Последний штурм

Домогацких Михаил Георгиевич

Австралийскому заместителю министра обороны от гостиницы «Каравелла», на седьмом этаже которой находилась резиденция посольства Австралии, до отеля «Мажестик» можно было бы пройти и пешком, что он и думал сделать. Но хозяева встречи — американцы — не позволили такого необдуманного шага, и он тоже на бешеной скорости промчался по короткой улице Тызо в сопровождении морских пехотинцев.

В холле отеля «Мажестик», окруженного танками и броневиками, гостей встречал улыбающийся вице-президент Южного Вьетнама Нгуен Као Ки, находя для каждого несколько фраз, в которых непременно звучала благодарность за поддержку борьбы его правительства.

В конференц-зале на четвертом этаже, куда гости поднимались в «лифте Макнамары» — просторной, устланной ковром кабине,

совещание началось, как и было предусмотрено распорядком. Одно только не было предусмотрено — и это выводило Роджерса из спокойного состояния — скрытое сопротивление союзников увеличению вклада в военные усилия в Южном Вьетнаме. Генерал Абрамс, вице-маршал авиации Нгуен Као Ки, наконец, сам Роджерс убеждали их, что до полного осуществления «гуамской доктрины» Никсона (говорили представители США) или до достаточно надежного укрепления сайгонской армии и сил безопасности (этого хотели южновьетнамские лидеры) друзья Сайгона должны сделать дополнительные усилия во имя будущей победы.

Союзники отвечали на эти просьбы туманными заявлениями о солидарности, но никто не брал конкретных обязательств, более того, говорили о невозможности послать во Вьетнам или вообще в Индокитай хотя бы одного солдата. На всех как вирусное заболевание подействовало то, что Филиппины уже вывели свои войска из Вьетнама.

— Мое правительство находится сейчас в таком положении, — сказал австралийский делегат, — что мы вынуждены вернуть на родину один свой батальон, чтобы успокоить общественное мнение и дать ему доказательство, что мы поддерживаем «гуамскую доктрину» президента Соединенных Штатов.

Такого поворота не ожидал даже ко всему готовый Роджерс. Он не мог возразить австралийцу, поскольку тот ссылался на новый курс Никсона, делая вид, что только так можно проявить свою «солидарность».

Два дня прошли в уговорах, дипломатических увертках, в громких словах, скрывавших истинные намерения.

Агентство Юнайтед Пресс Интернэшнл, не заботясь о дипломатических тонкостях, написало о совещании в Сайгоне: «Отсутствие у союзников энтузиазма к расширению участия в совместной борьбе вызвало раздражение у американских официальных лиц. На второй день после совещания они признали, что все призывы Роджерса были похожи на монолог, обращенный к глухим».

Еще более резкий вывод сделало телеграфное агентство Франции: «Госсекретарь Роджерс имел твердую инструкцию выжать из союзников дополнительные контингента войск. Его усилия не дали результатов, но зато, как полагают, он может первым оказаться в положении капитана тонущего корабля, с которого крысы разбегаются значительно раньше, чем судно опрокинется вверх килем».

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Телеграмма шефа военной разведки была короткой, но ясной и требовательной: «После совещания немедленно отправляйтесь в Плейку. Разберитесь с последствиями похищения документов государственной важности и, если возможно, установите каналы их передачи за пределы Вьетнама. Выясните пути проникновения агентов противника в запретную зону. На вас возлагается ответственность за разработку предложений по пресечению утечки секретных материалов в дальнейшем. Генерал Дин ознакомит вас с подробностями. Ему дано указание предоставить в ваше распоряжение все необходимое для выполнения задания, включая наиболее опытных работников».

Полковник Смит посмотрел на исходные данные: шифрограмма пришла сегодня, всего три часа назад, и это объясняло, почему генерал Дин ничего не сказал ему об этом во время вчерашней встречи.

Перед отъездом из Вашингтона в Сайгон шеф просил его побывать в Плейку и помочь военным разведчикам: «В вопросах, в которых вы компетентны более других», — добавил он. Смит понимал, с какими трудностями столкнулись штабные работники в Плейку: диверсии, нападения на транспортные колонны и патрульные отряды — все это было ему хорошо знакомо. Было, наверное, и что-то свое, в чем надо помочь разобраться. Но телеграмма шефа меняла дело. В Плейку, где размещалась одна из самых мощных

военных баз на плато Тэйнгуен, произошло, видимо, что-то очень серьезное.

Прочитав еще раз шифрограмму, полковник решил не откладывать встречу с генералом. Дина он знал давно, не очень близко, не накоротке, как некоторых офицеров управления, но знал. Встречался несколько раз в офицерском кругу, когда Дин возвращался в отпуск из Индонезии и доверительно рассказывал о будоражащих каждого настоящего разведчика событиях, туго закручивавшихся в той стране. Юджин вспомнил, что Уильям Дин, тогда еще полковник, произвел на него приятное впечатление: продолговатое волевое лицо, крутой лоб, внимательные, дружелюбно глядящие на собеседника глаза, квадратный подбородок, будто рассеченный надвое глубокой ямкой, каштановые волнистые волосы — все это делало его заметным в любом обществе. Только сильно перебитый нос — дань увлечению боксом — несколько портил его внешность, но не настолько, чтобы не замечать других благородных черт. Смит знал из рассказов коллег, что за привлекательной внешностью Дина, вернувшегося из Индонезии в генеральских погонах, скрывалась сильная воля, рационализм ума, твердость и решительность, которые помогали ему идти к цели, не брезгуя никакими средствами. Дин был общительным, остроумным, легко сближался с людьми и находил тех, кто становился сначала приятелем, а потом и агентом.

Генерал принял Смита сразу, как только помощник доложил о его прибытии. Он вышел из-за стола. Высокий — на голову выше Смита, чем-то похожий — статью? волнистыми волосами? ростом? — на бывшего министра обороны Кларка Клиффорда, он широко раскинул руки, будто готовый обнять коллегу. Но не обнял, а дружески пожал обе руки, подвел полковника к чайному столику.

— Можешь не рассказывать, Юджин, за чем пожаловал. Я читал телеграмму шефа и готов сделать все, чтобы помочь тебе выполнить задание. Оно, скажу тебе, непростое. Очень непростое.

— Я пока ничего о нем не знаю, господин генерал, хотя указание на пропажу документов особой важности кое о чем говорит. И я бы был благодарен, господин генерал…

— Юджин, — перебил его Дин, — ты обращаешься ко мне так, будто приехал снимать меня с поста и поэтому забыл мое имя. Напоминаю, меня зовут Уильям, а для всех друзей и коллег просто — Билл. Не забудешь? — рассмеялся Дин с обезоруживающей искренностью, вызвав улыбку и у Смита.

— Хорошо, Билл. Так и быть, снимать тебя с работы не буду, но помочь прошу.

— И просить не надо, шеф дал такой приказ, что у меня дух захватило от зависти, как он к тебе относится.

— Из телеграммы шефа я понял, что речь идет о потере документов и утечке информации, то есть о двух видах нарушения секретности. Верно?

— Верно, но секреты лежат как бы на разных уровнях. Однако, прежде чем объяснять ситуацию, я думаю, неплохо будет, если мы выпьем по бокалу холодного вина и по чашечке горячего кофе. Не возражаешь?

Смит не возражал.

— Понимаешь, Юджин, на переговорах в Париже глава вьетнамской делегации задал вопрос нашему представителю: долго ли армия Соединенных Штатов будет смотреть на Вьетнам как на полигон для испытания своего оружия? Какую цель преследуют США, ведя переговоры в Париже, и в то же время во Вьетнаме готовясь к расширению химической войны? Мы склонны думать, сказал представитель Ханоя, что и здесь, в Париже, ваша делегация отравляет атмосферу, вместо того чтобы очищать ее. На этот вопрос, как ты понимаешь, наш посол по особым поручениям не мог дать даже приблизительного ответа. А хитрый вьетнамец продолжал дожимать его, чтобы он коснулся лопатками ковра. «Если, — сказал он, — Соединенные Штаты применят дефолианты новой рецептуры, мы передадим материалы в мировую печать». Посол запросил Вашингтон. Государственный департамент тоже оказался бессилен. Тогда обратились к самому Мэлвину Лэйрду, и министр пришел в бешенство. Из запроса государственного департамента он понял, что из Вьетнама, и не просто из Вьетнама, а из одного из наших штабов, в Париж пришла самая секретная информация. Ну, за твое здоровье и за твои успехи, — прервал рассказ генерал.