Последний ответ
Шрифт:
Я попросил стюардессу принести мне еще кофе и только потом обрушился на будущего доктора наук:
— Вот это меня больше всего и бесит в интеллектуалках, подобных тебе. Вы готовы повесить на первом столбе неизвестного человека с улицы лишь на том основании, что он вел себя как мачо. Зато гениям вроде Пикассо или Эйнштейна вы прощаете все, вплоть до приведения их жен на грань самоубийства.
— Послушай, быть может, эти мужчины принесли столько добра всему человечеству, включая женщин, что им можно извинить и жестокость по отношению к супругам. А вот мужчины
Свой резкий выпад Сара компенсировала ласковым поцелуем в щеку. Я продолжал сидеть с надутым видом, пока не получил второй поцелуй — на этот раз поближе к губам. Определенно, я вел себя как ребенок.
— Самое важное в этих письмах состоит в том, что они подтверждают теорию о полноценном сотрудничестве Милевы в статьях своего мужа, при помощи или без помощи Теслы, — продолжила Сара. — Например, в одном из писем он напоминает жене о «нашей работе», как если бы речь шла о совместном труде. Это предположение объяснило бы и тот факт, что Эйнштейн передал Милеве всю свою Нобелевскую премию двадцать первого года, когда они уже находились в разводе и неприкрыто враждовали между собой…
— А может быть, он перечислил эти деньги лишь потому, что повел себя как идиот? Так говорила Tea. Вдруг Альберт почувствовал угрызения совести?
— Подобные проблемы Эйнштейну не досаждали, — категорично отрезала Сара. — Я рассматриваю это скорее как подведение бухгалтерского баланса, расплату за работу, вся слава от которой досталась ему.
— Ладно, меня это и вправду не касается. Как ты верно заметила, я мужчина обыкновенный, которого интересуют только сплетни. Так что там насчет двоюродной сестры?
— Это долгая история.
— Чего у нас в самолете в избытке — так это времени. Если не успеешь закончить до Мюнхена, то мы продолжим разговор на нью-йоркском рейсе.
Сара пихнула меня локтем в бок и предупредила:
— Хорошо, я расскажу, если ты будешь слушать тихо, как мышка, и воздержишься от неуместных комментариев.
Я воздел руку к потолку в знак клятвы.
— Дела пошли хуже некуда, когда в девятьсот четырнадцатом году чета Эйнштейнов переселилась в Берлин, — приступила к рассказу Сара. — Милеве этот город совершенно не лег на душу. К тому же она начала подозревать о романе между Альбертом и его двоюродной сестрой Эльзой Левенталь, с которой он вот уже два года встречался от случая к случаю. Вот какие выражения появлялись в письмах Эйнштейна к этой особе: «К жене своей я отношусь как к служащей, которую не могу уволить».
— Замечательное признание заслуг.
— Когда Милева все узнала про Эльзу и брак затрещал по швам, Альберт написал свое знаменитое письмо с тремя условиями, делавшими возможной совместную жизнь с Милевой. Марич уже была готова согласиться, но переменила свое решение, получив новое послание, в котором супруг уведомлял, что даже всякое товарищество между ними невозможно. Мол, их брак сводится к деловым отношениям, исключающим личное общение. Письмо завершалось следующим образом: «Обещаю относиться
Самолет начал снижаться. Мы приближались к мюнхенскому аэропорту, носившему имя Франца Иозефа Штрауса.
— Но чем же все кончилось? — заторопился я. — Не смей останавливаться на полуслове!
Сара вздохнула полной грудью и произнесла:
— Само собой, будучи разумной женщиной, Милева не захотела мириться со всеми этими глупостями. Она решила развестись и увезла детей в Цюрих. Через пять лет Эйнштейн женился на Эльзе, своей двоюродной сестре, и во втором браке натерпелся куда больше. Это доказывает, что гениям тоже свойственно ошибаться. Можно быть отличником по физике и двоечником в сердечной науке.
Шасси самолета уже было готово коснуться немецкой земли, когда я задал свой вопрос:
— А ты бы кого предпочла — беспомощного гения или пентюха с добрым сердцем?
Вместо ответа Сара прикрыла глаза и улыбнулась.
37
Вильямсбург
По сравнению с европейцем американец гораздо больше думает о своих целях, о будущем.
Для него жизнь — это всегда становление, а не существование.
Манхэттен превратился в буржуазный остров, где не было возможности переночевать дешевле, чем за сто двадцать долларов, так что из аэропорта Кеннеди мы сразу же направились в Бруклин, в поисках более гостеприимного пристанища.
После бегства из Барселоны по следам Эйнштейна мои двадцать пять тысяч долларов значительно поистратились и теперь приближались к опасной сумме в пятнадцать тысяч. Если в поисках Милевы нам придется долго странствовать по Штатам, то я вернусь домой с протянутой рукой.
Если мне не удастся заполнить пробелы в рукописи Иосимуры, а издатель будет придерживаться условий договора, то придется возвращаться на радио. Мрачноватая перспектива.
Подсчитав свои финансы, я предложил Саре снять временное жилье в Вильямсбурге, а не в Бруклине. Такой вариант был и дешевле, и разумнее, поскольку нас не могли обнаружить по регистрационной карточке в гостинице.
Мы вышли из такси на Бедфорд-авеню, длинной улице, соединяющей ультраортодоксальный квартал с хипповскими барами и магазинчиками.
По сравнению с хаотическими потоками людей и машин на Манхэттене Вильямсбург выглядел частью другого города, даже страны. Здесь оказалось много старых складских помещений в два-три этажа, а вот шума неожиданно не было вовсе, как будто автомобили навсегда покинули эти места.
Да и вообще ничего здесь не напоминало о Нью-Йорке. Люди носили одежду из секонд-хенда, девушки хвастались огромными очками, соломенными шляпами и всевозможными атрибутами панк-культуры.
— Похоже на святилище вымерших городских племен, — заметила Сара, разглядывая эмблему книжного магазина «Спунбилл и Шугатаун».