Последний соблазн
Шрифт:
Кэрол рассмеялась:
— Все женщины, Тадзио, перевалив за тридцать, садятся спиной к окну.
— Тебе-то нечего бояться.
Кэрол не успела ответить на комплимент, потому что открылась дверь.
«Черт меня возьми, да это танк «Центурион» с ногами», — подумала Кэрол.
Кразич постоял на пороге, почти касаясь плечами стен. Глаз не было видно под кустистыми бровями, пока он осматривался. «Очаруй его», — сказала себе Кэрол и вскочила с кресла. Протянув руку, она пересекла расстояние между ними, пряча под улыбкой предчувствие беды, которое пробудило в ней физическое присутствие Кразича.
— Вы, верно,
Кразич на удивление нежно пожал ее руку.
— Я то же самое рад, — произнес он на плохом английском, хотя его обеспокоенный взгляд выражал обратное. Поглядев поверх плеча Кэрол, он что-то торопливо произнес по-немецки.
Тадеуш фыркнул:
— Он сказал, что я был прав. Ты очень красивая. Дарко, умеешь ты сделать дамам комплимент. Входи, садись. Выпей.
Кразич подвинул кресло даме, налил себе виски и сел напротив Кэрол, не сводя с нее пристального взгляда.
— Итак, вы имеете способ решить нашу английскую проблему? — с вызовом спросил он.
— Полагаю, мы можем помочь друг другу. Да.
— Кэролин нужны рабочие, и у нее есть возможность доставать документы, которой не было у Колина Осборна. Все, что от нас требуется, это организовать доставку и платежи, — деловито сообщил Тадеуш, садясь и раскуривая сигару.
— Тадеуш показал мне, как вы работаете. Я все еще под впечатлением от того, как все отлично продумано. — Она поощрительно улыбнулась Кразичу. — Я работаю только с теми людьми, которые умеют держать слово, и я видела достаточно, чтобы понять, вы — такие.
— Мы тоже работаем только с человеком, кому доверяем, — отозвался Кразич. — Вы тот человек?
— Ладно тебе, Дарко, не будь таким упертым ублюдком. Мы проверили Кэролин, и нам известно, что она — одна из нас. Лучше скажи, когда мы сможем поставить ей первую партию?
Кразич пожал плечами:
— Через три недели?
— Так не скоро? — спросила Кэрол. — Я думала, у вас все отлажено.
— После смерти Осборна стало немного труднее, — ответил Кразич.
— А как насчет тех, которые в Роттердаме? — вмешался Тадеуш. — Мы не можем часть из них отправить в Англию прямо теперь?
Кразич нахмурился:
— Надо подумать. У вас спешка?
— Я приму груз, как только вы скажете. Но если у вас залежалый товар, я должна сама убедиться, что он не испортился. Не хочу, чтобы у меня на руках оказался контейнер с трупами.
Кразич метнул взгляд в сторону босса. Тот развел руками:
— Ну конечно, Кэролин. Дарко, почему бы тебе не подготовить все к началу следующей недели? А мы с Кэролин встретим тебя в Роттердаме до погрузки, и она собственными глазами поглядит на будущих рабочих.
Не веря своим ушам, Кразич во все глаза смотрел на Тадеуша, потом заговорил по-немецки. Кэрол пожалела, что плохо знает этот язык. Ее память была настроена на английскую речь, и у нее не было ни малейшей надежды воспроизвести диалог двух мужчин, так как прежде чем перейти на английский, Тадеуш что-то выговорил своей «правой руке».
— Прошу прощения, что мы перешли на немецкий, но Дарко не очень силен в английском. На нем лежит ответственность за безопасность нашего бизнеса, и он считает, что не бывает лишних мер предосторожности. К тому же ему не нравится, когда я не ограничиваюсь ролью администратора и сам принимаю участие в операции. Так ты можешь приехать
Кэрол кивнула:
— Да, приеду с удовольствием. И мне хватит времени, чтобы подготовиться. Я должна убедиться, что мои люди обеспечат прием.
— Сколько тебе нужно? — спросил Тадеуш.
— Начнем с тридцати, — сказала Кэрол. Эту цифру она обговорила с Морганом. Не слишком много, чтобы люди умерли от духоты в контейнере, и не слишком мало, чтобы Тадеуш счел сделку невыгодной. — А потом по двадцати в месяц.
— Немного, — произнес Кразич. — Мы можем поставить намного больше.
— Наверно, можете, но мне больше не нужно. Если все будет складываться удачно, не исключено, что я расширю бизнес. Все зависит от источника, от которого я получаю паспорта. У меня документы высочайшего класса, и я не хочу рисковать. Итак, пока двадцать в месяц. Соглашайтесь или отказывайтесь, мистер Кразич.
Кэрол не составило труда выглядеть «крутой». Недаром она несчитаное количество часов провела в комнатах для допросов с весьма упертыми преступниками.
Свои слова она сопровождала взглядом в упор и серьезным выражением лица.
— Нормальные цифры, — вмешался Тадеуш. — На первый раз тридцать, потом по двадцати в месяц. Да, мы можем поставить больше, но, по мне, лучше двадцать с гарантией, чем шестьдесят без гарантий. Теперь утрясем финансы.
Кэрол улыбнулась. Она победила. В рекордное время. Хотелось бы ей видеть лицо Моргана, когда он получит следующий рапорт. Все в порядке. В конце недели в Роттердаме они возьмут Тадеуша Радецкого, и вся его империя рассыплется в пух и прах.
— Правильно, — весело проговорила она. — Посчитаем деньги.
Тони встречал довольно много психиатров — и полицейских тоже, — выстраивавших стену между собой и шокирующими впечатлениями своей работы. В душе он не мог винить их за желание установить дистанцию. Никакой нормальный человек не выдержит того, что им приходится слышать и видеть. Однако еще в самом начале своей клинической карьеры Тони обещал себе, что никогда, чего бы это ни стоило, не откажется от сочувствия к несчастным. Если ему придется слишком туго, он найдет другой способ заработать себе на жизнь. Однако, утратив способность понимать боль других, будь то преступник или жертва, он поступит нечестно и с ними, и с самим собой, по крайней мере так он считал.
Однако пачка документов, увезенных им из замка Хохенштейн, наводила Тони на мысль, что он близок к пределу своих возможностей. Бесстрастные списки с именами, диагнозами и так называемым лечением вызывали в воображении картины ада, так что ему отчаянно захотелось вмиг очерстветь душой. Но не тут-то было. Душа его истекала кровью. Он отлично понимал, что простого владения такой информацией достаточно, чтобы надолго обрести бессонницу.
Доктор Верхеймер была права, говоря, что нацистские медики были одержимы стремлением все задокументировать. Сотни имен, сотни людей со всей страны. У каждого ребенка был набор статистических данных — имя, возраст, адрес, имена и занятия родителей. Потом причина, по которой их госпитализировали. Наиболее часто встречающаяся — «отставание в развитии», и сразу за ней — «физический недостаток». Но иногда объяснения, из-за чего детей отрывали от родителей, внушали откровенный ужас.