Последний очевидец
Шрифт:
Возвращаюсь к Кутепову. Он сказал:
— Я поехал в Финляндию, застал Марию Владиславовну в гостинице. Мне позволили посетить Оперпута в крепости. Он сказал: «Понимаю, что вы не можете мне верить. Но я дам доказательства, что я действительно ушел от большевиков. Сейчас позвольте вам вручить две записки, которые я написал здесь, в крепости».
— Вот они, — сказал Кутепов, подавая мне две тетради. — Я ухожу, а вы читайте.
Я их прочел. В общем, но гораздо подробнее,
В общем, провал «Треста» был великий скандал для Кутепова, в «Трест» свято верившего, и для меня тоже. Ведь уже вышла в свет моя книга «Три столицы», где я изобразил «Трест» как сильную контрреволюционную организацию.
Я сказал возвратившемуся Кутепову:
— Вы пока что не пострадали, ведь эмиграция не знает о вашей роли во всем этом деле. Позор падет на мою голову. Но всегда лучше не терять инициативы, предупреждая неизбежное, я хочу рассказать сам в газетах, что произошло.
Но Кутепов не согласился и сказал:
— Я дал вам прочесть эти записки доверительно. Имею право воспользоваться, но имею право требовать от вас, чтобы вы не использовали их для печати.
Пришлось покориться, но из этого ничего не вышло. Парижская русская газета «Общее дело» рассказала всю эту историю, но не так, как это было, а гораздо хуже.
Я уехал на юг, сказав себе:
— Конец моей политике. Человек, которого можно так обмануть, не может быть политическим деятелем.
Напрасно я говорил себе, что и Петр Великий был обманут Мазепой. Ему это простили, потому что он выиграл Полтавский бой. Я же ничего не выиграл, я все проиграл…
И все-таки мне не удалось спрятаться. Ко мне на юг приехал Глеб Струве, сын Петра Бернгардовича, от другой парижской, русской газеты с настоятельной просьбой изложить рядом со статьей «Общего дела», которая плохо осведомлена, свой вариант провала «Треста».
Я это сделал. Кажется, эта газета носила название «Россия и славянство», редактировалась Петром Бернгардовичем.
Когда разразился скандал с «Трестом», я был в Париже. Естественно, что я пошел к Анжелине Васильевне… [6]
Я сказал ей:
— Анжелина Васильевна! Я знаю, что вы не любите заниматься политикой…
Она ответила:
— Да, не люблю… Но вам я скажу… В чем дело?
Я дал ей письма от двух лиц: Якушева и Антона (отчество забыл).
Она отодвинула эти письма и сказала:
— Они меня только собьют… Дайте мне вашу руку.
6
Ясновидящая, с которой В. В. Шульгин общался в Париже. См. о ней в очерке «Рассказ о Г. И. Гюржиеве».
И начала говорить:
— Около вас я вижу Александра… и другое лицо… В ваших мыслях он Антон,
Тут Анжелина взяла в руки карандаш и продолжала:
— Вот карандаш. В деревянной оправе простой графит. Но если бы вместо графита там было золото… чистое золото… То это было бы… Это Мария… Она тоже сильно действует на Иоганна. Да… Она его любит… Она с ним живет… Вы этого не знали?
Мария погибнет… Скоро погибнет… Ее спасти нельзя… Вокруг ее головы я вижу круг… Нимб мученичества…
В первом сообщении ТАСС говорилось, что Захарченко-Шульц погибла в перестрелке. Во втором, позднейшем, — что она застрелилась. Вернее, конечно, первое.
Роль этой Сони мне неясна… Может быть, разве что Оперпут ей выболтал, что собирался бежать…
Оперпут — латыш. Если это он, кого я видел, то у него вот такие усы, как у Вильгельма…
На прощальном ужине, который устроил мне Якушев… Ужин, на котором было решено, что я напишу книгу, по их просьбе, по просьбе Якушева… Участвовали Якушев, Оперпут, Антон и я. Оперпут не сказал ни слова…
Возвращаемся к Марии Владиславовне. Она однажды мне сказала:
— Если и «Трест» провалится, я жить не буду.
Оперпута выпустили на свободу из крепости. Вдвоем с Марией Владиславовной они вновь тайно перешли советскую границу, пробрались в Москву и проникли на Лубянку, в приемную. Там в это время никого не было. Они бросили бомбу. Бомба была слабая, только перепортила столы и шкафы. Затем они бежали. В процессе бегства они разделились. О том, что произошло дальше, стало известно из сообщения ТАСС, которое примерно гласило:
«Некая Захарченко-Шульц и Оперпут бросили бомбу в приемную на Лубянке. Бежали по разным направлениям. Были настигнуты. Оказали вооруженное сопротивление.
В перестрелке Захарченко-Шульц была убита.
Оперпут тоже убит в другом месте. При нем был найден дневник».
Таково было сообщение ТАСС немедленно после случившегося, близкое к истине.
Но через много лет, когда опять рассказывалось об этом вопросе, то излагалось иначе.
Бомбочка, испортившая меблировку, выросла в грандиозный снаряд, изготовленный будто бы англичанами. Если бы этот снаряд взорвался, то погибло бы много тысяч заключенных на Лубянке. Так как эти много тысяч заключенных в общем были единомышленники Марии Владиславовны, то она такую бомбу не могла бросить и не бросала. Лубянка здравствует и по сей день.