Последний романтик
Шрифт:
Джей словно глотнула кислоты. И за этим ничтожеством она была замужем? Это с ним она спала, с ним планировала жить долго, счастливо и умереть в один день? Она думала, что хоть немного знает его. Нет, она совсем его не знала…
Он ворвался в ее жизнь неожиданно. Появился внезапно, оттолкнув ее в сторону и схватив ребенка, которым она только что любовалась. Все произошло так быстро, что она даже не успела вскрикнуть. Только что она склонялась над маленькой девочкой в коляске, а в следующую секунду уже летела по воздуху. Как в замедленном фильме: удар, недоумение, суета вокруг
Оглушенная Джей сидела на земле, а мать спасенной девочки уже обнимала своего ребенка, плакала и благодарила здоровенного ковбоя. Люка… Он повернулся к ней, и только тогда до нее дошло, что же, собственно, случилось. Лошадь, сломав забор, вырвалась на свободу, а Джей и маленькая девочка, мать которой отошла погладить кобылу, оказались на пути у безумного животного, несущегося во весь опор, закусив удила. Если бы не Люк, что бы осталось и от нее и от ребенка?
Прежде чем Джей смогла поблагодарить Люка, он протянул ей руку, сочувственно улыбнулся и извинился за что-то. Однако чертики в его глазах заставили Джей насторожиться. Господи! Оказывается, она приземлилась в большую кучу того, что ее отец называл лошадиными яблоками. И улыбка, и странное извинение относились к перепачканной юбке. И тогда она тоже засмеялась и хохотала до тех пор, пока слезы не хлынули из глаз.
Через пять дней они поженились. Это было в среду. Спустя четыре дня расстались. Это было в понедельник…
Разве могла она подумать, что когда-нибудь Люк потребует от нее денег? Какое унижение! Неужели это его она любила? Полно, любила ли? Влечение. Вот что это было. Благодарность своему спасителю плюс его внешность сделали свое дело: она влюбилась. Глупая и импульсивная, она думала о нем по ночам, а сладкая боль воспоминаний о неделе с Люком заполняла ее сны. Но не более.
Люк наблюдал за ней, ожидая вопросов. Джей сглотнула, подавив подступившую к горлу тошноту, и спросила:
— Сколько?
— Три недели.
До Джей не сразу дошел его ответ.
— Три недели чего?
— Тебя, — Люк ответил мягко, почти ласково. — Три недели тебя.
И с хрустом надкусил тост. Бартон, услышав ответ, поперхнулся вином.
— Позвольте, мистер Ремингтон…
— Ты сумасшедший, — решительно сказала Джей.
— Почему сумасшедший? Взбешенный, раздраженный…
— С чего?
— А ты думаешь, кому-нибудь нравится идти ко всем чертям?
— Люк, мы не виделись год! И тебе не было весь этот год до меня никакого дела!
— А ты, поди, рассчитывала, что я приползу на коленях, умоляя пустить обратно?
— Конечно нет, но ведь я тебе тоже не нужна.
— А кто тебе сказал, что нужна?
— Ты. Ты сказал, что хочешь, чтоб я вернулась к тебе на три недели. Забудь об этом. Прими холодный душ!
— Так ты подумала, что я имею в виду… — Люк принужденно засмеялся. — Я взбешен, а не свихнулся. Тем более из-за секса, неважно, насколько это хорошо у нас получалось… Да, очень хорошо получалось, очень даже неплохо…
Лицо
— Ну ладно. Люк. Скажи по-человечески, что тебе от меня нужно.
— Год назад я думал разделить с тобой жизнь. Ты, полагаю, думала о том же. Но разве могут такие фантастические леди делить свою жизнь с такими подонками, не так ли?
— Извини, если задену твою гордость, но эти слова не стоят ни цента.
Бартон откашлялся, видимо, намереваясь вмешаться.
— Подожди, Бартон, не надо. Я начну бракоразводный процесс уже завтра. И Люк не сможет меня остановить.
— Но растянуть процесс я смогу, О'Брайен. И придам ему некоторую пикантность. Бьюсь об заклад, вы перехитрите любого денверского адвоката, взявшегося отстаивать мои интересы, но мы с ним выставим столько исковых заявлений, ордеров и всяких ваших адвокатских штучек, что тебе придется ползти к новым узам Гименея через правовое минное поле. А тем временем о тебе на газетных страницах поспеет сочная клубничка на потеху публике. Ну, что скажешь, леди-адвокат?
— Полагаю, есть и альтернативное решение? — все-таки вмешался Бартон.
— Да, есть. — Люк в упор посмотрел на Джей и произнес, делая ударение на каждом слове: — Ты приедешь ко мне домой и проведешь со мной три недели.
— Нет, — ответила Джей.
— Боишься?
— Я не…
— Конечно, боишься. Ты просто мелкая канарейка, которая возомнила себя крутым парнем. Тут все платят за твои адвокатские услуги и боятся тебя, а настоящие люди, которые знают, что ты за птица, внушают тебе ужас.
— Я не приму твоего предложения, потому что оно безумно, — ответила Джей насколько могла спокойно. В суде ей приходилось смотреть в лицо гораздо более серьезному противнику, а ловушка мужа казалась довольно шаткой.
Раздался короткий смешок Люка.
— Три недели и ни центом меньше, — повторил он. — А потом я подпишу все ваши адвокатские бумажки. Разводите! Черт, не хмурьтесь, Бартон, получите вы свою невесту к свадьбе!
— С днем рождения, Джей, — повторяла она с горечью, меряя шагами гостиную своего денверского дома. — Надо же было настоять на этой дурацкой выставке. Я ненавижу искусство Запада. Сплошные штампы, и ничего более. Конечно, если бы не бокал шампанского на открытии галереи, я бы и не взглянула на ту картину с женщиной. Шампанское да еще голодные спазмы. И, как результат, полная потеря аппетита.
— Хозяева галереи — мои клиенты, — не в первый раз напомнил ей Бартон, — и я должен был появиться на открытии.
— Не понимаю, зачем они привязали выставку к ярмарке? — Джей продолжала метаться по комнате.
Бартон не торопился объяснять ей очевидную связь между открытием Национальной ярмарки западных штатов и искусством западных штатов. Они оба отлично понимали, что не искусство повинно во вспышке гнева.
— А ты не говорила, что Ремингтон спас тебе жизнь.