Последний штрих
Шрифт:
«Знаю, – сказала она и повторила: – Знаю».
– Она и сейчас пьет? – спросила я.
– Ни капли! – Зак рассмеялся. – Теперь она увлечена теннисом.
– Знаешь, я понимаю, почему ты стал дегустатором, – сказала я. – Вот ты сейчас рассказывал, и я видела, что ты относишься к пище так же трепетно, как я – к мебели.
Он попросил объяснить, и я рассказала, что, когда я была маленькой, наша семья жила в большом доме на Маунт-Олимпус. Район был такой спокойный, что мы с Генри разъезжали на велосипедах посреди улицы. Мне нравился наш дом. Нравился ковер с бахромой в моей детской. Обеденный стол в античном стиле, вокруг которого родители расставили причудливые проволочные стулья Бертойя. Дом был заставлен
– А когда они развелись, – продолжала я, – все имущество поделили. Вещи, которые так чудесно смотрелись в одной комнате, развезли по разным домам.
– Значит, ты пытаешься собрать все заново?
– Да нет. – Я улыбнулась. – Я еще не совсем сумасшедшая. Но мне хотелось бы вернуть то время. Воссоздать волшебство этих комнат, что ли. Если бы только Тарин позволила! Понимаешь, жизнь – сложная штука. Иногда так хочется посидеть в уютном местечке и поплакать.
Зак рассмеялся. Принесли десерт: толстые макароны «каннеллони», фаршированные сладким творогом с изюмом и посыпанные тонюсеньким слоем сахарной пудры – словно на тарелки подул ангел.
– Всегда хотел спросить, – начал Зак, – почему ты не уволишься? Ведь Сесил оставила тебе деньги. Запишись, скажем, в школу дизайна интерьеров или попробуй себя в качестве декоратора.
– Жизнь меня и без всякой школы многому научила, – сказала я. – К тому же я хочу потратить деньги на что-то особенное. На что-нибудь такое, что понравилось бы Сес.
Зак зачерпнул ложкой десерт.
– Ну что я могу сказать? Главное, Джесси, – это как ты себя вела с Сес до ее гибели. А теперь живи своей жизнью, вот и все. Уверен, Сесил сказала бы то же самое.
Я кивнула. Это я и пытаюсь делать.
Когда мы ехали из ресторана, накрапывал дождь. Я наблюдала за ручейками воды, стекавшими по боковому стеклу. Иногда их освещали фары встречных машин, и тогда они становились похожими на крошечные электрические реки. Мне вспомнилось Колорадо: там в автомобильном стекле видишь не электрические реки, а звезды.
Зак неожиданно повернул налево, к голливудским холмам. Мой дом был совсем в другой стороне.
– Зак! – воскликнула я.
– Заедем ко мне, – отозвался он.
– А тебе не кажется, что уже поздно?
– Нет.
Я взглянула на часы на приборном щитке. Надо же! Всего пол-одиннадцатого. И он везет меня к себе домой.
Зак вел машину по изогнутым улочкам, а я размышляла, существует ли такое понятие, как неизбежность. Интересно, видит ли меня сейчас Сесил, и если да, то что она обо мне думает?
Зак отворил дверь. В доме было темно. Он прошел на кухню и включил свет.
– Возьми. – Он протянул мне бутылку вина. – И вот еще. – Зак вручил мне штопор. – И это, – рассмеялся он, бросив мне диванную подушку. – И вот это тоже. – За первой подушкой последовала вторая.
– А ты что возьмешь? – спросила я.
– Поленья. И бокалы.
Зак распахнул дверь черного хода и позвал:
– Хэппи!
Пес вбежал в комнату. Его бело-коричневая шубка промокла насквозь и свалялась.
– О нет! Хэппи, негодник, почему ты не спрятался в гараже? – Пес пропустил эти слова мимо ушей. – Почему в гараже не переждал дождь?
Я опустилась на колени, чтобы погладить Хэппи. Он подпрыгнул и лизнул меня в губы, оставив на новом платье отпечатки лохматых грязных лап.
– Хэппи! – возмутился Зак.
– Ничего, – успокоила я. – Мне он очень нравится.
– Все равно он должен понимать, что можно, а чего нельзя... Слушай, я его сейчас
– В комнату?..
– Только не в гостиную, а в мою берлогу.
Слушая удары ковша об алюминиевый тазик Хэппи, я нащупала на стене «берлоги» выключатель и зажгла свет. Как давно я здесь не была! Когда-то мы собирались как следует обставить эту комнату и официально окрестить ее «комнатой Зака».
– Будешь помогать нам обустраивать дом, – сказала Сесил, зачитав список мебели, которую она собиралась приобрести. – Только не говори, что не знаешь как! У тебя превосходный вкус. Ты непременно справишься.
Небольшая комната походила на дортуар, в котором поселился взрослый мужчина, немного интересующийся мебелью. В углу стоял черный торшер – в начале девяностых каждый американский студент считал своим долгом приобрести такой в «Таргете». На стенах книжные полки, заставленные главным образом кулинарными книгами – огромными, блестящими томами с корешками насыщенных аппетитных цветов, – а также довольно большой коллекцией детективов – я и не подозревала, что Зак их читает. Новенький стол, стилизованный под старину (наверное, из лавки «Поттери Барн»), кресло – кажется, я видела такое в каталоге «Ресто-рейшн Хардуэр». Интересно, когда Зак успел заказать эту мебель? Раньше ее гут не было. Я представила, как он лазит по Интернету и обставляет пустой дом, в котором когда-то мечтал поселиться с женой, и у меня защемило сердце. На полу лежал прелестный китайский ковер – наверное, подарок родителей Сесил, – а перед выложенным плиткой камином притулился какой-то невзрачный столик.
Меня заинтересовала плитка от Бэтчелдера. Керамические квадратики ручной работы располагались группами три на три. Плитки были украшены изображениями мексиканских асиенд и покрыты темно-желтой глазурью.
Я их сразу узнала: как-то Тарин должна была доставить одной клиентке тяжелые вазы и потому взяла меня с собой. На обратном пути в магазин я заметила, что камин в гостиной, на мой взгляд, немного громоздкий. Тарин посмотрела на меня так, словно я вывалялась в навозе.
– Это очень ценная плитка, Джесси, – сказала она, а затем перешла на покровительственный тон и прочитала мне лекцию. Оказывается, на плитке от Бэтчелдера всегда изображают подобные домики, а набор, о котором идет речь, скорее всего был выложен еще в двадцатые годы, когда знаменитый керамист держал лавку в Пасадене. – Не стоит бросать косые взгляды на предметы старины. – С этими словами Тарин откинула назад волосы и положила руки на баранку своего роскошного внедорожника. – Это классика!
Теперь, глядя на плитку Зака, я поняла, что она и впрямь обладает шармом. Может, Заку будет интересно узнать ее историю?
– Плитка страшна как черт, – заявил Зак. Он принес тяжеленную связку дров и два бокала.
– Вообще-то она очень редкая.
– Неужели? – Он нагнулся и открыл решетку камина. – М-да.
– Движение «Искусства и ремесла», помнишь? – сказала я, стараясь, чтобы это не выглядело так, будто я повторяю за Тарин слово в слово, как попугай. – Город Пасадена.
– А, Арройо Секо [8] . Ясненько. – Он опустился на колени и начал разводить огонь, бросив мне: – Присаживайся.
8
Историческая аллея Арройо Секо – центр американского движения «Искусства и ремесла», которое зародилось в Англии в 1850-е гг. Его последователи отрицали индустриализацию, проповедовали возвращение к ручному мастерству и строительство домов из природных материалов. Игровой дом (Gamble House), расположенный в г. Пасадена, является всемирно известным архитектурным памятником этого Движения.