Последний полет Гагарина
Шрифт:
Алексей пробормотал что-то сквозь зубы.
— Кедр, я Алмаз-1. Прошу утвердить решение. Я буду пилотировать ЛК. Алмаз-2 находится в удовлетворительном состоянии, чтобы контролировать автоматические системы при стыковке после возвращения на орбиту.
Луна была очень близко. Наша траектория после коррекции стала почти круговой, меньше сотни километров в апогее. Крупные цирки, долины, впадины и невысокие горы в обрамлении тёмных пятен морей просматривались вполне отчётливо через иллюминатор, я нащёлкал множество снимков как заправский турист, особенно
— Алмаз-1, посадку разрешаю, — сжалился, наконец, репродуктор.
С этого момента стало чуть проще. Мечтая попасть на Луну, я миллион раз повторял необходимые операции на тренажёре — до автоматизма. Бросив Алексею утешительное «в следующий раз», задраил люк. Проверил скафандр, крепление шлангов, кабеля, а также страховочного троса, он на полметра короче шлангов и проводов, чтоб те не оказались внатяг, если слишком отдалюсь.
Погнали!
Когда открывается дверца в борту самолёта и ты прыгаешь, внизу — земля. Здесь дорога из люка ведёт в никуда, в вечную и бескрайнюю пустоту. Страх, лёгкое головокружение… и восторг от шага в непознанное.
Я перебрался в спускаемый аппарат, он теснее гроба, там хоть чуть-чуть места оставляют под цветы для дорогого покойника, здесь вряд ли вместится жалкая гвоздичка.
Перед задрайкой люка я вытащил и вышвырнул в открытый космос контейнер с пищевыми тубами. Лучше лёгкая голодовка, чем нелёгкое отравление.
Мы начали третий виток и снова потеряли связь с Землёй.
— Алмаз-2, я Алмаз-1. Как ты?
— Тоскую. На твоём месте чувствовал бы себя лучше.
Мы какое-то время могли болтать, не опасаясь, что в нашу болтовню вмешается ЦУП.
— Сейчас автоматика расцепит нас. Уверен?
— Нормально. За меня не волнуйся. Давай сам!
Хорошо, что не бросил сентенцию «будь осторожен». У каждого, кто садится в космический корабль, опция осторожности отключена, иначе какой к бебеням космос. Мы не рискуем понапрасну? Ничего подобного, лишь выполняем инструкции.
Земля показалась над лунным горизонтом, когда «Восход» выпустил меня из объятий и отдалился на десятки метров, медленно увеличивая расстояние. Без ретрансляции радиосигнала его передатчиками у меня нет связи с базой.
Торможение. Я мог лишь незначительно управлять ориентацией, всматриваясь в приближающуюся поверхность, спускаемая ступень шла под управлением «Роботрона». Под нами проносился хаос из кратеров, скалистых выступов, нагромождений камней, никакого ровного места. Даже океан Бурь, лавовое поле, был весьма далёк от равнины, метеориты за миллионы лет взрыхлили и его. Как положено по инструкции, правая рука на ручке коррекции ориентации, левая — на кнопке аварийного пуска двигателей взлёта.
На финальном этапе у меня всего три секунды, чтоб скорректировать точку посадки, если внизу не окажется ровной площадки — прощай, Луна. Эту ситуацию много раз обсуждали на партсобрании, пока Комаров разок не отрезал: если ты — коммунист, никогда не нажмёшь. Садись!
Кроме
Поэтому — садимся, и никаких гвоздей.
Радара нет, высоту определяет оптический прибор, но как только реактивные струи дотянулись до поверхности, я заподозрил, что он врёт и показывает расстояние лишь до поднятых облаков.
Вроде бы место на четвёрочку по пятибалльной, сложно рассмотреть из-за взметнувшейся пыли, последний вздох тормозного двигателя… Ба-бах!
Нет, не так я представлял себе мягкую посадку. Даже если бы я сверзился метров с десяти, опоры выдержали бы. Тем более, корабль застыл точно не в вертикальном положении. Посмотрел в иллюминатор — там только завихрения пыли, вздыбленной реактивной струёй.
Сила тяжести в шестую часть земной ощутима, но даже где-то приятна.
— Кедр, я — Алмаз-1. Посадка состоялась. Проверяю техническое состояние.
Я спешил. Полный оборот «Восхода» вокруг Луны — около двух часов. Мне надо успеть на рандеву.
Люк долой, вывинтился из спускаемого аппарата и спустился по лестнице на поверхность, по щиколотку увязая в пыли.
Так… ТДУ вырубился явно при высоте больше десяти метров, потому так тряхнуло, опоры деформировались, а взлётная ступень будет вынуждена стартовать под углом порядка сорока — сорока пяти градусов к вертикали, что не очень хорошо. Я установил камеру, взяв спускаемый аппарат с ракурса, чтоб не бросались в глаза крен и повреждения, сам немного попозировал, затем бросился к контейнеру, он снаружи, достал оттуда вымпел, флажок и миниатюрный бур.
Любоваться просторами Луны? Быть может — потом, по фото. Я один за час с копейками выполнил программу, на которую двум американцам в моей прошлой реальности требовались многие часы. Озираться по сторонам некогда. Прихватив цилиндрик с образцами грунта, вновь втиснулся внутрь корабля и задраил люк.
Шлем не открывал, и так внутренняя поверхность обильно покрылась микрометеоритной пылью. Всего лишь крошки, а ведь они, наверно, путешествовали по космосу сотни миллионов лет, какая-то часть этих частичек прибыла с окрестностей далёкой звезды из-за пределов Солнечной системы! Но теперь они — лишь просто грязь, которую не хотелось пускать к телу.
Взлёт!
— Алмаз-1, я Кедр. У вас перерасход топлива. Алмаз-1, вы не подниметесь до расчётной высоты.
Из-за крена в момент старта? Из-за повреждения от удара при посадке? Не столь важно. По-настоящему существенно другое — хватит ли его для выхода в расчетную точку встречи с «Восходом».
Он вынырнул из зоны радиомолчания до моего взлёта, шли интенсивные переговоры.
— Алмаз-2, я Кедр. Траектория движения пересчитана. Снижение до шестидесяти двух километров… Алмаз-2, я Кедр. Ограничение топлива на коррекцию орбиты и возвращение… Алмаз-1, топливо израсходовано.