Последний вор в законе
Шрифт:
— Я хочу «по-другому», — обрадовался фотограф. — Дело в том, что оба они обещали приехать прямо сюда. Я ведь им здесь целый фотоальбом показывал: где и что в квартире находится. Лёня даже сам интересовался — где и что находится. Если он участвовал в ограблении, то неудивительно, потому что подробно всё изучал, хоть и по фотографиям. А сейчас они опять ко мне собирались приехать, только немного позже.
— Что-о-о? — взревел сыскарь. — И ты до сих пор молчал!! Где у тебя телефон? Где телефон, спрашиваю? Надо наряд вызывать.
Добкявичус проводил Сухарева к телефону, а тот по дороге
Оперативники прибыли раньше предполагаемых участников ограбления, но те тоже не заставили себя ждать и оба явились к Добкявичусу, ничего не подозревая. Задержание прошло, в основном, довольно буднично. Лишь Лёня Слепак не сдержался и прошипел, обращаясь к фотографу:
— Я тебе, латышский стрелок, глаз на жопу натяну!
Такое заявление много о чём говорило. Однако Слепак никак не вписывался в словесное описание грабителей. Что же делать?
Но удача никогда не отворачивается от тех, кто много, усиленно и плодотворно работает. Неважно, в какой ситуации, под каким ракурсом и над каким предметом проводилась работа, но если в работе присутствовала творческая искра, то можно на девяносто девять процентов быть уверенным в успехе.
Слепак несколько дней упрямился, на допросах вёл себя вызывающе, но это ничего не изменило. Впрочем, изменило, только не в его пользу. Когда на очередном допросе он снова стал обвинять Добкявичуса в продажности и стремлением свалить всё на другого, Сухарев в специально замедленном варианте стал раскладывать перед Лёней фотографии, сделанные Добкявичусом на квартире Алексея Толстого.
— Ну и что, — посмотрел исподлобья на сыскаря Слепак. — Я уже говорил вам, что не раз видел эти фотографии у Добкявичуса в лаборатории. Он сам всё фотографировал, всё обмозговал, даже меня сблатовать пытался, но он просто рамсы попутал.
— Рамсы попутал, говоришь? — усмехнулся Сухарев. — Значит, ты картёжник?
— Ну, допустим, — нахмурился Лёня. — Но причём тут дело, которое вы мне шьёте в нагляк?
— А вот причём, — продолжал усмехаться Сухарев. — Тебе этот стос с обрезанным краем знаком?
Сыскарь аккуратно выложил перед Лёней колоду карт с особо обрезанным краем. Так делали только настоящие «игровые». По обрезанному особым образом краю, игровой мог определить наощупь — что за карта у него в руках. Исход игры зависел только от того, какой партнёр перед ним сидит. Если лох, то быть тому обутым, разутым и обыгранным в пух и прах. Если попадался такой же игровой, то оба расходились после первой игры — игрок игрока чует издалека.
— Так вот, Лёня, заначку дома
Лёня сидел перед сыскарём, ничего не говоря, просто уставившись остекленевшими глазами на спрятанные в старый сапог золотые безделушки и подмётную колоду карт.
— Видишь, Лёнечка, твоя версия не канает. У фотографа рыльце в пушку — не отрицаю, но откуда у тебя в заначке некоторые из золотых цацек взялись, которые Добкявичус раньше отснял, ещё в квартире Людмилы Ильиничны? Или будешь утверждать — мы подбросили?
Значит так, Лёнечка, пора колоться. Или ты на всю оставшуюся жизнь в Ванинский порт под фанфары загремишь. Уж я, будь уверен, постараюсь тебя устроить. Выбирай!
Сухарев давно заметил, что когда перед преступником возникает реальный выбор, то практически никто не желает страдать за идею: воровство — это не политика и своя шкура дороже, чем какой-нибудь корифан по нарам.
Так получилось и на этот раз.
— Не я брал эту хату, начальник, зуб даю! — поклялся Слепак. — Я в натуре, только на стрёме у подъезда был, за что и получил цацки. А тех корифанов я даже не знаю. Они меня сами нашли.
— Кому ты звонил по этому номеру? — сыскарь бросил на стол перед Лёнечкой карточку с обозначенным на ней телефонным номером.
Тот прочитал номер и удивлённо взглянул на Сухарева:
— Откуда у вас этот номер, начальник?.. Ах, да… вы же — МУР!
— Правильно мыслишь, молодец. Мы туда сами пока звонить не стали. Решили — ты можешь ещё раз позвонить. Что скажешь? — сыскарь выжидательно уставился на Лёнечку.
— Галимзянчикам? — ужаснулся Слепак. — Нет уж, вы сами как-нибудь. Причём, на хазе их не было. Это какие-то залётные, но крутые.
— Хорошо, — согласился сыскарь. — Базара нет, завтра продолжим.
Собственно, Лёня Слепак сыскарю был уже не нужен, потому как тот непроизвольно проболтался и выдал тех, кто приглашал истинных исполнителей ограбления.
После звонка в Одессу, тамошние опера поставили весь город на уши и буквально через час Галимзянчики, то есть братья Мехтиевы были задержаны в «Гамбринусе». Видимо, после поездки в Москву расслабились и пошли попить пивка в знаменитый пивной ресторан. Алексей отметил для себя только одно: никакой Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и даже сам майор Пронин не провели бы данную операцию в такой короткий срок. Сегодня ночью Галимзянчики будут этапированы в Москву, а завтра можно будет рассматривать новые звенья затейливой цепи.
Так и получилось. На следующий день Сухарев уже знакомился с Валерием и Виталием Мехтиевыми.
Братьев поместили в Изоляторе Временного Содержания в разных камерах и правильно. Сухарев не хотел, чтобы братья знали, о чём говорит сыскарь с каждым из них. Но на всеобщее удивление с Галимзянчиками удалось утрясти расследование довольно быстро. За ними ещё тянулся хвост «московских гастролей», поэтому, опять же — оберегая собственную шкуру от лишних обвинений — они послушно раскололись, даже не сговариваясь.