Последний Поезд с Платформы “Погибель”
Шрифт:
— Чернокто? — переспросил Преско.
— Мужской аналог ведьмы или колдуньи, — пояснил Эстерли. — Путешествует со своей ведьмой-спутницей, но она еще не полностью продала свою душу Дьяволу, поэтому смогла коснуться Распятия. У меня было странное чувство относительно этого человека с того самого момента, как я увидел его в первый раз и посмотрел на него. Он прочитал мои мысли. Он источает зло. Неужели вы не чувствуете, как оно разливается по этому вагону?
— Да! — воскликнул Матиас, голос его сорвался на предательский писк. — Черт, да! Я чувствовал это!
— Ох,
— Говорю вам, это существо перед нами! Просто посмотрите на него! И раз он боится чего-то, что блокировало пути, тогда есть всего два варианта, что это может быть: либо его колдун-соперник, такой же темный, как он сам, либо… отмщение и нечто светлое и праведное, посланное с Небес!
Лоусон нервно хохотнул, и это лишь распалило проповедника.
— Мы заставляем его нервничать, видите? — громогласно возвестил Эстерли, его палец все еще указывал на Лоусона. — Он не может выносить свет. Я заметил это, когда жил с ним и этой женщиной в одном отеле! Он никогда не выходил на улицу днем, только ночью. Она — могла, но он — никогда. О, нет… это существо не может вынести света истины! — рука проповедника медленно опустилась. — Господа, пред нашим Небесным Отцом нам выпало испытание оказаться лицом к лицу с чудовищем!
— А я считаю, что он обыкновенный мудак, — фыркнул Ребинокс.
— Преподобный Эстерли, — спокойно обратился к проповеднику Тревор. — Вы… скажем так… немного запутались после всего того, что вам пришлось испытать в жизни. Могу я называть вас Илаем? — он сделал паузу, позволив вопросу несколько секунд повисеть в воздухе. — Я соболезную вашей утрате, Илай, вы потеряли единственного сына. Пуля в спину и неизвестная могила в поле. Это было сложно для вас, я знаю. Особенно после того, как вы сами стольких людей отправили в такие же безвестные могилы, выстрелив им в спины…
Лоусон смотрел, как кровь — то ничтожное количество, что бежало по венам этого человека — отлила от лица Эстерли, и его бледность теперь делала его похожим на вампира.
— Я уверен, — продолжил Лоусон все тем же тихим тоном. — Что доброта все еще живет в вас, но она слишком долго пряталась на дне бутылки и прижималась Библией. Иногда вы блокировали ее обоими способами сразу. Я не чернокнижник, сэр, равно как и Энн — не ведьма. Хотя в ваших словах есть доля истины: я прочел ваши мысли, потому что у меня есть способность проникать в разум людей, я могу сделать это с каждым на этом поезде. И в том положении, в котором мы оказались, вам лучше считать меня… — он сделал паузу, представляя, какое слово следует сказать следующим. А затем он вспомнил недавний разговор с Эриком. Нечто, от чего он отрекся тогда, но должен был вновь принять на себя эту роль сейчас.
— Считать меня своим ангелом-хранителем, — вздохнул он, обращаясь теперь ко всем присутствующим. — Я — ваш единственный шанс на то, чтобы — как сказал мне мистер Матиас несколько часов назад — увидеть следующий рассвет, — он посмотрел туда, где лежала раненая девушка, имени которой он до сих пор не знал, и внутренности
Так, может…
В конце концов, кем она была для Тревора? Кем был для него хоть кто-то из этого вагона? Кроме, разве что, мешков с кровью. Они были едой, которая может сделать сильнее, деликатесом. Так, может, пора принять это в себе и перестать идти путем Господа, который не желает принимать его в свои объятья?
— Мое имя Тревор Лоусон, — чуть подрагивающим от жажды голосом, заговорил он, уставившись в пол. Мгновенно повисло молчание, нарушаемое лишь завываниями ветра снаружи. — Я родился в Алабаме. У меня есть… у меня были жена и дочь. Я сражался на войне… под Шайло. Я человек. Я человек. Я человек… — он зажмурился так сильно, как только мог, и на несколько секунд застыл, руки его сжались в кулаки. — Я клянусь… что им и останусь.
Когда он, наконец, поднял голову, взгляд его устремился прямо к проводнику.
— Я пойду с вами, помогу отыскать Тэбберса, но ради собственной безопасности… держитесь ближе ко мне.
— Я тоже пойду, — заявил Рустер. — Мистер Тэбберсон — очень хороший человек, и я многим ему обязан.
— И я пойду, — сказал Эрик, но Лоусон махнул ему рукой. Не для того они с Энн проделали такой путь, чтобы позволить этому юнцу сгинуть в пастях тварей, что притаились в темноте.
— Готовь серебро, — Лоусон повернулся к Энн. — Расходуй патроны с умом и следи за задней дверью.
— Поняла, — с готовностью кивнула девушка.
— Справишься?
Она очень слабо улыбнулась.
— Сделаю все, что смогу.
Тревор посмотрел на остальных.
— Я надеюсь, что никто из присутствующих не будет достаточно глуп и не попытается покинуть вагон в мое отсутствие, — он сверкнул глазами на преподобного. — К слову сказать, сейчас самый подходящий момент для молитвы за вашу собственную душу.
Эстерли в немом ошеломлении уставился на него.
— Ладно, пора идти, — заключил Лоусон и направился вперед вместе с Ганттом, держащим фонарь, и Рустером, сжимающим винтовку. Тревору невольно казалось, что винтовка большую часть пути смотрит ему в спину.
Как только они добрались до локомотива, Лоусон обернулся и обратился к Рустеру.
— Я собираюсь вытащить пистолет, — он внушительно посмотрел на юношу, надеясь, что он не спустит из нервозности или неловкости курок винчестера. Тревор осторожно извлек из кобуры кольт с рукоятью из слоновой кости. Шесть серебряных патронов могли положить конец шести вампирам Темного Общества, если повезет.
Если.
Итак, они направились дальше по рельсам, навстречу снегу и ледяному ветру. Впереди показалось несколько валунов, которых уже хорошенько припорошило снегом. Свет фонаря Гантта выхватил из темноты отпечатки ботинок Тэбберса двенадцатого размера с правой стороны от завала. Поведя фонарем вправо, он заметил участок, заросший корявыми соснами, можжевельником, осинами, полынью и кустарниками. Лоусон полагал, что это было идеальным местом для засады — как для бандитов, так и для индейцев… или для кое-кого похуже…