Последний вздох перед закатом
Шрифт:
— А в мире то что происходит, бабуль, не слышно? —
— Да чаво-чаво, живуть все, на работу ходють, глава наш заявил, что мы теперь сами по себе! Сейчас только, бандитов добьють каких-то, и заживём! — глаза Павла вновь стали стеклянными.
— Ну ясно — покачал головой Павел — А лётная школа где? Не подскажете? Там что сейчас? —
— Этоть у нас шестой микрорайон, да? Так он закрыт, внучек, не пускают туда никого, закрытая зона, вот так! —
Павел абсолютно ничего не мог понять, он начал отдаляться от незнакомой бабушки, всё быстро перемещаясь среди тёмных пятиэтажек. Город скорее был жив, чем мёртв, но жив как-то необычайно странно, не как раньше. Иногда встречались машины, иногда вооружённые люди, через которых незаметно проскакивал Павел. Иногда встречалась бегущая ребятня, иногда тела убитых людей на детских площадках, которые неизвестно, сколько там пролежали. Иногда весёлая музыка играла в домах, иногда во дворе этих домов что-то взрывалось, издавая сильно неприятный, но знакомый Павлу звук. Всё выглядело как в странном, кошмарном сне. Павел всё бежал дальше. Он не помнил, сколько он уже прошёл, и не знал, как близко от него аэродром. Павел пробегал местную школу, там даже проводились занятия. Странно, но на него, вооружённого до зубов человека, не обращал внимания никто из прохожих, хоть они и встречались Павлу редко. Вдруг Павел
— Ты какого тут? Мы вашим говорили, чёбы сидели у себя и не высовывались, поставка со дня на день придёт, здесь нечего шляться, кто у тебя Пахан? Как его там? Сейчас наберу его, задрали, чесслово — один из «милиционеров» потянулся в карман. Опять всё как в тумане, и перед Павлом оказались два мёртвых тела. Он не помнил, как это сделал, только с бешенной скоростью бросился в милицейскую машину, и завёл её. По карте нужно было двигаться прямо, направо, прямо, и вот, перед Павлом виднелся шлагбаум у аэродрома. Вокруг него стояли вооружённые люди, с абсолютно незнакомой ему формой, камуфляжем, и оружием. Пока Павел проезжал, на него никто не обращал внимания, и никто даже не заглядывал в салон, но через мгновение, боевики, увидев Павла, начали смеяться, показывая пальцем на милицейскую машину, в которой он ехал, но приглядевшись в салон и рассмотрев лицо Павла, на которое он в спехе пытался натянуть шапку, достали оружие, и прицелились в его сторону. Павлу было не страшно, он уже это проходил, тем более они, наверное, знали, что сейчас приедет Павел, так как сам он слышал голос по рации, что лежала где-то на заднем сиденье автомобиля: «Перекрыть центр и восток! На Сахарова двое наших! Шарьтесь по хатам, может там кто засел».
— Выйти из машины! — Павел не послушался, а только пригнулся, и со всей силы нажал на газ. Машина резво дёрнулась с места, сломала шлагбаум, и боевики разбежались по сторонам, чтобы не угодить под её колёса. Стреляли в Павла лишь некоторые из них, но автомобиль всё же стойко выдерживал попадания. И вот, Павел оказался на бескрайнем просторе аэродрома. Павел осмотрелся по сторонам, вокруг никого, а боевики, видимо, ещё не выслали подмогу. Павел вспомнил куда ехать, и уже через минуту был у того самого самолёта. Дело слишком ответственное, у Павла буквально всё тряслось, но не от мысли, что за ним гонятся вооружённые люди чтобы убить, а от мысли, что ему придётся сейчас в одиночку доставлять в лагерь целый самолёт. Его не учили, толком ничего не показали и не рассказали, лишь несколько раз что-то объяснили, и уже экзамен без теории. Павел выстрелил несколько раз из автомата в сторону шлагбаума, ведь там уже начали показываться боевики, и этот приём помог бы Павлу выиграть несколько минут, после чего быстро отодвинул кабину самолёта, и запрыгнул в него. Так, как там показывали? Легко сказать «возьми, да привези нам самолёт, попутно отстреливаясь от непонятно кого». Павел дёрнул одну ручку, вторую, третью, самолёт завёлся, и кабина закрылась. Датчики показали Павлу, что самолёт развёрнут в другую сторону от Верховки. Павел потянул на себя рычаг, самолёт тронулся с места, после чего Павел со всей силы потянул его влево, и самолёт, не успев взлететь, развернулся на запад, как и было положено. Всё, осталось взлететь, если бы не одно но. Со стороны шлагбаума начали показываться пикапы с пулемётами, с которыми Павел уже успел познакомиться. Издалека открылся огонь, и по всему аэродрому завопила воздушная сирена. Павел быстро потянул на себя рычаг, нажал пару кнопок, и самолёт разогнался по взлётной полосе. Вот, уже оставалось немного, самолёт начал взлетать и набирать высоту, но тут Павел почувствовал нестерпимую боль в бедре. Видимо, пуля попала через кабину. Самолёт начал взлетать, но на Павла напала сильная истерика. Боль, которую никак не заглушить, озноб, жар, и абсолютное непонимание, куда нужно лететь. Хоть бы ему выпал правильный путь, ведь если он полетит не туда, куда надо, он и вовсе заблудиться, и операцию можно будет считать проваленной. У Павла появилась безумная идея бросить всё и полететь домой к Вере, и он бы сделал так, если бы не ранение. Но вот, самолёт очутился в небе. Боль у Павла стихла, но озноб и жар всё окутывали его тело. Павел посмотрел за борт. Как же красиво было внизу! Павел за секунду вспомнил всё то, что произошло с ним за последний месяц. Он всегда был впечатлительный, и мог рассказывать Вере битый час о том, что видел на улице кошку, которая так мило игралась с листиком. А тут столько всего произошло, и Павлу было всё равно, он хотел лишь одного. Он бы даже ничего не рассказывал Вере, только обнимал бы её с Аней, пока его сердце и душа бы не успокоились.
— Павел, это ты? Скажи, пожалуйста, что ты! Третий погранпост передал нам, что видит тебя! Иди на посадку, мы расчистили взлётную полосу в лагере! — из динамиков раздался чей-то голос. Как они подключились? Непонятно. Павел пошёл на снижение. Всё ниже и ниже, и вот, виднеется лагерь. И вот, бегают внизу зелёные люди, махая флажками. Опять туман, но вот, самолёт уже посажен, хоть и с сильным грохотом и тряской. Чёрный, маленький, с повреждёнными винтами по бокам, он уже стоял в лагере. Кабина открылась, оттуда буквально выпал Павел, и не мог встать на ноги. Павел поднял голову, вокруг самолёта стоял весь лагерь.
— Вот он, герой наш! Вот он, молодец боец! Поглядите на героя войны! — радовался командир. — Ты не понимаешь что ты сделал! Да мы теперь тут вокруг всё перевернём! Вся область будет наша! Палес! Проверь исправность двигателя, а остальные… Отставить! Вот же тебе на! Да у него кровь хлещет! Медика сюда! Живее, живее, не стоим! — у Павла появлялись и исчезали белые вспышки в глазах. Мир уходил из-под его ног. Павел закрывал глаза, всё темнело.
****
— Жить, солдат! Жить! Приказа помирать не было! — вокруг Павла появлялись какие-то голоса, он не мог их различить. Павлу было тяжело открыть глаза, но он пытался. Около него, в медицинской части сидел командир, и что-то говорил Павлу, но Павел не слышал, ведь в ушах его стоял звон. Павел теряет сознание. Павел очутился в каком-то поле, и далеко, на небе, он начал видеть своих родителей. Они улыбались ему, а он не мог пошевелиться. Павел опять просыпается, напротив него сидит на этот раз Мюр.
— Ты чего нас покинуть решил? Куда нам тут? Живи, солдат! Война закончилась почти! Нам передавали по радио! К Вере своей поедешь! — Павел успел заметить, что он
— Ещё адреналина! Ещё вкалывай! — Павел засыпает опять. Он опять очнулся в том поле, которое он видел последний месяц каждый день. Но на этот раз в поле было очень пасмурно, была та самая ужасная атмосфера смерти всего, что когда-то было живым. Та самая атмосфера, что так впивалась Павлу в сердце. Около него в первом ряду стоял Голд, а позади него около десятка разных людей. Все смотрели на Павла с каким-то отчаянием. Павел проснулся, перед ним сидел Гас.
— Пахан, глянь, какую смешную вещь нам притаранил Мюр из деревни! Глянь, похож я в ней на пирата? Ты гляди, гляди, только не пропадай! — Гас трепал Павла за плечо. — Тебе чего нужно если, ты только скажи. —
— Положение ухудшается — слева от Гаса стоял доктор, который держал в руках планшет, и говорил что-то командиру — Пуля прошла в поясницу, мы делаем что можем, но… —
— Тетрадь… Тетрадь дай… — прохрипел Павел. Гас послушался, и протянул Павлу его тетрадь с ручкой, которые лежали у него в его рюкзаке. Павел принялся делать записки, хоть и испытывал сильную боль и немощность. Спустя две минуты, Павел отбросил тетрадь в сторону и снова закрыл глаза.
— Что? Кто? Вы не перепутали? — громко заговорил командир, держа в руке рацию — Павел! Ты не поверишь… — но Павел уже ничего не слышал. Павлу было абсолютно всё равно. Ему было безразлично. Всё темно, потом светло. Миру уходит из-под ног. Снова. Это было его последнее мучение, что он испытывал. Это был его последний вздох перед закатом.
— А вера… А Анечка… О чём я думал… —
****
Хрупкая девушка рыщет в вещах. Хрупкая девушка держит в руках кричащий свёрток, всё ближе прижимая его к себе. Хрупкая девушка смотрит в окно — почти по всей улице идут массовые беспорядки. То драки, то пальба, то истошные крики, которые исходят отовсюду. Выстрелы то утихают, то возобновляются с новой силой. Девушка выбегает из своей квартиры, даже не успев закрыть её. Девушка успокаивает свою дочь, качая её на руках. Вдруг, на лестничной площадке показывается обезумевший мужчина в шапке-ушанке. Он двинулся на девушку с ребёнком, но в лицо ему прилетел удар битой, которую девушка взяла с собой ранее. Мужчина упал замертво, а девушка побежала по лестнице вниз. На выходе её ждал другой мужчина со своей женой, который был к ней на этот раз дружелюбен. Он оказался её старым знакомым и позвал её к себе в машину, девушка положила ребёнка в салон и быстро уселась на заднее сиденье. Мощный взрыв. Девушки с мужчиной пригнулись, чтобы в них не попали осколки. Камни отлетели в лобовое стекло автомобиля, знатно потрепав его. Мужчина надавил на газ. По машине начали попадать камни, палки, и всякий мусор. Девушка испуганно взяла ребёнка, и накрыла его собой. Спустя время, минуя длинные пробки на выезде, мчась по садам и улицам, машина выехала из города. В нужном месте девушка пересела на автобус, который правительство предоставило жителям для эвакуации, но в автобусе она была почти одна, ведь мало кто смог до него добраться. Она поблагодарила мужчину с его женой, распрощалась с ними, и водитель автобуса, бросив грустный взгляд на происходящее, с большой скоростью повёл автобус по трассе, отдаляясь от Смутевска. Девушка заметила, насколько за пределами города гораздо более спокойнее, чем в его окрестностях, её ребёнок даже уснул от такой тишины, она же не могла закрыть глаза, потому что постоянно видела его, а за долгое время ребёнок только перестал плакать и звать папу. Она не понимала, сколько ехала, часа четыре, или пять? Она не понимала, зачем едет, только лишь по зову сердца. Дальше всё как во сне. Девушка приехала к какому-то блокпосту, где автобус остановили и досматривали. Девушка сказала, что едет в лагерь, как и все, военные поверили. На одном из участков, дождавшись остановки для перерыва, девушка, сделав вид, что отдаляется в кусты, бегом побежала в глубь леса, прижав к себе ребёнка, она знала, где ей нужно было выйти, и куда ей идти. Водитель автобуса не стал её долго ждать, поехав дальше. Девушка вышла на трассу, у неё в руках была развёрнута бумажная карта, она шла по дороге пешком несколько часов без отдыха. Она долго продумывала этот план, и хорошо, что она запаслась питанием для ребёнка, сама же она не ела. Она пряталась от иногда проезжающих машин, ей было всё равно на дикую и пугающую безлюдную местность, она думала лишь об одном. Вдруг на пути ей встретился дедушка, за которым тихо шла собака. Девушка испугалась, схватившись за биту, но дедушка спросил её, к кому она идёт, она сказала название деревушки, и оказалось, что дедушка оттуда, и может её проводить. Шли молча, дедушка с улыбкой посматривал на неё, иногда задавая ей вопросы, но позже он сказал ей, что ей не нужно идти туда, куда она идёт, но девушка всё шла, пока не наткнулась на военный блокпост. Когда девушка обернулась, она обнаружила, что тот дед с собакой пропал из виду, и словно след его простыл, но разворачиваться и искать обход у девушки не было сил. Военные посмеялись, предупредив её, что женщине в этих краях лучше не обитать, местные вооружённые аборигены растерзают даже бабку старую, а тут такая красивая! Да и куда с ребёнком то? Но услышав то имя, они передали информацию, и долго совещавшись, её всё-таки пустили, сказав, куда ей нужно идти. Её подвёз один из военных. На другом КПП её долго рассматривали, чего-то ждали, после чего провели в какую-то палатку. На улице она успела заметить, как несколько военных фотографируются с каким-то самолётом, а правее от них двое военных играют с каким-то измученным человеком в рваной одежде в «собачку» бросая перед его носом друг другу банку с тушенкой, человек в рвани лишь медленно перебегал от одного к другому. Перед ней сидел какой-то мужчина в возрасте, и долго рассматривая её, заполнял какие-то бумаги, после чего протянул ей на подпись документ, напечатанный мелким шрифтом, на котором половина текста была закрыта другим листком. Человек дал ей ясно понять, что если она хочет найти того, кого ищет, то ей нужно подписать эти бумаги, что девушка мигом и сделала, не читая документ. Мужчина улыбнулся, убрал подписанный документ, после чего сложил руки и сердито на неё посмотрел.
— Павел? Какой Павел? Бредишь что-ли? Не видали отродясь здесь никаких Павлов! Так! — мужчина крикнул в рацию на его плече — Почему посторонние в части? Мне что вам, бошки поотрывать? — Девушку выволокли под руки двое военных, и направились с ней на КПП, девушка вырывалась, плакала, кричала, и повторяла одно и то же имя. Её выкинули за пределы лагеря и велели убираться от части, выстрелив ей под ноги, после чего один из военных кинул ей какую-то тетрадь, которую она убрала к себе в рюкзак, потому что сразу открывать не решилась. Её ребёнок молчал, а она же истошно рыдала, и долго шла по безлюдной дороге. Вновь ей встретился дедушка с собакой.