Последний вздох перед закатом
Шрифт:
3 октября 2019 года.
Четверг.
19:37.
Напряжение в отношениях нарастает. Вера не в шутку заикнулась про развод, наверное, ничего не осмыслив перед этим. Развод ей! Она совсем чоли? Я же люблю её, мразь такую. Я на кой столько терпел её? Столько добивался? Не знаю, что писать, силы терпеть всё это уже на исходе. Не разговариваем уже четвёртый день, за Аню страшно. Эта тупица даже не понимает, что разводом мы нанесём травму ребёнку, сделаем мир в её глазах ещё более жёстче, чем он есть на самом деле. Это и страшно. Не раздел имущества, не брачный контракт, а нанесения близким своим увечий на душе. Но этой всё по боку. Она только и интересуется, когда же квартиру ей отдадут, и сколько доли ей перепадёт. Второй день пью и даже начал курить. Иногда, правда, вкус сигарет и пойла мне совсем не нравится. Я думал, когда был молодым, что если в твоей жизни всё будет прекрасно, то они тебе никогда не понадобятся. И не нужно будет лишний раз погружать себя в мир невкусных «антидепрессантов». Но люблю её.
****
4
Пятница.
22:25.
Ненавижу эту тварь! Пошла она на все четыре стороны! На кой ляд столько любви вкладывать в человека, если он всё равно пошлёт тебя по причине «мало зарабатываешь»? Не отдала даже Анечку, и не знаю, когда её увижу. Пытался приголубить её в последний момент, что-то во мне ёкнуло тогда, и я на секунду решил остаться, но она, видимо, не пожелала моих прикосновений на своём теле, так что я решительно развернулся и ушёл из этого дома. Анечка, не знаю как, но если я не вернусь, и ты будешь читать эти строки, то знай. Хоть я тебя и никогда не видел толком, я пропадал на заработках для твоего же будущего. Мне ничего не платили толком, сама понимаешь. Не знаю, что наговорит тебе ОНА, но я всегда любил тебя, я даже не сказал ЕЙ, что первое твоё слово было «Папа». Это самое лучшее, что я слышал за жизнь. Мы тебя очень любили и всегда будем любить, даже когда нас не будет. Мы это я, и Крон. И ВСЁ. Из дома я ушёл. Ближайшее время буду жить в деревенском доме в родной Верховке, я там знаю каждый сучок. Страшно правда, вымерла почти деревня ведь. Но я должен выдержать любые удары судьбы. Я — сильный. Я — воин.
****
«Что я несу?»
Павел отбросил в сторону бардачка дневник с шариковой ручкой, и поставив стакан с кофе на держатель, завёл автомобиль и отъехал на B-19 от придорожного кафе. Павел около часа назад проехал указатель «Верховск 40», значит скоро должен подъехать к нему, а там и до Верховки не далеко. Верховск был маленький провинциальный город с населением около 50000 человек, не представляющий из себя ничего необычного, наоборот, отличался особой безнадёгой и низким уровнем жизни по сравнению с другими населёнными пунктами округа. Его держала самая настоящая преступная шайка, работать было негде, да и уехать оттуда было трудно, а молодёжи почти и не было. Павел заезжал туда несколько раз, когда там ещё жил его дядя, но даже он, закалённый и когда-то сидевший в тюрьме в прошлом военный, не выдержал жизни там, да и перебрался в город получше. Спустя некоторое время, Павел всё-таки доехал до больно знакомого ему пейзажа. Заправка с мини-магазином слева, кладбище с могилами его родителей справа, и нескончаемый лес вперемешку с полями вокруг. Старый, загрязнённый, и уже почти свалившийся указатель гласил «Верховка» и около надписи виднелась длинная стрелка, показывающая налево.
Справа от заправки, через дорогу, которая вела на Верховку, прямо у B-19, располагалась другая деревушка — «Посадовка». Павел свернул с В-19 на старую, но не поменявшуюся для него дорожку. В округе повисла ночная тьма, и дальше носа ничего не было видно, лишь фары автомобиля давали возможность видеть хоть что-нибудь, свет на заправке постепенно отдалялся в зеркале заднего вида.
— А в городе в это время светло, гуляют все, а тут вон, как страшно, того гляди и утащит неведомое что-то из кустов — Павел бормотал себе под нос, и оглядываясь на Крона, истерично улыбался, но сразу же сменил покосившуюся улыбку на взволнованное лицо. Крон всё спал. Павел медленно пробирался по узкой дорожке. На улице было так тихо, что Павел слышал только своё дыхание и гул автомобильного двигателя. Он наблюдал за дорогой, и с трепетным страхом думал только об одном. Он до смерти боялся темноты, а тут придётся одному ночевать в полупустой деревне. Эта мысль не давала ему покоя. Павел проезжал дальше, объезжая старые ямы и колдобины, что расстилались дорожкой, словно давая понять, куда ты приехал. Ведь где ты ещё сыщешь такой старый асфальт в Богом забытом крае? Наконец, после того, как Павел проехал ещё пару сотен метров, минуя маленький мост, под которым протекала уже почти засохшая речка, впереди показался указатель «Верховка». Павел сразу же увидел у начала деревни горящий свет в доме, и это его успокоило, он даже вздохнул с облегчением. Ведь нужно быть просто роботом, или же непоколебимым и чёрствым со стальными нервами человеком, чтобы после 21:00 выходить на дикую территорию, которая разделяла Верховку и трассу В-19. Произойти в тех краях в общем то ничего и не могло со случайно забредшим путником, да только атмосфера там была страшнее некуда. Где тёмные сосновые джунгли, где поле, в котором не было видно конца, а где и вовсе непроходимые чащи, которые днём выглядели очень даже привлекательными и живописными для местных, но ночью… Опасные случаи перестали в этих краях происходить ещё в 2000-ых, а до этого то дезертир из ближайшей военной части с оружием сбежит, то ограбление на заправке, то рэкет фур на В-19. А сейчас гробовая тишина, и на первый взгляд бесконечная, и кто знает, что страшней? Местные бабушки знают. Как затравят вечером у стола за кружкой чая байки про проклятую дорогу, из которой нечисть к вечеру выходит, про призрачные силуэты у кладбища, которых животные даже опасаются, про русалок, что сидят у соснового бора и поджидают путников. Мифология в этих краях была даже своя, отличавшаяся от общей славянской с лешими и бабой Ягой, и русалки, например, здесь были обыкновенные на вид девушки, да только кто-то видел, как они сухими из воды выходят, станцуют с платочком, и обратно заходят, а кто-то просто у дороги странную девушку в белом встречал, которая молчит, да вот только отойдёт — и след её простыл, и никто не понимал, когда она незаметно уйти успела.
— Здравствуйте, баб Валь — Павел кивнул головой в сторону старушки, и проехав дальше, свернул в сторону своего дома. Бабушка видимо не поняла, кто это проехал, и лишь проводила взглядом автомобиль, недоверчиво прищурившись. Павел припарковал машину у старого дома, который знаком ему с детства. Ещё тогда, давно, он приезжал сюда будучи маленьким сорванцом. Тогда всё казалось по-другому. Деревня была более живая, деревья зеленее, солнце светлее, счастье так и висело в воздухе, не давая здешним жителям унывать от тоски и печали. И все были живы, и родители моложе. А сейчас осень. Даже не в осени дело. Сейчас взрослая жизнь. Никто уже не позовёт с крыльца отведать малину с клубникой с огорода, не напоит чаем с кучей сладостей, и не уложит спать у печки. За окном хоть и лето, но на улице ночью очень даже прохладно, а маленький Павел лежит, укутавшись в одеяло, и с улыбкой наблюдает за ночной природой под звуки сверчков. А где-то сзади крадутся мама и бабушка, которые так не хотят разбудить его. А сейчас никто не позовёт. Сейчас некому. Павел включил дополнительный свет в салоне автомобиля, открыл дверь, багажник, и принялся доставать пакеты с продуктами.
— Крон, вставай, приехали наконец, слава тебе, Господи — Павел потрепал Крона за шею, и тот, завиляв хвостом, вынырнул из машины, и резво отряхнулся.
— Крон, нельзя, потом, сейчас в дом зайдём, я тебе налажу — Павел отодвинул нос Крона от пакета. Павел не спешил идти в дом, он лишь стоял, и смотрел на тёмно-синее ночное небо, которого так не хватало ему в городе. Тишина, звёзды. Прекратить любование Павла заставил противный писк над ухом и резкий укус в шею. Здесь комары были особенно надоедливы, их была тьма. Если после вечера выйдешь на улицу в открытой одежде — пожалеешь, что не с титановой бронёй вместо кожи родился.
«Но какие ещё комары осенью??? Откуда?» — смутившись, подумал Павел, и закрыв автомобиль, взял в правую руку ключи, и направился ко крыльцу, но тут же услышал позади себя как зашевелилась трава, она была здесь нестриженная, поэтому и высокая, по колено точно. Крон залаял, а Павел от неожиданности положил руку на рукоять «сайги», которая висела у него на спине.
— Павлуша, это ты чоли приехал? Один? А Верка где? — баба Валя была одета в длинное платье, на её голове был традиционный платок.
— Ну да, хозяйством заняться вот надо, запустилось тут всё, Верки нету, в городе осталась, дела у неё по работе — Павел убрал руку с рукояти, и улыбнулся с облегчением на душе. Он даже успел заметить, как перестало бешено биться его сердце.
— Аааа — баба Валя протяжно промычала, и посмотрела задумчиво вниз, после чего опять на Павла.
— А то я смотрю: кто-то едеть, думаю, кто такой едеть, машина то незнакомая, а это Павлуша, ну да ладно, пошла я, а то комары кусають — баба Валя была на удивление неразговорчивой сегодня, ведь в обычное время, Павел, с закатившимися глазами ждал, пока его мама или бабушка наговорятся с ней. Это могло длиться около трёх часов, и разговоры шли о чём угодно, бабу Валю интересовало всё, поэтому сам Павел разговор с ней никогда не начинал, ведь он только час бы ей доказывал, что не знает, почему у него нет невестки.
— Давайте, всего наилучшего — Павел сунул ключ в большой и старый железный замок, и подперев дверь, провернул ключ три раза. Дверь открылась, запахло сыростью. Странно, но дома почему-то было тепло. Слева ото входа располагалась терраска, далее коридор, слева вход в основную часть дома с двумя комнатами, справа же во двор. Павел, нащупав в темноте выключатель, включил в коридоре свет.
— Павлуша, а Анечка то как у вас? Большая небось стала? — в дверном проёме ведущем на улицу снова показалась баба Валя. Павел от страха и неожиданности дёрнулся, тихо пискнув.
— Ну дда, ббольшая, ддва годика уже —
— Аааа — баба Валя промычала на этот раз с улыбкой на лице.
— А у меня вон, Афанасия то моего, говорят, что ищуть, ищуть, а его и нету никак, уже не знаю чаво и думать. — баба Валя поменялась в лице, и жалобно посмотрела вниз.
— А чего случилось то с ним? — Павел поставил пакеты на пол, и жестом приказал Крону сидеть.
— Да кто ж его знает, пропал с концами и всё, ооой — баба Валя махнула рукой и молча удалилась в свой дом, который располагался напротив дома Павла через дорогу. Баба Валя уже на протяжении восьми лет рассказывает о пропаже своего мужа Афанасия, который был мужик статный, бывший охотник и слесарь, и Павел каждый раз спрашивает, что случилось, и каждый раз баба Валя отвечает, что не знает. Афанасий и правда пропал как-то раз. В один момент его не стало, искала милиция, искали добровольцы, а только и след простыл, и тела не нашли. Афанасия Павел помнил хорошо, несколько раз они даже собирались у бабы Вали дома за застольем. Павел закрыл входную дверь, подперев её большой деревянной палкой, и взяв пакеты, прошёл терраску, и вошёл в дом. Войдя, Павел перекрестился, и поставил пакеты на стулья. Павел попробовал включить свет — работает, значит электричество в доме не отключили.