Последний рассвет
Шрифт:
Набросив ей на плечи мягкую меховую накидку, мастер Шуинсай поднял за руку, дал рисовых колобков и горячего травяного зелья, настоял:
— Пей большими глотками.
— Я пыталась, наставник, не убить, но они… не поддавались, шли на смерть! — голос девушки не слушался, срывался. Плач сотрясал тело, горе накрывало волнами; с дьявольской силой продолжало щемить в груди. — Живых нет…
— Верю тебе, ты — молодчина, — взор Шуинсая светился, он гладил девушку по голове. — Поешь и пей. Не надо сожалеть: они вернулись к Источнику жизни.
Перестав содрогаться телом, она запихнула в рот целый колобок
— Победить, не лишая жизни — верх мастерства! Но и Хатиману нужны гокэнины — не лишиться рассудка в Омму удавалось немногим, — невозмутимо проговорил Лао, сидя на корточках. Подойдя к Суа, он поклонился. — Вы единственная из достойных возглавить додзё.
В чистом горном воздухе появились белые хлопья снега. Ветер, небрежно подхватывая их, бесконечно носил по долинам, кутал красные сосны на холмах.
Глава 12
С высокого помоста на холме виднелись десятки серых и бледно-коричневых шатров, загородивших путь в центральную часть лагеря армии Ёсисады. Сильный ветер с океана сотрясал их ряды так, что издали они казались то ли морскими волнами, то ли живыми существами. Пологи беспрестанно трепетали, нашёптывая горестную песню. В тусклых тонах грубых материй яркими пятнами выделялись знамёна с изображением белого тигра, который никак не мог дожрать неубиваемого оленя. Стяги гордо развевались повсюду.
Воздух потеплел, пропитался запахом дублёной кожи доспехов, перемешался с дымом из походных кузниц и от костров, впитал ароматом яств, что прихватили мобилизованные крестьяне в дорогу. В армии императора Тоды, бессребреника, снабжение воинов, прибывавших из провинций, было налажено безобразно.
Изрядно проевшиеся скучающие самураи праздно ходили поодиночке и группами, некоторые из них засиживались у юдзё, или играли в кости, транжиря последнее, иные же, надвинув шлемы на лицо, но всё-таки с надменным видом, переминались с ноги на ногу возле лавок маркитантов из Эдо, что своими товарами заполонили улицы и дороги. Стража из хатамото неусыпно бдела у шатра сёгуна; проявляла строжайшую бдительность и армейская полиция: стоило кому-то выделиться одеждой или манерами, сразу к нему подходили и выясняли личность.
Лагерь полон людьми до пресыщения, и, казалось, лопнет, развалится: обозные лошади и воловьи упряжки мешали передвигаться по дорогам, военное снаряжение штабелями лежало на обочинах. Войско, ничем не занятое, представляет угрозу для населения — отдельные кучки вооружённых прохиндеев и нищета мародёрствовали по окрестностям Эдо. Мародёры заглядывали и в деревню Ампаруа, откуда с позором бежали, кое-кому посчастливилось оторваться на дистанции от боевиков якудза, прочно обосновавшихся там во главе с премудрым «вором в законе» Кендзо.
Возвратившиеся накануне в родное додзё, братья Зотайдо и Суа втроём были вызваны в замок Тиёда на совещание штаба армии императора. Они прошли в главный зал, а принцесса, наградив Шуинсая мимолётным
Вассал императора, Кобаяси Тоширо, комендант крепости в одной из прибрежных провинций, предложил запустить иноземцев по Лазурной грани и получить опыт изготовления огнестрельного оружия. Некоторые поддержали его возгласами одобрения: в распоряжении Такэды имелось некоторое количество аркебуз местного производства, но стрельба из них была малоэффективной. Металл лопался, особенно в казённой части, порох был плохого качества: лучники стреляли дальше аркебузиров, которых приходилось выдвигать вперёд, даже за ряды копейщиков. Независимо от того, насколько глубокими познаниями владели мудрецы о мире и жизни на любимой родине, всё-таки они испытывали некоторый интерес и к заморским землям. Множество различных новшеств, главным из которых на сей день стало огнестрельное оружие, поколебало основания многовековой японской культуры. Многое из того, что в Японии знали об иноземцах, принесли сюда испанские, португальские и английские миссионеры.
— Ну и какая польза от этих ружей? — язвил Хадзиме. — Стрелы летят дальше и чаще, смазанным тетивам не страшен дождь, гасящий фитили аркебуз. Сам же Такэда не вооружает асигару пороховыми трубками — только дуралею Оде они приглянулись, с детства нравится ему всякая ненормальная дребедень! Ещё и чужеземную веру принял ради этих фиговин — таскает на пузе какую-то «ладанку»!
Мотохайдус молча восседал по правую руку от сёгуна. Он-то интуицией понимал важность взаимообогащения культур, и потому счёл возможным высказать одобрение словам Кобаяси, возражая Хадзиме.
— Иноземцы тоже недавно воевали только копьями и луками, но вооружили свой корабль ядрометателями и запаслись ружьями для матросов. Их опыт важен, и речь идёт о том, чтобы взять у них лучшее, не перенимая ничего плохого.
Он беспокоился о будущем Ямато, приготовился работать через посредников, торговцев из посёлка Мацудо — знатоков чужих языков. На протяжении многих лет они изучали португальский, испанский, английский и другие говоры, поддерживали отношения с иностранцами юга.
Мнение вассалов сёгуна советник императора Тоды внимательно выслушивал, не перебивал.
— Стоит привыкнуть к сахару, как наши сладости потеряют вкус, покажутся пресными, — насупился Хадзиме. — Распространение ложного вероучения…
Попытки обратить Ёсисаду Хадзиме в христианство равносильны стремлению зачерпнуть отражение луны из ведра с водой.
— Если мы не прекратим наступление лжерелигии, то менее чем за десять лет японцы забросят буцуданы и проклянут своих предков. Мы не найдём утешения в иноземной вере! Хотите знать, что меня успокаивает?! Число моих военачальников! Так-то! Не только сохранивших верность Тэнно, но и доказавших её в ходе яростных сражений.