Последний полет Гагарина

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Слово предоставляется делегату конференции от Вооружённых сил, заместителю начальника Центра подготовки космонавтов Герою Советского Союза лётчику-космонавту СССР подполковнику Юрию Алексеевичу Гагарину.

Я легко взбежал к трибуне, контрастируя с медвежьей поступью делегатов-чиновников из гражданских сфер.

— Товарищи делегаты! Уважаемые гости партийной конференции! К славному юбилею двадцатилетия Великой Победы советского народа над фашистской Германией наша страна добилась уникальных успехов в освоении космического пространства. Но как коммунист и человек хорошо осведомлённый в делах космической отрасли я вынужден заявить: далеко не всё у нас организовано должным образом, ослаб партийный контроль за целесообразностью использования

выделенных народных средств. В результате неоправданного дублирования усилий по созданию тяжёлой ракеты-носителя, предназначенной для достижения Луны и планет Солнечной системы, а также создания на орбите Земли долговременной космической станции сложилась неприемлемая ситуация. Одно из предприятий отрасли, его головная дирекция находится в Украинской ССР, истратило два с половиной миллиарда рублей на создание ракеты, заправляемой чрезвычайно токсичными веществами, а также её стартового комплекса. В результате спешки, желания доказать собственную значимость и элементарного очковтирательства наши товарищи чрезвычайно поспешили с запуском этой ракеты. В результате взрыва полностью уничтожена как сама ракета, так и пусковая установка на Байконуре, подверглись загрязнению, опасному для жизни людей, обширные территории Казахской ССР. Я спрашиваю, товарищи, почему допущены столь безответственные и разорительные для экономики эксперименты? Ответ очевиден. К сожалению, многие члены действующего ЦК КПСС избраны на предшествующем съезде партии голосованием на основании списка, волюнтаристски составленного лично Никитой Хрущёвым, в силу возраста, состояния здоровья и иных личных качеств они не способны проводить политику партии во вверенных им министерствах и ведомствах. Как коммунист, я не могу не остановиться на работе партийных организаций Министерства обороны СССР…

Шелепин не видел текст моего спича. Не знаю, одобрил бы, он лишь дал прямое указание — топить заподозренных в прохрущёвском лобби, не смущаясь, что на публику вылезут крайне неприятные факты. Некоторые из них, на самом деле, составляют гостайну, как-то расходы на космос и катастрофа «Протона». Но ради великой цели — сохранения у власти — нынешняя верхушка Президиума ЦК была готова на такие жертвы.

Мне не оставили выбора. Дорвутся до руля поплечники Никиты, он получит роль серого кардинала, меня спихнут и из отряда космонавтов, и из Совета главных конструкторов, сохранив лишь декоративно-представительскую функцию, вот Алла обрадуется. Поэтому я демонстративно топил Малиновского, с ним и весь остальной военный корпус в ЦК КПСС, которых Никита протащил на съезде в шестьдесят втором.

Самый главный маршал, главная мишень моих нападок, налился пунцовым цветом. Он сидел в первом ряду и прекрасно просматривался с трибуны. Глушко и Челомея я не видел среди делегатов. Вряд ли мою речь покажут по телевизору полностью, да и в советской прессе не напишут многого, зачем простому человеку, выживающему на восемьдесят рублей в месяц, знать, что какие-то гении космоса похоронили миллиарды. Но главное до любителей гептила дойдёт, и мои слова станут для них похоронным маршем. Либо ничего не получится, и отдачей меня самого закатают в асфальт.

А какая альтернатива? Взять больничный и самому отсидеться перед телевизором?

Никак. Я — Гагарин! Пусть даже поддельный.

Не думаю, что моя обличительная речь стала чем-то решающим, но свою роль наверняка сыграла. В протокол конференции внесли резолюцию, обязывающую ЦК навести порядок в военно-космической сфере. Первое же заседание ЦК, а затем заседания Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров повлекли кардинальные изменения в составе Президиума ЦК, а также в Министерстве обороны. Малиновский и два его зама отправились в почётную отставку, министром стал Вершинин, Каманин, перепрыгнув через несколько голов выше его в иерархии ВВС, занял пост командующего воздушными силами. В ЦК КПСС образовалась когорта пенсионеров (по возрасту) во главе с Хрущёвым — из Центрального Комитета не выведены,

но, лишившись постов в партии и госаппарате, прежнего веса не имеют. Косыгин удержался, и план на следующую пятилетку будет свёрстан, исходя из его политики рыночной социалистической экономики. Что касается Брежнева, то хитрый царедворец очень вовремя учуял, что ветер норовит повернуть не в ту сторону, и вовремя устранился от борьбы. Иными словами, сделал ровно то, что Келдыш советовал мне.

В чисто советских традициях ЦК и Совет Министров сформировали очередную комиссию по разборкам в делах ракетных, но уже с чётким посылом: ядовитые ракеты предназначены только для войны со странами НАТО.

Это никак не означало, что нам дадут семь «семёрок» на многопусковый полёт к Луне. Сам сказал с высокой трибуны об излишестве многомиллиардных затрат — получи и распишись.

Отряд космонавтов, включая тройки поляков, венгров и граждан ЧССР, продолжал тренироваться, но ближайшие пилотируемые полёты не просматривались. Мы не вывели на орбиту станцию, к которой имело смысл летать, а научные эксперименты в кабине «Восхода» не особо спланируешь из-за мизерности объёма. На Луну лететь не на чем.

У соперников дела обстояли не лучше. Глушко и Челомей из-за моего доноса лишились постов. Работы по «Протону» заморозились, хоть ежу понятно — «вонючку» не так сложно научить летать, а тяжёлая ракета Советскому Союзу нужна и даже очень. Продолжались разработки баллистических ракет на высококипящем топливе и окислителях, но это уже другая история, к космонавтике отношения не имеющая.

В июле на втором пусковом устройстве для тяжёлых ракет состоялся старт, никак не освещавшийся в прессе. В космос ушла двухступенчатая ракета с одним двигателем РД-700 в первой ступени и менее мощным РД-0109 во второй, оба на паре кислород-керосин. Мы с Василием Павловичем обнялись в Центре управления пуском.

— Вернусь в Москву — положу букетик на могилку Сергею Павловичу, — Мишин разомкнул объятия, он, похоже, готов был разрыдаться от счастья, услышав, что вторая ступень отработала штатно как и первая, а массогабаритный муляж пополнил сообщество орбитального мусора. — Мне не стыдно теперь смотреть в его глаза на портрете!

Кроме прессы, существовали и другие способы передачи информации. Как только я повернул ключ в двери квартиры, услышал женские голоса. Алла бросилась навстречу, чмокнула, потом предупредила: у нас Зина в гостях.

— Значит, ты уже всё знаешь.

— Да! У вас есть ракета для Луны! — супруга пригнулась и спросила шёпотом: — Она пришла разведать, есть ли шанс отправить в полёт её мужа.

— Решаю не я, а Госкомиссия. У Нелюбова два полёта, не все из первого и второго состава хоть раз там побывали. Вряд ли.

— Но он — самый опытный!

Понятно. Если на Луну отправится Григорий, я останусь на Земле. Как же ты не утомилась сдерживать меня за эти пять лет! Тем более знаешь — не получится.

— Сейчас главное — катать товарищей из братских стран.

Это её чуть успокоило. Я точно не отношусь к немцам, чехам или полякам.

Потискав детей, сел за стол, слово за слово…

— Зин, что случилось?

— Ничего…

— Это когда Алла мне заявляет «ничего», а сама дуется, точно — пустяки. Тебя гложет что-то серьёзное.

Она гордо вскинула голову, намереваясь отрицать. Но в уголке глаза блеснула слеза.

— У меня не будет детей.

Шум Ксюхи и Андрея за дверью был как-то некстати. Словно подчёркивалось: у нас-то всё в порядке, завидуй.

— Вы же это вроде знали до того, когда приехали в Москву в шестидесятом?

Алла чуть кивнула. Они явно это уже обсудили, и моя не встревала. Молчащая женщина — чудо природы, говорю без всяких шуток.

— Да. Но тогда был спокоен, думал только о космосе. Сейчас состоялся, Дважды Герой. Квартира, машина, майорские погоны, как старший космонавт-инструктор скоро получит подполковника. В тридцать один год столько добился! А детей нет — из-за меня.

— Точно из-за тебя, он проверялся?