Последний вечер на даче
Шрифт:
Дождь льетъ цлый день, неутомимо и безжалостно. Пойдетъ шибче – съ четырехъ концовъ крыши низвергаются цлые водопады; станетъ утихать – съ деревьевъ посыпятся крупные брызги. По краямъ дорожекъ образовались канавы. Клумба съ доцвтающими астрами и георгинами представляетъ островъ посреди лужи. Обшитыя кумачемъ холщевыя полотнища на балкон намокли и повисли, какъ паруса на чухонской лайб. Стекла въ окнахъ запотли.
Уже совсмъ стемнло. Въ большой средней комнат, на обденный столъ поставили лампу. Паръ отъ самовара валитъ, словно на постояломъ
Послдній вечерній чай на дач: завтра въ городъ.
– И правда, пора уже, – высказываетъ Лизавета Николаевна.
– Да вдь еслибъ не квартира, давно бы уже перехали, – говоритъ мужъ. – Сколько пришлось намучиться, вспомнить страшно. Да съ ремонтомъ, опять, какая возня была.
– Ну, и нашелъ же ты квартиру, нечего сказать, – замчаетъ жена. – Просто даже придумать не могу, какъ мы тамъ размстимся.
– А гд же было лучше найти? Ты бы сама побгала, тогда и говорила бы. Мсяцъ сломя голову по Петербургу бгалъ. Еще слава Богу, что и такую-то нашелъ. Вонъ, Леонтій Ивановичъ до сихъ поръ безъ квартиры сидитъ. И не найдетъ, поручиться могу, что не найдетъ.
– Гд-жъ онъ будетъ жить, если не найдетъ? Онъ чиновникъ, у него должна быть квартира.
– А гд онъ возьметъ, когда нтъ?
– Не можетъ же начальникъ отдленія безъ квартиры остаться. Ему казенную отведутъ.
– Казенную! Вдь можете же вы глупость такую сказать!
– Въ чемъ же тутъ глупость? Какъ же можетъ начальникъ отдленія безъ квартиры остаться? Къ нему, вдругъ, курьера съ пакетомъ пошлютъ, а онъ безъ квартиры!
– Слушать ваши глупости, такъ стыдно длается.
– Да чмъ-же глупости? Вы вотъ скажите, если вы умный человкъ, куда курьеръ пакетъ сдастъ, если у чиновника квартиры нтъ? Куда?
– Толкуй съ вами!
– Нтъ, вы скажите.
– Тьфу, пристали тоже. У чиновника адресъ долженъ быть въ экзекуторской книг записанъ.
– А какой онъ адресъ запишетъ, если у него квартиры нтъ? Вотъ и выходитъ, что непремнно должна быть квартира.
– Тьфу съ вами! – еще сердите сплевываетъ Петръ Антоновичъ, и разомъ, насасывая сквозь зубы, вытягиваетъ цлый стаканъ простывшаго чаю.
– Будете еще? – примирительно спрашиваетъ Лизавета Николаевна.
– Наливайте! – отвчаетъ мужъ какимъ-то предсмертнымъ тономъ.
Съ минуту продолжается молчаніе. Вра и Маруся брезгливо откусываютъ отъ огромныхъ кусковъ стрицеля. Павликъ качаетъ пустой кувшинъ отъ молока.
– Въ которомъ часу подвода-то придетъ? – спрашиваетъ мамаша.
– Въ семь утра.
– Господи, рано какъ. Признаюсь, есть съ чмъ торопиться: изъ шести комнатъ да въ четыре перезжать. Какъ подумаю, какъ намъ тамъ размститься, у меня и руки опускаются.
– И за четыре приходится, вотъ, сто рублей больше платить. Я-то чмъ виноватъ? А размститься очень просто какъ: гостиная разъ, спальная два, комната барышень три, а столовая и мой кабинетъ
– Помилуй, Петръ Антоновичъ, что ты говоришь? Какъ-же столовая и кабинетъ вмст?
– А также. Гд я вамъ пятую возьму? Я собою первый жертвую.
– Ну, а Павликъ гд-же будетъ?
– Гд! Я почему знаю, гд? Придумывайте сами.
– Что-же теперь придумывать? Надо было думать, когда квартиру брали. Гд это видано, чтобъ родной отецъ о сын не вспомнилъ? Куда-же, въ самомъ дл, я Павлика ткну?
– Да отвяжитесь вы, что я могъ сдлать? Вдь знаете, я думаю, что на прежнюю квартиру пятьсотъ рублей набавили. Вы, что ли, достали бы эти деньги?
Петръ Антоновичъ начиналъ хрипть. Его, бднаго, въ самомъ дл пожалть бы слдовало.
– Больше нечего длать, какъ стелить Павлуш на ночь въ гостиной, – предложилъ онъ черезъ минуту. – А то и такъ можно: я буду спать въ кабинет, а барышень помстите съ собой вмст.
– Нтъ, какъ это можно! – вступилась Вра. – Намъ невозможно безъ особой комнаты. Мы мамаш мшать будемъ.
Вс опять замолчали. Общее уныніе перешло въ чувство безвыходности.
– Воля твоя, Петръ Антоновичъ, а въ гостиной Павлика невозможно помстить, начала снова Лизавета Николаевна. – Вдь ему заниматься надо. Вспомни, что едва только устроимся, какъ ужъ Врочкины имянины будутъ, надо вечеръ давать.
Петръ Антоновичъ нагнулся надъ стаканомъ. Лицо его обдало горячимъ паромъ, и онъ весь раскраснлся.
– Ну-съ, что касается этихъ тамъ вашихъ вечеровъ, такъ объ этомъ мы еще подумаемъ, да-съ! – произнесъ онъ брюзжащимъ тономъ. – Еще подумаемъ, на какія такія средства мы будемъ ихъ давать!
– А какъ же не давать-то? – возразила Лизавета Николаевна. – Вдь он взрослыя, имъ общество нужно. Я, напротивъ, нахожу необходимымъ расширить кругъ знакомства. Ты кажется забываешь, что старшей уже двадцать пять лтъ.
– Maman! – укоризненно произнесла Вра.
Павликъ чему-то разсмялся и покрутилъ головой.
– Знаю-съ, прекрасно знаю, продолжалъ Петръ Антоновичъ. – Такъ что-жъ мн, публиковать прикажете въ вдомостяхъ, что ли, что у меня дочери невсты? Ваше дло позаботиться, а не мое.
– Я не забочусь, что-ли? – съ возрастающей горячностью возразила Лизавета Николаевна. – Я изъ кожи лзу, чтобъ какъ можно больше вывозить ихъ въ люди. Но вдь для этого туалеты нужны, а много вы даете?
– Красть мн, по вашему, что-ли? Такъ и то не зналъ бы, гд.
– Я и на дач вс силы употребляла пріучать къ дому молодыхъ людей. Алексисъ Жабликовъ цлое лто чуть не каждый день у насъ обдалъ. Я и теперь уврена, что посл 17 сентября онъ непремнно сдлаетъ предложеніе.
– Какъ же, сейчасъ! Корми его зимой, такъ онъ и до новой дачи будетъ каждый день ходить обдать.
– Папа, почему вы знаете его намренія! – протестовала со слезами на глазахъ Вра.
– А ты знаешь? – рзко обратился къ ней отецъ. – Вы съ сестрицей про каждаго мужчину думаете, что вотъ сейчасъ посватается.