Последний рассвет
Шрифт:
— Не попадайся и не болтай — жить будешь. А не поможешь — у тебя под задом циновка вспыхнет. Ты же знаешь Кендзо!
Ирё наклонил голову вбок и долго так сидел, пристально, испытующе, но без вызова глядя в глаза Лао. Тряс сухой правой кистью… он крестился потому, что иезуит-лекарь пообещал чудо исцеления.
Мастер Шуинсай проснулся. Но вспомнил сон не сразу, а лишь когда услышал голос брата:
— До чего нынешние главари шаек трусливы и скаредны!..
Сон будоражил мысли назойливо, подобно оводу, который неизменно возвращался, сколько ни гони его прочь: сын, Шиничиро, перешёл на сторону врага и там ему гораздо лучше, чем в родном доме.
— Единственное, чем проныра поможет — странным изобретением синоби
— Неплохо, — Шуинсаю не хотелось острить, одолевали тягостные мысли.
— Ты со мной, или в Ампаруа, братец? Запомнил, где хранятся хангугурайда? Надо поторопиться. Торговля заморской дребеденью в гавани Тюбу заканчивается через два дня и намбадзины, с кем якшается Ирё, отчалят. Надо успеть перетащить из города пару «крыльев» — нам с тобою, «мягкотелый» брат, придётся свалиться на Исэ в качестве камикадзе — демонами ночи. Никогда не летал с горы как батто?
— Не летал… — уныло отозвался Шуинсай. — Это ты у нас «Повелитель ветров»…
Двадцать человек выделил Ирё из своего бандитско-христианского окружения в помощь опасным землякам, но священную реликвию спрятать у себя отказался наотрез. Лао нёс Кусанаги-но Цуруги за спиной, словно простецкую катану.
В городе Токонамэ у разбойника-негоцианта имелся специальный дом, и в двери этого жилища постороннему лучше было не входить. Хозяин минка молча осмотрел шестерых пришлых, принял записку, и только убедившись в наличии особого знака, впустил гостей. Широкая дверь манила распахнуть и войти, но хозяин остановил Монтаро, ухватив за рукав. Покачал головой и указал направо — узкая неудобная створка совсем как в христианской мудрой книге вела «в жизнь», а широкие врата, оказалось, были смертельно опасной ловушкой: там, за дверью, на дне ямы неосторожного поджидали острые колья. Шаг в шаг протопали Зотайдо и ученики за хозяином дома и поднялись по приставной лесенке на чердак. И вот они, «крылья»! Два незамысловатых неказистых серых свёртка валялись на полу. Хозяин присел над ними, быстрыми экономными манипуляциями раскрыл один свёрток, словно веер, сунул распорку.
— И как летает? — спросил Маса. — Как китайский змей? Надо за бечёвку тянуть?
Только теперь хозяин разлепил губы.
— Браться так, поднимать вот так, бежать туда, — в дальней стене чердака светилось широкое окно. — Не бояться. Понесёт в сторону — подвиньтесь, куда сносит, выровняете. Спускаться — задирайте нос, но не резко — чувствуйте дао ветра.
Он показал, как нужно всё правильно исполнять и остановился на краю.
— Поняли?
— Не совсем, — усомнился Шуинсай. — Посмотреть бы в деле…
Хозяин хангугурайда покачал головой, мол, нельзя выдавать секрет этого дома случайным свидетелям. Но он ручается!
Разумеется, для того, чтобы их приняли на борт, пришлось переодеться в ронинов. Вполне обычные с виду одеяния самурая были изнутри нашпигованы снаряжением синоби — сюрикэны, заострённые короткие штыри, которые можно метать, а можно использовать для лазания, огненные хисякэны, трубка с отравленными дротиками, Чонг-Ву доверили трость с потайным крючком на бечёвке: — Рыбу ловить, — пояснил ему Лао.
Корабль торговца вышел из гавани Тюбу под флагом Оды, и замаячивший было на траверзе галеон «Принцесса Суа», разглядев его, отвалил. Галеон двигался встречным курсом, удаляясь от устья Исудзу-гава, ловя боковой ветер, дующий со стороны моря.
Горные тропы узкие, скользкие, извилистые, а кое-где крайне неровные, то резко поднимались, завиваясь
Вихри с мокрой белёсой крошкой настигли отряд Зотайдо на развилке. Кружащиеся снежные хлопья неприятно застилали глаза пеленой. Двигаться вслепую стало неимоверно трудно, но мастера шли и шли, а за ними, прищурившись и наклонив головы, двигались ниндзя. Крепко запахнув тёплые накидки, мастера искали пещеру сквозь зыбкий воздух, в котором неистово ярились миллионы белоснежных частиц. Наконец нашли грот, куда и протиснулись через узкое отверстие.
Из долин с кипарисовыми, бамбуковыми рощами ветры нанесли в ущелье столько обломанных ветвей, что развести костёр не составило труда. Спокойно полакомившись снедью, которой их снабдил в дорогу кормчий господина Ирё, Шуинсай вытащил лист рисовой бумаги и развернул. Жёлто-оранжевый свет огня высветил на карте лиловым пятном залив Исэ, тонкую кривую линию реки Исудзу-гава. От реки на юго-восток располагалось святилище, а над ним, в одну ри южнее, возвышалась гора.
— Свалимся прямо в ограду! — проворчал Лао, громко втянув покрасневшим носом теплеющий сыроватый воздух пещеры. — Как варвары! Даже ноги не омыв и рот не прополоскав… Признаться, раньше я этакие вот «крылья» глазами не видел и даже не слышал о таких, — зыркнул он неприязненно на Йиро и Чонг-Ву.
— Не нравится мне эта затея, — хмуро согласился Шуинсай, покачав головой. Резкие черты его волевого лица, обветренного и погрубевшего, были неподвижны.
Чонг-Ву, скрывая тревогу под маской задумчивости, мягко пожурил обоих:
— Род Зотайдо — старинный, слишком горд и мудр, чтобы падать духом.
— Ну да, — широко улыбнулся Шуинсай. Он обнял Йиро и Маса за плечи.
Ученики вдохновенно молчали. Тени от костра бродили по их сосредоточенным лицам, скакали, дрожа, по расправленным плечам.
От мастеров, уставших и теперь сидящих в задумчивости, исходила мощная аура, которая не подпускала ни страхи, ни сомнения. Рядом с ними молодые синоби нашли в себе и силу, и волю не падать духом. Отрядом владело прекрасное чувство, рождающееся во время ладной, дружной работы. У каждого загорелся в груди особенный огонь — неиссякаемый источник… Это сама Аматерасу-омиками улыбалась им, заглядывала в души.
Буря утихла, громкий и заунывный вой превратился в протяжное пение ветра, вихри ослабели, сойдя в убелённые снегом лощины.
Первыми поднялись на ноги мастера, за ними — ученики. Общими стараниями расчистили выход от снежных наносов и выбрались на яркое солнце к лёгкому свежему морозцу. Тревога и смятение остались в гроте рядом с потухшими углями костра.
Путь по лесистым горам с нетяжёлой, но громоздкой ношей на плечах продолжался до позднего вечера. Каменные исполины принимали тысячи разнообразных очертаний, расступались, смыкались, словно Святая земля Исэ рождала миллионы непобедимых каменных воинов-полубогов. Отчётливо слоились серо-фиолетовые уступы последней горы — Асама, у подножья которой простиралась лощина, приютившая целый город построек храма Исэ-дзингу, огороженных высокими заплотами из бамбука и кипариса. Издалека, в полупрозрачных сумерках, она походила на озеро огней, рыже-красных, золотисто-жёлтых, колыхаемых ветром. Наконец лощина раздвинулась, превратившись в поросший лесом амфитеатр, где покачивались ветвями кипарисовые рощи и подрагивала щетиной жёсткая бамбуковая поросль на холмах.