Последний магнат
Шрифт:
– Вот об этом-то и я прошу, – негромко сказал Стар. – Но только мне это гораздо важней, чем ему.
– Вы такой настойчивый, – сказала она устало. – Я уехала из Англии отчасти потому, что там мужчины всегда стремятся поставить на своем. Я думала, здесь по-другому. Разве недостаточно того, что я не хочу встречи?
– Вполне достаточно, – согласился Стар. – Но поверьте, случай необычный. У меня словно почва ушла из-под ног. Я как дурак сейчас. Я должен вас увидеть снова, говорить с вами.
– Зачем
– И что же я увижу?
– Что вы ослеплены мной. Сражены наповал.
– Но я уж и не помнил вас – пока не вошел, не увидел вас здесь.
– Сердцем вы меня помнили. Я с первой встречи поняла: вы из тех, кому я западаю в сердце.
Она замолчала – из зала вышли двое и стали прощаться. «Передайте ей привет, скажите, что я ужасно люблю ее, – говорила женщина. – Обоих вас люблю – детей, всю вашу семью».
Такими общими, затертыми словами Стар говорить не мог, а других не находилось. Идя к лифту, он произнес:
– Да, вы именно запали в сердце.
– Ага, признаете свое ослепление?
– Нет, это глубже, – покачал он головой. – Это весь ваш образ. Ваши слова – походка ваша – ваш вид и взгляд сейчас… – Он увидел, что лицо ее смягчилось, и воспрянул духом. – Завтра воскресенье, я обычно работаю по воскресеньям, но если бы вы пожелали увидеть что-нибудь в Голливуде, познакомиться с кем-нибудь, я счастлив был бы исполнить ваше желание.
Они стояли у лифта. Дверцы раздвинулись, но Кэтлин не вошла в кабину.
– Вы очень скромны, – сказала она. – Вы все хотите показать мне студию, познакомить с чем-нибудь и кем-нибудь. А вам не тоскливо так стушевываться самому?
– Без вас завтра мне будет очень тоскливо.
– Бедняжка – прямо до слез жалко. Все звезды рады бы скакать вокруг него на задних лапках, а он выбирает меня.
Он улыбнулся – что прикажешь на это ответить?
Опять подошел лифт. Она сделала лифтеру знак, что войдет.
– Я слабая женщина, – сказала она. – Если я встречусь с вами завтра, оставите ли вы меня в покое? Нет, не оставите. Настойчивость лишь возрастет. И выйдет не лучше, а хуже. Поэтому я скажу так: благодарю вас – нет.
Она вошла в лифт. Стар тоже вошел, и они, улыбаясь друг другу, спустились с третьего этажа в вестибюль. В дальнем конце у входа, за ларьками и лотками, виднелись головы и плечи толпы кинозевак, сдерживаемых полицией. Кэтлин поежилась.
– Когда я входила сюда, они все глядели так странно – точно негодовали на меня, что я не знаменитость.
– Тут есть боковой выход, – сказал Стар.
Они прошли через кафе и коридором вышли к автомобильной стоянке – в прохладную безоблачную калифорнийскую ночь. Для обоих бал уже остался далеко позади.
– Здесь раньше жило
– А теперь не живут?
– Студии перебрались за город, на природу. То есть теперь там тоже город. А когда-то и тут было хорошо, есть что вспомнить.
Он умолчал о том, что именно вспомнилось: десять лет назад здесь, по соседству с Конни Толмедж, жила Минна с матерью.
– Сколько вам лет? – спросила Кэтлин неожиданно.
– Я уж и не считаю – скоро тридцать пять, что ли.
– За столом вас называли «чудо-мальчиком Голливуда».
– Я и в шестьдесят все буду чудо-мальчик, – сказал Стар сумрачно. – Так встретимся завтра, прошу вас.
– Встретимся, – сказала она. – А где?
Оказалось, что угодить ей непросто. Она не хотела ни в гости, ни за город, ни в фешенебельный ресторан; поколебавшись, отвергла и пляж. Стар понимал – отказы эти небеспричинны. Со временем он выяснит. Быть может, она дочь или сестра какой-либо знаменитости и с нее взяли слово держаться в тени.
– Я заеду за вами, – предложил он, – а уж там решим.
– Нет, заезжать не надо. Давайте прямо здесь – на этом самом месте.
Стар кивнул, указав на арку над головой, как на ориентир.
Он усадил Кэтлин в ее машину, за которую всякий добросердечный агент по продаже подержанных автомобилей отвалил бы долларов восемьдесят; драндулет скрылся, дребезжа. С парадного входа донеслись возгласы – толпа приветствовала кого-то из кумиров. «Надо бы подняться в зал и проститься», – подумал Стар.
Продолжаю от первого лица. Стар наконец вернулся – было уже половина четвертого – и пригласил меня танцевать.
– Как поживаете, Сесилия? – сказал он, точно я не приходила к нему утром. – А у меня сейчас длинный разговор был с одним приятелем.
(Скрывает, что провожал ту девушку – настолько это, значит, важно для него!)
– Прокатил его по городу, – продолжал Стар наивно сочинять. – Я и не замечал, как сильно изменился этот район Голливуда.
– Неужели сильно?
– О да, – сказал Стар. – Полностью. До неузнаваемости. Мне трудно выразить это детальней, но все переменилось – все. Совсем новый город. – Помолчав, он усилил мысль: – Я и не отдавал себе отчета, что город так переменился.
– А кто был ваш собеседник? – копнула я.
– Старый приятель, – туманно ответил он. – Давнишний.
По моей просьбе Уайли втихомолку выяснял уже, кто она такая. Он подошел к их столу, и бывшая кинозвезда обрадовалась, усадила его рядом. Нет, кто эта девушка, она не знает – подруга чьей-то подруги, а больше о ней никому ничего не известно.