Последний вор в законе
Шрифт:
Анатолий не стал пока налегать на кушанье. Он закурил и, глядя на подружку, уплетающую морскую диковинку, начал вспоминать:
— Я действительно никому не рассказывал, а тебе расскажу, потому что у меня ещё не было такого друга, который за мной на любой край земли, на любое дело, да и отмажет от ментов, если понадобится. Даже мой корифан Сеня Шварцберг на это не способен.
— А где он сейчас? — вставила Тамара.
— В Кишинёве. И мы отсюда туда мотанём. Там есть «яма» клеевая. Можно отсидеться. Так вот, — продолжил Толя. — Здесь, в Одессе, какое-то
— Да, — кивнула девушка. — Ты считаешь себя вором в законе, а у законников не может быть ни семьи, ни дома, ни родины. Это ты хотел мне сказать? Но я сама воровка и уважаю воровские законы. Я буду всегда с тобой, пока нужна, а любить до гроба… кто ж до гроба любить сможет?
— Вот ты как раз и сможешь, — уверенно сказал Толя, разливая коньяк по рюмкам. — Мне такая и нужна. Но то, что меня трудно поймать, вовсе не Черкеса заслуга, а его половинки, которая жива ещё и также занимается чёрной магией. Мы к ней пойдём прямо отсюда.
— Ты хочешь сказать, что на тебе какое-то заклятие есть? — не поверила Тамара. — По-твоему, чернокнижники ворам помогают?
— Ещё как помогают! На то они и чернокнижники. Это как раз нам на руку получилось, когда в семнадцатом году один лысый материалист прокричал с броневика, мол, ничего нематериального нет и быть не может, потому что не может быть. Оказывается всё может и всё есть. Нужно всего лишь согласие человека на овладение непонятными энергиями, то есть непонятными только для других. Согласна?
— Ещё как! Ты же сам сказал, что я за тобой — в огонь и в воду! Давай выпьем!
— Давай, — беззаботно кивнул Толя. — Сейчас ко мне два корифана сюда заглянуть должны, я им стрелку забил. Их в Одессе Галимзянчиками кличут. А потом мы с тобой к бабе Циле в гости заглянем.
Не успели Толя с Тамарой осушить ещё по стопочке, а к ним уже присели недавно помянутые братья Мехтиевы, то есть Галимзянчики. Братья поздоровались и не отказались осушить по рюмочке «со свиданьицем». Но, то ли спешили куда, то ли мешать застолью не хотели, а очень быстро откланялись, сказав только:
— Ты, Бес, нас здесь не ищи пока. Завтра мы с Валеркой сваливаем в столицу, — произнёс, закусывая, Виталик. — Там, говорят, дело грамотное нарисовалось. Если что, тебе маяк кинем. Ты в Кишинёве будешь?
— Ага, где обычно, пишите малявы, — и Толя обнял братьев на прощание. — Но глядите, не спалитесь в Москве. Там, говорят, после Олимпиады ментуры — как собак нерезаных.
— Ну, ты даёшь, Толя, — вставила Тамара. — Назови мне место, где ментов сейчас нет?
— И то верно, — согласились братья.
После этого Толя с Тамарой тоже долго засиживаться не стали. Надо было успеть на Лонжерон пока трамваи ходят. Баба Циля жила недалеко от пляжа, но трамвайный путь туда проходил возле чумного могильника, засыпанного ещё во времена царя Гороха толстым слоем
Ничего в этом мире просто так не происходит, поэтому одесский чумной могильник старались не трогать. Более того — не замечать! Как обычным людям жилось по соседству с таким опасным курганом — это уже другой вопрос. Важно, чтобы никто не нарушил покоя свирепой болезни!
Всё это Бес успел пересказать Тамаре на пути к дому бабы Цили. Дворовый пёс издали учуял гостей и заливался бешеным лаем. Баба Циля оказалась дома и вышла посмотреть, кого это несёт, на ночь глядя?
— Баба Циля, это я, — подал голос Анатолий. — Второй день в Одессе и никак зайти не мог.
— А! Бесёнок! — обрадовалась хозяйка. — Ты не один?
— Нет, не один. Это моя половинка.
— Половинка, говоришь, — хозяйка подошла к забору, загнала пса в конуру и открыла гостям калитку. — Тебе половинкой обзаводиться, всё равно, что шаланде удирать от очуров со сброшенным якорем.
— Удеру, как-нибудь, с помощью бабы Цили, — парировал Анатолий. Сможешь её причастить к трапезе нашей?
— Ух ты, чего захотел! — заворчала хозяйка. — Слушай меня, стой там. А ты у девахи-то спросил? Таки, может, она не захочет.
— Я захочу, — поспешила успокоить бабу Цилю девушка.
— Таки судьба у неё такой, — Бес произнёс это, грассируя, и даже голос попытался сделать похожим на голос хозяйки.
— Не дразнись! — грозно прикрикнула на него баба Циля. — А то я тебе яйца обрежу, и ты никакой девахе не нужен будешь.
— Я не откажусь от него, — попыталась уверить хозяйку Тамара. — Я сама воровка.
— Вот этим, девочка, не кичись, — вскинула указательный палец вверх баба Циля, — вор вору рознь. Но, коли так, пойдём в дом, мне переодеться надо.
Пока баба Циля переодевалась, Тамара с Бесом примостились в углу на мягком диванчике, попивая кофе. Девушка тем временем с любопытством оглядывала логово настоящей колдуньи. Именно в разряд этих особей она скоропостижно записала хозяйку.
А дом был действительно любопытен. Под потолком висела люстра в виде шара, склеенного из кусочков зеркал. Видимо, во время сеанса хозяйка включала где-то моторчик, и шар начинал вертеться, рассеивая по комнате шаловливых зеркальных светляков. На противоположных стенах висели иконы Христа Спасителя. Но над каждой был прикреплён настоящий череп с двумя скрещенными костями. То есть, всё равно, что два креста, перевёрнутых вверх ногами — догадалась Тамара. Дверь в комнату, похоже, находилась с южной стороны, значит окна — с северной и между ними прибито изображение огромной летучей мыши с расправленными крыльями.