Последний рубеж
Шрифт:
— Придется идти по ним, — еле слышно произнес Дмитрий, на что Фостер лишь грубо выругался. Однако Лесков был прав — обратного пути нет, нужно идти дальше.
Ступая по трупам, они наконец добрались до путей и поспешили скрыться в черных недрах тоннеля. Постепенно сырость потеснила вонь разложения, но оба мужчины по-прежнему шли молча, потрясенные увиденным. Болтливость Эрика окончательно испарилась, и теперь, если Дмитрий обращался к нему, то наемник отвечал тихо и односложно. Он был бледен, как полотно, и Лесков не мог не заметить, что даже столь циничный и не по годам жестокий человек
Эрик словно провалился в свои мысли, которые не допускал в свой разум, пока жил на Золотом Континенте. Почему-то там вообще было легко не думать. Там были праздники, прогулки по берегу океана в компании красивых женщин, игры в теннис, посещение личного массажиста, ужины при свечах, поездки на спортивных автомобилях с открытым верхом и путешествия на яхтах. Там были клубы, казино, магазины, театры, музеи с оригинальными произведениями со всего мира. Там была нормальная жизнь, та самая, о которой Эрик когда-то мечтал так сильно, что готов был продать свою душу кому угодно, чтобы заполучить ее.
Сбежав из лаборатории, он подумывал о том, чтобы промышлять воровством. Его способности для этого были просто замечательны, однако потом в его жизни появились люди, которые предложили ему перешагнуть последнюю черту. Первой его жертвой стал какой-то пожилой банкир, а затем убивать стало так легко, что Фостер перестал задумываться над тем, каково это. Если не он, так это сделает кто-то еще. Так какой смысл отказываться от денег и покровительства сильных мира сего? Почему он должен жалеть людей, которые не жалели его и уж подавно не жалеют друг друга?
И, когда совет единогласно проголосовал за массовое истребление населения, Фостер воспринял это абсолютно спокойно. Его интересовала только собственная жизнь, и он не собирался «спасать» мир, который сам никого не спасал. Люди уничтожали друг друга с завидным и до тошноты изощренным постоянством. Они открывали благотворительные фонды и одновременно с этим в пыль разносили целые города. Они молились Богу, считая свою веру истинной и совершенно не желая замечать, что все их религии одинаковы. И самое дикое, что они боготворили тех, кто по сути их уничтожал: восхищались олигархами, которые их грабили, воспевали правителей, которые их убивали, боготворили ценности и моду, в результате которых лишь еще больше тупели и деградировали.
Эрик презирал людей и даже желал им смерти… Ровно до тех пор, пока не увидел их мертвыми в таком количестве.
В полном молчании он и Дмитрий шли по тоннелю, и никто из них так и не смел
заговорить. Хрупкую тишину нарушал лишь звук их осторожных шагов.
— А если бы вы знали, что на самом деле подразумевает под собой проект «Процветание», вы бы… спонсировали его?
Вопрос Эрика заставил Лескова вырваться из паутины собственных мыслей.
— Нет, — спокойно ответил он.
— Почему меня это не удивляет, — усмехнулся Фостер.
— Вы мне верите? — в голосе Дмитрия послышалась тень удивления.
— А почему нет? Несмотря на все ваши тараканы, вы не похожи на того, кто считает себя выше других. Уж поверьте, мне есть с кем сравнивать.
— Интересно получается… Вы мне верите, а мои люди до сих пор считают, будто
— Ваши люди судят по другим людям. Ни один полукровка не голосовал за массовое уничтожение. Даже Лонгвей. Он посчитал это безумием, за что был временно отстранен от правления. Правда, этого китайца волновали не столько судьба несчастного человечества, сколько собственная раса, которая могла озадачиться царящим на нашей планете идиотизмом. Кайрамы долгое время выискивали на Земле беглых «паразитов», но их главным правилом было не вмешиваться в дела людей. Поэтому все войны замечательно протекали без участия полукровок. Скажите мне вот что, Барон, а почему вы все-таки отказались от предложения Киву отправиться на Золотой Континент? Не сочтите за грубость, но там вас считают полным кретином. Вы сейчас могли купаться в роскоши и трахать самых красивых женщин. Но вместо этого вы таскаетесь по подземельям с людьми вроде меня и рискуете башкой за людей, которые вас ненавидят.
— Я рискую, как вы изволили выразиться, башкой, только за тех людей, которые являются моими друзьями, — усмехнулся Дмитрий. — Наверное, если бы «Процветающие» позволили мне взять на Золотой Континент всех, кто мне дорог, я бы сейчас «не таскался по подземельям» с людьми вроде вас.
— Фу, как это неблагородно! — осклабился Эрик. — Некоторые петербуржцы считают вас рыцарем в золотых доспехах, который страдает во имя добра и света. Как бы они отреагировали, узнав, что, будь у вас разрешение на переезд для всех своих друзей, вы бы давно покинули Россию?
— Негативно. Однако, если бы им предложили такой же вариант развития событий, они бы поступили точно так же. Никто не хочет хоронить своих близких, когда есть хотя бы малейший шанс их спасти. Близкие — это наше единственное богатство и преимущество. Кроме них — нет ничего.
— Преимущество? Напротив — это наша слабость. Именно поэтому я всегда буду сильнее вас. Вы уязвимы, Барон, а я нет.
— Вспомните, насколько вы были «неуязвимы», когда мы впервые подобрали вас с поверхности. И когда я вернулся за вами во второй раз.
— Нет-нет-нет, — Эрик отрицательно покачал головой. — Это совершенно другое! Я говорю о том, что близкие — это нити, за которые человека можно дергать, и он будет плясать, как мне вздумается. Мне приходилось похищать детей и получать за них выкуп у обезумевших от горя родителей. Мне приходилось убивать целую семью — по одному человеку в месяц, чтобы довести до отчаяния мужчину, который не желал отдавать долг моему нанимателю. Вот как бы поступили вы, если вдруг кто-то из ваших друзей оказался в руках «процветающих»?
— А вы разве не видите? — Лесков удивленно вскинул брови. — Мои друзья уже давно в руках «процветающих», и именно поэтому я сейчас нахожусь здесь, пытаясь найти способ, как освободить их. Я всего лишь играю по заданным пра…
Внезапно Дмитрий оборвался на полуслове и резко замер на месте. Ему не потребовалось объяснять Эрику, что заставило его так отреагировать, потому что Фостер, подобно его отражению, тоже замер, вслушиваясь в тишину. Им не могло показаться одновременно — где-то вдалеке между собой переговаривались люди. Голоса принадлежали мужчинам.