Последний путь Владимира Мономаха

Ладинский Антонин Петрович

– Ох, поймал меня враг…

Но не успел сказать, кого он подразумевает.

Проклятый убийца бежал в Перемышль, а Ярополковы отроки Редко и Вонкина взяли тело своего князя и повезли перед собою на коне во Владимир Волынский, а оттуда в Киев, и навстречу им вышел великий князь со множеством народа. Ярополка похоронили в мраморной гробнице, в церкви святого Петра, которую покойный сам начал строить. Так покинул сей суетный и мятежный свет князь Ярополк, омыв кровью свои грехи.

Страшные небесные знамения устрашали тогда людей. В месяце мае, в 21-й день, солнце сделалось как полумесяц и уже его совсем мало осталось на небе, а потом снова засияло во всей красоте. В тот же год Всеволод и Владимир охотились с дружиной за Вышгородом, в заповедной княжеской дубраве. Едва были закинуты тенета и кличане кликнули, чтобы загонять зверя, как вдруг с небес упал огненный змей, и

все ужаснулись, спрашивая друг друга, не настал ли уже конец мира. Тогда многие слышали, как земля поколебалась под ногами. Потом в Ростове объявился волхв, но в ту же ночь исчез бесследно, а в древнем городе Полоцке стало твориться невиданное сатанинское наваждение. По ночам на улицах начинался топот и свист, бесы рыскали, словно люди. Жители выходили из своих домов, посмотреть, что происходит, и погибали, поражаемые язвами, и другие уже не осмеливались покидать жилище, а лишь смотрели из оконцев. Были еще иные знаменья. Солнце стояло в огромном круге на небе, и случилась такая засуха, что земля совершенно выгорела, а леса и болота загорались сами собою. От этих пожаров на ночном небосклоне стояло зловещее зарево, и от огня погибало множество зверей и птиц. В довершение несчастья пришли половцы и взяли три города – Песочен, Переволок и Прилуки. В самом Киеве много людей умирало от мора. Продавцы гробов говорили, что только от Филиппова поста до мясопуста они продали семь тысяч домовин.

Вскоре умер и великий князь Всеволод Ярославич. Это произошло на страстной неделе, в четверг. В последние свои годы князь много хворал, совсем ослабел, и, пользуясь его недугами, молодые дружинники обижали и грабили народ, а старый князь делал вид, что ничего не знает об этом. Когда он окончательно разболелся, то послал в Чернигов за Мономахом, любимым сыном, и в Переяславль за Ростиславом. Владимир тотчас приехал и заплакал, увидев, что отец при последнем издыхании. Когда он скончался, тело великого князя положили под сводами св. Софии, как было завещано Ярославом, и епископ горячо восхвалял христианские добродетели усопшего:

– Сей благоверный князь был с детства боголюбив, оделял бедных и убогих, воздерживался от пития и похоти…

Он еще много говорил об усопшем, и другой епископский голос хвалебно звучал под гулкими сводами:

– Он был отличаем отцом своим князем Ярославом, возлюбившим его более прочих детей и повелевшим положить сына рядом с собою…

По зрелом размышлении Владимир решил, что недальновидно садиться на киевский стол, – хотя возможно было это сделать, – жил и здравствовал Святополк, имевший более прав на Киев, который принадлежал его отцу, князю Изяславу, старшему Ярославичу. Поэтому Мономах послал епископа в Туров, где сидел Святополк, чтобы звать его на великое княжение, а сам ушел с молодой супругой в Чернигов. Узнав о смерти старого Всеволода, от руки которого они всегда встречали достойный отпор, половецкие ханы, недовольные, что русские стали преграждать им путь крепостями и нанимать на службу торков и печенегов, снова, как волки, бросились на Русь и обложили со всех сторон Торческ.

Святополк, ободренный прежними победами, решил, что он достаточно силен со своими восьмьюстами отроками, чтобы сразиться с кочевниками. Его дружинники жаждали славы и добычи. Однако бояре посоветовали самонадеянному князю обратиться за помощью к другим городам. Он послушался и послал за Владимиром Мономахом, и тот тотчас пришел на зов со своими воинами. Из Переяславля прибыл с дружиной быстрый на сборы Ростислав.

Эти два брата во многом отличались друг от друга. У них были разные матери и различное воспитание. Владимир вырос среди образованных греческих женщин, не чуждых книжному чтению. В доме Всеволода было много книг, часто приходили послания из Царьграда. После смерти отца Владимир открыл окованный железом ларь, в котором хранились грамоты, стал рыться в нем и читать письма. В одном из них царь Михаил Дука писал киевскому князю:

«Слыша от многих, близко знакомых с твоим образом мышления, что ты основание своей власти положил прежде всего в благочестии и управляешь своей страной в духе правосудия и святости и что ты не любишь кровопролитные брани, а предпочитаешь разрешать все вопросы мирным путем…»

Царь не ошибался… Владимир положил письмо на место и еще раз задумался об отцовских делах. Но что еще писал василевс?

«Я восхищался твоим характером и поставил себе в задачу упрочить с тобою дружбу и сделать тебя своим сродником, соединив в брачном союзе одну из твоих прекрасных дочерей с моим братом киром Константином…»

Речь шла о выдаче замуж сестры Мономаха Янки. Ему было приятно, что цари обращались

к его отцу с такими лестными предложениями, хотя нетрудно было догадаться о причинах, заставивших Михаила написать эти выспренние слова: тогда болгары разгромили царское войско и Корсунь отложилась от Греческой державы. Царь оказался вынужденным прислать на Русь очередного патрикия с дарами и просить помощи против мятежников. За такие услуги Константинополь платил царевнами и пышными титулами. Всеволод, по соглашению со своим братом Святославом, сидевшим тогда на киевском столе, отправил Владимира вместе с молодым племянником Глебом Святославичем в корсунские пределы. Но вскоре Святослав разболелся и умер. Скончался и царь Михаил, с кем заключили договор. Всеволод к тому же нуждался в присутствии сына и велел ему вернуться на Русь. Мономах выполнил отцовский приказ, а Глеб ушел в Тмутаракань. Именно тогда любознательный князь мерил по льду море от этого города до Корчева, и камнерезец выбил на памятной плите число саженей, обозначавших расстояние. После смерти царя Михаила его брат, жених Янки, был насильственно пострижен в монахи, и сестре не пришлось стать греческой царицей. Обманутая в своих надеждах, невеста ушла добровольно в монастырь, построенный для нее отцом, и, собрав немногих девиц, обучала их чтению и всяким искусствам. Спустя три года Янка бесстрашно отправилась в Царьград, где ее с почетом принимали при дворе царя Алексея Комнина, и, вернувшись оттуда, привезла на Русь нового митрополита, скопца Иоанна. Когда он явился в Киев, все подумали, что из Греческой земли приплыл мертвец. Иоанн оказался человеком недалекого ума, недеятельным и не сильным в священном писании, но сестра, поджимая губы, выразительно смотрела на отца, и оба понимали друг друга. Именно такого митрополита и хотел иметь в Киеве великий князь. Дело святителя – рукополагать русских епископов, а не вмешиваться в государственное управление.

Воспоминание о том, как он впервые увидел синее море, как побывал в Корсуни и в Каффе, и это путешествие Янки в Царьград отвлекли мысли Мономаха от событий, что произошли после смерти отца. Разве он не убеждал тогда Святополка заключить мир с половцами? Однако киевский князь упрямо стоял на своем, и русские дружины двинулись на Треполье. В походе Святополк сокрушался не по своей княгине, а об оставленной в Киеве наложнице, красавице родом из Хазарии. Он был так влюблен в нее, что не мог без слез разлучаться со своей любимой даже на самое краткое время и во всем покорялся ей, за что ему приходилось выслушивать укоры и поношение от князей. Во время похода великий князь был мрачнее тучи и, кусая губы, жаловался Мономаху:

– Вот уже вторую ночь я не лобзаю ее, мою лилию! Владимиру казалось странным, что зрелый возрастом и умом человек способен убиваться так по любовнице, бывшей рабыне, но, зная слабость человеческой плоти, молчал. Святополк плакался:

– Верна ли мне она? Подарил ей жемчужное ожерелье. Тысячу сребреников заплатил греческому торговцу…

Киевский князь отличался неимоверной скупостью, водил дружбу с ростовщиками, сам, говорят, отдавал деньги в рост через вторые руки, и если потратился на такие деньги, то, значит, очень увлекался этой женщиной. Он был высокого роста, худощав, с черными прямыми волосами и длинной, но узкой бородой. Он любил читать книги, запоминал все почерпнутое в них, так как обладал необыкновенной памятью, однако, несмотря на чтение при свете свечи, сохранил острое зрение. Из-за своих недугов ел он мало, пил редко и только по необходимости, когда нужно было принять участие в торжественном пире.

Владимир вздохнул, вспоминая эту печальную войну. Он и в пути уговаривал князей возвратиться домой или подарками купить мир. Но его не послушали. Пылкий Ростислав рвался в бой, красуясь драгоценным оружием и тяжелой франкской кольчугой.

Перед битвой они отправились с братом в Печерский монастырь. Это была весьма почитаемая обитель, где насчитывалось немало образованных монахов, знавших греческий и латинский языки или даже еврейский. Здесь усердно переписывали книги. Некоторые из иноков стали епископами, славились духовными подвигами, хотя были и такие, что обрели в монастырской келий приятное житие.

Мономах и Ростислав ехали верхами по берегу Днепра, в сопровождении нескольких отроков. Молодые воины беззаботно смеялись чему-то, а они с братом разговаривали. Владимир вспомнил, что беседовал с иноками, которые знавали старца Еремию, помнившего еще крещение Руси. Ростислав слушал его рассеянно.

Разгоралось раннее утро, полное росистой свежести. Дорога шла недалеко от воды, но пролегала достаточно высоко, чтобы с нее можно было увидеть реку, дуплистые ивы и противоположный берег в голубоватой дымке.