Последний прыжок
Шрифт:
Наступила короткая пауза. Тимур был смущен и обрадован похвалой Лобова.
— Но ты уверен, Тимур, что у Насырхана тяжелый перелом руки? — задал вопрос Лобов.
— Уверен! — вскочил с места Тимур. — Я, когда поднимал его с земли, пощупал руку, а потом видел, когда у Босбутау Насырхана Атантай перевязывал. Вот здесь сломана, — показал он на плечевую кость, — и вот здесь, — показал на предплечье. — Верно — сломана. Рука два раза согнулась там, где не сгибается.
— Насырхану за пятьдесят. Значит, рука должна не менее полутора месяцев находиться в лубке, —
Нияз Кадыров — помощник Лобова, человек лет сорока, черноволосый и дочерна загорелый, сверясь с записями, лежащими перед ним, доложил:
— Насырхан сломал себе руку в бою под Ренжитом, это было двадцать пятого числа. Сегодня у нас тридцать первое. За это время Насырхан двадцать седьмого был в Ала-Буке, это от Босбутау километров пятьдесят, двадцать восьмого совершил налет на окраину поселка Нефтяников, двадцать девятого его появление зарегистрировано почти в одно и то же время в Кассан-Сае и Янги-Кургане, а сегодня он появился в Ак-су.
— Не может быть, — загорячился Тимур. — Насырхан сейчас такой… в седле сидеть не может. Он и пяти верст верхом не проедет.
— По твоему, он пяти верст не проедет, а по оперсводкам — по пятьдесят отмахивает, — с сомнением в голосе проговорил Бельский.
— А это фигуры не вроде того Насырхана, по которому Угневенко огонь вел под Ренжитом? — усмехнулся Ланговой. — Надо весь огонь по банде Насырхана сосредоточить, а на него как затмение нашло. Из одного пулемета по банде, а из другого по старому козлу в парчовом халате жарит. Ну, и задал я ему по первое число. До сих пор от комэска Угневенко паленым пахнет.
— Возможно, что и так, — согласился Лобов. — Подставные «Насырханы» пытаются спутать карты.
— Конечно так, — горячо заговорил Тимур, обрадованный поддержкой Лангового и Лобова. — Насырхан руку лечит, а другие басмачи наденут его одежду, кисеей лицо закроют — и под его именем ездят. Это Насырхан нас обмануть хочет.
— А вот в этом ты ошибаешься, Тимурджан, — поправил его Лобов. — Насырхан не дурак, и знает, что его хитрость мы быстро разгадаем. Это он не нас, а дехкан обманывает. Не хочет, чтобы весть о его ранении подорвала среди религиозных мусульман идею газавата. Ведь святой, ставший во главе газавата, должен быть неуязвимым, ему любые удары нипочем.
— Проверим, что за Насырханы еще появились, — сделал в блокноте заметку Бельский.
— Что слышно о новых сподвижниках Насырхана? — спросил Лобов Бельского.
— О Гунбине и Эффенди?
— Да.
— Гунбин сегодня днем выехал из Коканда. Двое суток был у Миян Кудрата. Билет взял только до Ташкента. А о Эффенди врачи говорят…
— Об Эффенди потом. Он в наших руках, да и фигура ясная, старый знакомый, — перебил его Лобов. — Главное — Гунбин. Смотри, чтобы не улизнул.
— Глаз не спустим, Александр Данилович. Дадим по Ташкенту походить, а когда все явки покажет, возьмем.
— Брать только тогда, когда он попытается уехать из Ташкента.
— Ясно. Ох, и будет нам мороки с этим самым
— Почему ты думаешь? — спросил Лобов.
— Судя по материалам, он прошел огонь, и воду, и медные трубы… Его уже два раза привлекали за контрреволюцию, и оба раза сумел отвертеться.
— На этот раз не отвертится. Увяз крепко.
Не решаясь спорить с Лобовым, Бельский промолчал, но видно было, что он не разделяет уверенности своего начальника.
— Я думаю… — нерешительно начал Тимур и смущенно умолк, не договорив.
— Давай, давай, Тимур, — подбодрил его Лобов. — Выкладывай свои соображения.
— Я думаю так, — набрался решимости Тимур. — Гунбин знает, что я джигит из охраны Насырхана. Надо меня в одну камеру с ним посадить. Он мне многое может рассказать.
— Что же, это мысль хорошая, — согласился Лобов.
— А как же Ак-су и Гаип Пансат? — спросил Бельский.
— С Гаипом Пансатом вообще торопиться не следует, — решил Лобов. — Надо, чтобы его связь с Насырханом на время прервалась.
— Пусть для начала его Угневенко как следует пощиплет, — рассмеялся Ланговой. — А уж Угневенко ему сейчас поддаст пару. Разозлился мужик за обманный трюк с Насырханом, плюнь — зашипит.
— Но с Ак-су дальше откладывать нельзя, — настойчиво повторил Бельский.
— Да, — согласился Лобов. — Надо передать Тохта-Назару, чтобы он глаз не спускал с дома этого муллы.
— И о Зульфие надо предупредить Тохта-Назара, — вставил Тимур. — Она в Ак-су у Амина-ходжи.
— Знаем, — улыбнулся Бельский. — Девушка, которую ты выпросил себе у Насырхана. Ох, Тимурджан, узнает твоя невеста… В общем, я тебе не завидую.
— Зачем вы так говорите, Борис Михайлович, — вскочил со стула густо покрасневший Тимур. — Вы все сами знаете. Зульфия невеста Турсуна. Турсуна вы тоже знаете.
— Садись, Тимур, — вмешался в разговор Лобов. — Все знаем. Борис Михайлович пошутил, а ты как бензин, сразу вспыхнул.
— Ну и горяч, — усмехнулся Бельский. — Настоящий жених.
— Хватит, Борис Михайлович, прекрати разыгрывать Тимура, — сказал Лобов. — Тимур и так как зарево красный.
На минуту установилась неловкая пауза, но вдруг на лице Лобова появилась лукавая усмешка, и он, поблескивая глазами, продолжал:
— Операцию по Ак-су назовем условно «жених», поскольку главную роль в ней будет играть Тимур, а внешним поводом будет Зульфия. Итак, ход операции будет таков: Тимур как посланец Гаип Пансата…
12. Проигрыш Гунбина
Обстановка этой просторной темноватой комнаты была проста. Мебели в обычном смысле слова не было. Направо от входа тянулись голые деревянные нары, на которых могло улечься человек десять-двенадцать. Единственное большое окно забрано тяжелой железной решеткой, да и само окно на три четверти заложено кирпичами. Перед нарами стоял узкий дощатый стол и скамейка. Сразу было видно, что помещение не строилось специально для тюрьмы: обычную жилую комнату пришлось кое-как приспособить под временную камеру.