мало о чем ей говорило.
– Ах, да-да. Вы были женаты на Минне Дэвис.
– Да.
Неужели подстроено? Перед ним снова встал ночной облик, и эта кожа, неповторимо светлеющая, точно фосфором тронутая. Неужели все это подстроили с враждебной целью? Не Минна и вместе – Минна… Ветер колыхнул занавески, зашуршал бумагами на столе, и сердце чуть дрогнуло – так густо реален был день за окном. Окунуться в него, была не была, – увидеть ее снова, это лицо в звездной дымке, этот сильный рот, созданный для нищего и храброго человечьего смеха.
– Я хотел бы увидеться с вами. Не встретиться ли нам на студии?
Поколебалась – и твердый отказ.
– Я крайне сожалею, но встретиться не могу.
Сожаление чисто формальное. От ворот поворот. Как ножом отрезала. На помощь Стару пришло простое суетное самолюбие и придало настоятельности его просьбе.
– Я хотел бы увидеть вас. Есть причина.
– Но я, к сожалению…
– Тогда разрешите подъехать к вам домой?
Опять она молчит – не колеблясь, а просто выбирая слова для ответа.
– Вы не все обо мне знаете, – проговорила она наконец.
– Вы замужем, что ли? – сказал он уже нетерпеливей. – Это к нашей встрече не имеет отношения. В ней нет ничего тайного. Если у вас муж, приходите вдвоем.
– Я… я никак не могу.
– Но почему же?
– Даже сейчас вот говорю с вами и глупо себя чувствую. Но ваша секретарша настаивала – я уж подумала, не обронила ли что-нибудь в воду, а вы нашли.
– Я очень прошу вас уделить мне пять минут.
– Хотите снимать меня в фильме?
– Нет, я не за тем.
Молчание, такое длинное, что он решил – она обиделась.
– Где же с вами увидеться? – спросила она внезапно.
– А на студии? Или дома у вас?
– Нет, лучше в другом месте.
И неожиданно он стал в тупик: какое назвать место? Домой пригласить? В ресторан? В коктейль-бар? Где встречаются люди? Не в доме же свиданий?
– В девять
– Боюсь, что в девять не удастся.
– Тогда не нужно.
– Хорошо, пусть в девять. Но давайте неподалеку от студии. На Уилширском бульваре есть кондитерская…
Было без четверти шесть. В приемной ожидали двое, они являлись ежедневно в это время, и каждый раз их просили прийти завтра. Дело было не столь существенным, чтобы заняться им немедленно, несмотря на одолевавшую в этот час усталость, и не столь маловажным, чтобы вовсе отмахнуться от него. И, снова отложив прием, Стар посидел за столом неподвижно, думая о России. Вернее, о фильме про Россию, обсуждение которого займет сейчас тридцать безрезультатных минут. О России, он знал, тьма сюжетов, не говоря уже про Главный Сюжет, – и у него целая бригада больше года была занята разысканиями и созданием сценариев, но все получалось не то. Стар чувствовал: об этом можно сказать масштабно, крупно, языком Американской революции, а выходило иначе, упиралось в неприятные проблемы. Он считал, что относится к России по-справедливому, – картину он хотел поставить самую доброжелательную, но оборачивалось это лишь тугой головоломкой.
– Мистер Стар, к вам мистер Драммон, мистер Кристоф и миссис Корнхилл по поводу русского фильма.
– Хорошо, давайте их сюда.
Потом, с шести тридцати до семи тридцати, он просматривал отснятое днем. В другой раз он так и просидел бы до ночи в просмотровой или в зале перезаписи, но сегодня сказывался недосып – и предстояло свидание. По дороге в кафе он зашел к себе. В приемной ждал его Пит Заврас с рукой на перевязи.
– Ты Эсхил и Еврипид кинематографа, – сказал Заврас с поклоном. – И Аристофан, и Менандр тоже.
– Кто они такие? – улыбнулся Стар.
– Мои соотечественники.
– Я не знал, что у вас в Греции делают фильмы.
– Ты отшучиваешься, Монро, – сказал Заврас. – А я хочу сказать, что ты великолепнейший парень. Я тебе на сто процентов обязан жизнью.
– Ну, как рука?
– Рука – пустяк. Такое ощущение, точно кто взасос целует меня в плечо. Рука – недорогая плата за такой исход дела.
– А как вышло, что ты именно сюда пришел прыгать? – спросил Стар с любопытством.
– Я пришел к Дельфийскому оракулу, – сказал Заврас. – Пришел к Эдипу – и он разрешил мою загадку. Попадись мне только в руки сволочь, пустившая эту сплетню.
– Жаль, что я не получил, как ты, образования, – сказал Стар.
– Выеденного яйца оно не стоит, – сказал Пит. – Я кончил бакалавром в Салониках, и что мне это дало в итоге?
– Итог подводить рано, – сказал Стар.
– Знай, Монро, я за тебя любому глотку перерву, – сказал Заврас. – В любое время дня и ночи.
Стар закрыл глаза, открыл опять. Силуэт Завраса слегка расплылся на солнечном фоне. Стар оперся рукой на столик позади себя, сказал обычным голосом: