Последний осколок
Шрифт:
– Дана, я хотел бы поговорить с тобой, - эльф мягко взял меня за руку и потянул на себя.
А я только собиралась умыться в одиночестве у проточного ручейка, но не вышло. Но так даже лучше, нечего затягивать.
– Широварт, отпусти мою руку. Ты не имеешь никакого права удерживать меня.
Первородный дернулся как от пощечины и застыл. Следующие слова были сказаны удивительно ласковым и прекрасным голосом. Он крайне зол.
– Ты моя. Ты же дала на это согласие, - пальцы хрустнули в его захвате.
Я поморщилась. Боль была неприятной,
– Я не твоя, и твоей никогда не буду, как никогда и не была. Ты не мой, и никогда уже таковым не будешь. С тобой рядом я умру или уничтожу все вокруг. Это лишь вопрос времени. А ты зачахнешь, обезумеешь, возненавидишь себя, - я прямо посмотрела в штормовую синь его глаз и разом оборвала одной фразой все связи, - ты сможешь меня убить?
Все. Больше не нужно было слов. Его пальцы сами разжались, а в глубине сапфира зародилась ненависть. Он ненавидит себя, за то, что не убил, но будет ненавидеть точно так же, если убьет. Он обречен в любом из вариантов будущего, где мы осмелимся быть вместе. Широ это знает. За эту слабость он ненавидит себя всей душой. Я указала ему на это несовершенство и теперь сама подверглась его ненависти. Отлично. Пусть ненавидит, так он не будет предпринимать попыток к сближению. Как оказалось, в этом была моя ошибка.
Я мягко развернулась к нему спиной и легкой походкой направилась в сторону горного ключа, что бил из недр земли. Саднящие пальцы требовали внимания, и я резко опустила руку в ледяную воду, обрызгав всю себя. Морозные иголочки пронзали тело в точках соприкосновения студеных капель с кожей. Льдинками вода стекала с лица, иногда смешиваясь с горячими дорожками влаги на щеках, перенимая их тепло и направляясь прохладными струйками к земле. Последний раз я роняю слезы по нам. Нас больше нет, и нет причин для слез. Ничего нет.
Просидев у ручья пол вата, я, наконец, поднялась и решила вернуться в лагерь. Теперь все будет по-другому. Это читалось на лицах всех присутствующих. Я не останавливаясь прошагала к импровизированной конюшне, коей являлась обычная коновязь из ветки ближайшего дерева, и нашла там Палю. Хоть она и не была привязана, но все равно предпочитала водиться со своими сородичами. Осторожно погладив нос кобылки, заметила странное плетение на ее гриве. Золотистые волоски были аккуратно разглажены и вплетены в структуру очень сложной сети кос и паутинок.
– Паля, девочка, а что это за красота у тебя такая? – я внимательно разглядывала плетение.
Реакция духа земли была странной. Кобыла посмотрела на собственную гриву, застыла на вар, а потом в шоке уставилась на меня.
– Ты не видела? – ответом было растерянное фырканье.
Та-а-а-ак. Кто же это у нас такой талантливый плетун, да еще и такой незаметный? У меня появилась одна догадка, но ее нужно было подтвердить. Обойдя всех лошадей и обнаружив такие же плетения, я направилась прямиком к Палану, что щеголял в полуобнаженном человеческом облике.
– Что? – удивился моему присутствию
Не тратя время на разговоры, схватила животинку за космы и потянула на себя, от чего голова кельпи дернулась вниз, заставив того согнуться.
– Так и знала! – оповестила всех и отпустила пострадавшую головушку.
– Миледи, ты голову в ручье переохладила? – возмутился чуть-чуть ободранный Палан. Каюсь, шевелюру я ему случайно проредила.
– А ты с каких пор себе косы плетешь в таком количестве и разнообразии? – ответила я вопросом на вопрос.
– Какие косы? – опешил кельпи и тут же перекинул свою чернильную гриву на грудь, - Орки лохматые!
– Не думаю, что орки ночью плели тебе косы. Как-то не в их это стиле, по ночам, да еще втихушку, - но зверобратец меня уже не слышал. Он пытался расплести это очень талантливо исполненное «безобразие», как назвал его кельпи.
– Дана! – взвизгнул позади мальчишеский голос, - меня прокляли! Меня оплели сетями смерти!
И это дите резко выскочило из кустов, громогласно оглашая всю поляну, как сильно его прокляли. Мы же спокойно ждали пока мелкий успокоится и перестанет мельтешить. Увы, успокаиваться кельпи не спешил. Наоборот, он выхватил нож у меня из сапога и уже примеривался, как коротко придется остричь гриву, чтобы избавиться от проклятья полностью.
– Стоять! – заорала я.
Кайа так и застыл с ножом у самой макушки. Этак он имеет все шансы стать лысым. Я шустро подскочила к мальчишке и выхватила нож у него из рук.
– Дурень свежего разлива! Никто тебя не проклинал, истерик мелкий.
Кайа отмер и с надеждой уставился на меня.
– Правда, не прокляли? – я кивнула.
– Кому-нибудь сегодня снились кошмары? – я окинула всех взглядом. Да уж, глупый вопрос. После вчерашнего кошмары снились всем.
– Ты думаешь это они?
– Линкетти? Да, думаю, они, - подтвердила я подозрения феникса, - Кайа, не смей расплетать плетение или обрезать волосы – заболеешь. То же и тебя касается, - я уставилась на рвущего с остервенением свои волосы Палана.
– И что делать? – раздраженно воскликнул кельпи, но руки от волос отнял.
– Ничего, вы понравились линкетти. Радуйтесь, если бы нет, они бы вас методично начали изводить.
– Но я не хочу ходить таким, - надулся мелкий.
– Такое расплести без последствий для вас под силу только плетунье.
– Но они только у орков водятся! – ужаснулись кельпи.
– Неа, еще у горных троллей и гоблинов. Шаманство – их конек. Вернемся, сразу найдем вам хорошую плетунью, - постаралась утихомирить разошедшихся ребят.
– Алкай, как тебе спалось? – с еле скрываемым шкурным интересом, осведомилась я. Ведь линкетти могли прицепиться к кому-то конкретно, либо ко всем сразу. Творить кошмары их стихия. И если огонек попал под их влияние, с его помощью нечисть и отгоним.
– Плохо, красавица. Мало того, что эти два бугая шумели, так еще и ужасы всякие виделись, - еще не понимая масштаб своего попаданства, сознался оборотень.