Последний вздох перед закатом

CareS

****

Павел сидел за столом, электронные часы показывали 23:45, но спать почему-то не хотелось. На столе располагались открытые консервы, нарезанный хлеб, квас, и бутылка водки. Крон, лёжа на полу, доедал мясо из миски, теребив во рту здоровенную кость. За окном не было видно абсолютно ничего. Павел медленно жевал консервы с хлебом, и одну за одной опустошал рюмки водки с квасом, так она ему казалась не такой уж противной. Павел в один момент засуетился, достал из кармана смятую фотографию Веры, и расправив, поставил её у стола, облокотив её на старый холодильник. Павел сидел и смотрел на портрет молча, не отвлекаясь от него ни на секунду. В сердце пылал огонь, ему так было жарко. В сердце была Вера. И надежда. И любовь. Павел встал из-за стола, после чего, у него резко всё поплыло перед глазами, видимо перебрал, а когда сидел за столом, он того не понимал. Павел медленными, неуклюжими движениями убирал начатые продукты в холодильник, и допив рюмку с «коктейлем», решил отправится подышать во двор перед сном. Павел надел на себя старую куртку с капюшоном, и шатаясь, направился ко двери. Он открыл одну, вторую, и вот, очутился во дворе. Павел еле нащупал выключатель на крыльце, и включил свет. Крон радостно выбежал к огороду, оглядываясь по сторонам. Это была задняя территория дома, ведущая на задворки. Прямо располагался здоровенный огород, слева заброшенный хлев (бабушка когда-то держала там скот), напротив него ворота, ведущие на улицу, а справа самодельный деревянный душ, туалет, и так называемый Павлом склад дров. Павлу не надо было никуда, он лишь стоял под открытым небом, и просто наслаждался одним его видом. Но было уже не лето, и казалось, что с каждой секундой становится всё холоднее. Вскоре на Павла слетелись надоедливые комары, но он не замечал их, только лишь иногда отмахивался, хотя даже Крон фыркал, и тряс головой. Где-то позади мотылёк бился о включённую лампочку на крыльце. В один момент Павел даже не заметил, как он упал на спину, после того, как задрал голову слишком высоко, но вставать не спешил. Крон, заскулив, поспешил помочь Павлу, но тот лишь засмеявшись, начал трепать ему гриву. Так он и лежал какое-то

время. Вокруг темно, страшно, неизвестно, есть ли поблизости живая душа, ведь соседние дома были заброшены. Но Павла в данный момент это не пугало. То ли из-за алкоголя, то ли из-за чего-то ещё. Вдруг Павел встал, отряхнулся, поднялся на крыльцо, и выключил свет на улице. Павел также подпёр деревянной палкой дверь во двор, и войдя в дом, закрыл дверь на щеколду. Тяжело вздохнув, Павел вошёл в другую комнату, которую его бабушка называла «голанка», из-за печки, которая находилась там, и где располагались спальные кровати, большое зеркало, стол, стулья, шкаф, и всё годов 60-ых. Недолго думая, Павел разобрал самую большую кровать, и раздевшись, улёгся на неё. Сон долго не приходил к нему, даже алкоголь не пробуждал в нём желания уснуть, сердце слишком уж тосковало понятно по чему, день выдался слишком уж безумный, но как только Крон лёг рядом с Павлом, тот вскоре уснул.

****

27 июня 2019 года

Четверг

21:41

Пришёл к выводу, что всё, что я делаю — напрасно. Не знаю почему, напрасно и всё. Меня не волнует дальнейшая судьба. Более того, я палец об палец не ударяю, чтобы что-то изменить. Вот тебе и взрослая жизнь. Понимаю, что жаловаться как-то глупо, то есть совсем не имеет смысла. Хотел на днях съездить в Верховку, да Вера против, не нравится ей там, говорит, не любит такое отсталое захолустье, куда цивилизация явно не заглядывала. А по мне, это так романтично, обняв её, лежать у себя на огороде под здоровенным небом. Я очень этого хочу. А она всё рассказывает о том, что постоянно видит один и тот же сон — какая-то жаркая страна, точно не наша захудалая Краснароссия, пески, пальмы, и море, и если ты встанешь на берегу, то точно не увидишь конца берега. Здания там высоченные, крышами небо достают. Я не понимал, как это возможно. Также она рассказывала о том, что страна та, из её сна, словно сияет. Там нет смерти, там нет голода, ты как будто чувствуешь блаженство, находясь там. Она всё рассказывает, что её зовёт та страна, но я не знаю, как туда попасть, и где купить туда билет. Я ненавижу себя за то, что связав судьбу с ней, я просто сломал ей жизнь, мне даже не надо писать как я убог, не думаю, что мне хватит страниц. Я просто боюсь ей в этом признаться, чтобы она не упала духом, и я вместе с ней. Она должна думать, что я мужчина, что я воин, что я всё исправлю. Она такая красивая, я не мог верить своему счастью, что она выбрала меня. Я надеюсь всё изменить. Я обещаю. Я отвезу её и Анечку на тот курорт.

****

29 июня 2019 года.

Суббота.

23:21.

Я ничего не изменю и ничего не исправлю. Я понял об этом давно, но боялся в этом признаться. Было бы хорошей идеей — уехать, сжечь паспорт, и разнести себе мозги из сайги в каком-нибудь лесу, написав ей записку, что проблема не в ней, а во мне. И всё будет у неё отлично, найдёт себе кого получше. Но у нас дочь. И что делать — не знаю.

Глава 2

2. Горечь на плаву

Когда Павел проснулся, в его глаза ударил яркий свет. В ушах звенело, да так, что он пытался закрыть уши ладонями, но тщетно — руки были словно парализованы. Павел не понимал, что происходит, и спит ли он до сих пор, он даже не мог открыть глаза. Было ощущение, что температура тела около сорока двух, его одновременно окутывал жар, холод, боль растекалась по всему телу, и терпкий вкус крови оседал во рту. Наконец Павел понял, что проснулся, но глаза открыть не мог, в его голове была лишь одна мысль — никогда больше не касаться сигарет и алкоголя, никогда. Но это было что-то гораздо серьёзнее похмелья. Первая попытка, вторая, третья, и Павел наконец открыл глаза и повернул голову вправо. Вся голанка была покрыта тёмным мраком, уже не такая солнечная и радужная, как в детстве. Не мудрено, на улице была пасмурно. Павел лишь стонал и скулил от боли, которая окутывала его тело. Он полежал так ещё около получаса, и понял, что нужно вставать. Еле-еле Павел поднял своё туловище с кровати и уселся на неё, после чего с трудом осмотрелся по сторонам, и зевнув, начал надевать на себя свитер с брюками. За окном моросил дождь, Павел посмотрел на часы — 8:23. Вдруг Павел заметил, что Крона нету у кровати, и что дверь на кухню оказалась открыта. Павел, забыв про боль, быстрым шагом вылетел из комнаты, и начал громко окрикивать Крона, и сразу же нашёл его за печкой с вывернутыми наизнанку пакетами с едой. Покупное мясо было растерзано вместе с пакетом, как и пачка сыра, к остальному же Крон не притронулся. Павел со злости начал пыхтеть, попытался закричать, но тут же почуял сильную слабость, голод, жажду, и вдруг увидел, как Крон за ночь стал каким-то грязным, шерсть была облеплена комками, сам Крон тяжело дышал. Павел почуял какую-то вонь посреди кухни, видимо Крон и с этим не дотерпел. Павел молча достал целую баклажку воды, и окликнув Крона, махнул ему рукой, и направился к выходу из дома. Павел отодвинул деревянную палку, которая подпирала дверь во двор, и почувствовал пронзительно холодный воздух, который так ему сейчас был необходим.

— Ну давай, сюда, горе ты моё — Павел вывел Крона ко хлеву, и начал обливать его водой с мылом, вместе с тем протирая шерсть старым полотенцем. Павел отпивал из баклажки воду, но всё никак не мог напиться, жажда была смертельная. Крон понимал свою вину, и опустив глаза вниз, лишь жалобно слушал команды.

— Ну, вот так, всё, теперь мы чистые, ты в следующий раз спрашивай, ладно? — Крон опять опустил глаза. Только Павел встал, как увидел покошенный забор со стороны задворок, который вчера был абсолютно цел.

— Какого? Да я… ты… глянь… тварьё… зверьё… — Павел запинался от злости. По всей видимости, кто-то пытался залезть ночью к нему во двор, но зачем? Или кто-то явно точил на него зуб, и решил напакостить, но кто? Павел забил и на это, сильное чувство голода и жажды переубедили его тратить энергию на что-либо другое.

— Ну и ладно, у Вали спрошу, может кого видела, да и потом заделаю, да и потом уберу — в Павле вдруг проснулся небывалый ранее оптимизм. Павел направился в дом, подозвав Крона, и проходя мимо зеркала, встал как вкопанный, вытаращив глаза. Он увидел себя необычайно бледным, худым, под его глазами свисали красные мешки, его зубы пожелтели, и словно были исколоты, а с его головы свисал пучок седины. Павел не мог понять, что с ним произошло. Может и хотел, но не мог, только как ошпаренный выбежал на улицу, и залетел в самодельный душ, где бросился приводить себя в порядок. Вода была холодная, и её оставалось совсем немного в баке, но Павла это не пугало, он дважды почистил зубы, умылся, и снова вошёл в дом. Павел остановился перед зеркалом — немного получше, но всё же что-то не то. Вдруг Павел опять ощутил сильный голод, да такой, что желудок сводило от боли. Павел открыл холодильник, и в ноздри ему ударил неприятный, кислый запах, и Павел увидел то, что холодильник не гудит, и в нём выключен свет. У Павла просто не оставалось сил на гнев. Он попробовал включить свет в доме — тщетно, не работало электричество. Павел достал из холодильника яйца, понюхал колбасу, вроде не испортилась, и направился к выходу, напялив на себя по пути чёрную куртку с капюшоном. Придя на огород, он развёл костёр в специально отведённом для этого месте, и принялся готовить завтрак. Павла не покидало ощущение какого-то полуденного ужаса, когда всё вокруг как будто замерло. Пока яйца трескались на сковороде, Павел достал из кармана сигарету, сунул её в рот, попытался подкурить, но понял, что его сейчас стошнит, после чего он взял всю пачку, и быстро выкинул её в костёр. Спустя двадцать минут, Павел снял с костра чайник со сковородой, и направился в дом, где поставил завтрак на стол. Но трапезничать ему мешал всё тот же неприятный запах, и Павлу пришлось оставить завтрак, и взяв ведро со шваброй, он сначала вымыл за Кроном пол, выбросил остатки порванного пакета и начатой пачки мяса, а после выбросил всю испортившуюся еду из холодильника и наконец сел за стол. Ушло у Павла на уборку около двадцати минут, чай и завтрак почти остыли, но его это не волновало, и с сильной голодухи Павел умял завтрак за пять минут. Крон жалобно наблюдал за Павлом, и тот, спросив с удивлением, что не наелся ли он, всё равно насыпал корма в его миску. После завтрака Павел проработал почти два часа, он скосил заросшую траву, отремонтировал старые двери, и выполнял другие дела по хозяйству. Ближе к обеду Павел направился в голанку, и подойдя ко столу, взял свой мобильный телефон, который лежал у фотографии его покойной прабабушки. Павел трясся от любопытства, не звонила ли ему Вера, и с каждой секундой, когда он подносил телефон к своим глазам, он всё больше переживал. Нажав один раз на кнопку, Павел поменялся в лице — пропущенных не было. Телефон отлетел в сторону, Крон даже лёг от испуга, но сразу же понял, что хозяин видимо сильно огорчён. Павел встал к окну, пасмурная погода до сих пор висела над улицей, дождя уже не было, но не было также и того летнего тепла, по которому так скучал Павел, лишь жёсткая осенняя прохлада, и гробовая тишина. В один момент Павел быстро поменялся в лице и с удивлением вытаращил глаза, после чего ринулся ко своей кровати, куда отлетел телефон, и включил его, чтобы удостовериться, что ему не показалось. Нет, не показалось, дата в телефоне гласила — 8 октября, вторник.

— Не может быть, не может быть — Павел испуганно пытался зайти в интернет, чтобы удостовериться, что это телефон что-то путает, и показывает неправильную дату, но интернет, видимо, был в зоне недосягаемости, так как на телефоне он вовсе не работал. Павел попробовал позвонить по номеру 100 — сети не было.

«Я схожу с ума, всё пришло туда, откуда выхода нет» — думал про себя Павел. Он мгновенно взял с кровати сумку, сложил в неё вещи, которые успел достать, и молниеносно вылетел из голанки, подозвав Крона. Пока Павел закрывал дом на ключ, его раздирали незнакомые ранее чувства. Павел проклинал себя за то, что он опустился до такого уровня, что валялся пьяным несколько суток, что заставил мучиться от жажды и голода Крона, а главное, что вероятно, заставил нервничать Веру. Закрыв дом на замок, Павел бросился

к машине, быстро посадил Крона на заднее сиденье, и завёл автомобиль. На улице опять начал моросить дождь, и было необычайно тихо. Павел и ранее заметил, что с улицы куда-то делись привычные для деревни звуки, но быстро вспомнил, что сейчас осень. Хотя на дворе и задворках полная тишина была типична даже для самого оживлённого дачного сезона, там всё время царил покой. Павел тронулся с места и выехал на дорогу, и пока Павел ехал по деревне, он увидел, что в домах исчезла привычная для деревни суета, и ни одной даже бабушки или кошки не было видно на улице. В общем то это не было странным, может все уехали в город, кому здесь нужно находиться в такое время? Когда Павел подъехал к мостику, он услышал грохот с раскатистым эхом, озаривший весь округ, но не придал тому значения. Небо было необычайно чёрным, и предполагалось, что скоро всей своей мощью ударит гроза по девственным лесам Верховки. Но Павлу было всё равно, он спешил ко своей любимой, он думал о том, что какая бы не была любовь злой, а супруга невыносимой, он перевернёт эту жизнь, и прикусит свой язык, чтобы жить как в мечтах. Мысли Павла перебил вид, который он наблюдал при подъезде к B-19: прямо на дороге располагалась перевёрнутая наполовину старая милицейская машина. Павел ухмыльнулся, вспомнив лейтенанта Рыглова, но подъехав к автомобилю поближе, увидел торчащую руку из салона. У Павла мигом пропала злоба и неприязнь к сотрудникам милиции, и остановив машину, он подбежал к салону поближе. Человек в форме лежал с открытыми глазами около руля. На его рубашке виднелись кровавые пятна, кобура для пистолета была пустая, а по салону была разбросана открытая аптечка с бинтами. Павла не пугал вид мёртвого тела, он навидался подобного ранее, очутившись на войне. Он молча достал телефон, зарядки почти не оставалось — 15 процентов. Павел попытался позвонить в скорую помощь, связи опять не было. Он сам трезво оценил ситуацию: видимо нападение на патрульную машину, но почему милиционер один? Ладно, им займутся позже, нужно уезжать, иначе доблестные следователи повесят это на Павла. Бандиты то в непроходимых лесах отсиживаются небось, ищи свищи, а Павел, да ещё и с сайгой, тут как тут для закрытия дела. Отпечатков Павел вроде не оставил, видеорегистратора он в автомобиле не обнаружил, так что Павел запрыгнул в свою в машину, и нажал на газ. Перевернувшееся авто всё удалялось в зеркале заднего вида, а спереди уже виднелась заправка. Подъехав к трассе В-19, Павел по привычке начал смотреть по сторонам, так как поток машин обычно был бешенный, но на данный момент ни одной машины не было видно. Сердце без умолку стучало, Павел трясся. Всё, что обычно успокаивало Павла — это не табак и алкоголь, а обыкновенное эскимо, и он на полном серьёзе развернул автомобиль на заправку, где хотел зайти в продуктовый магазинчик, хоть эта идея и казалось ненормальной для кого-нибудь другого, но не для Павла. К тому же скоро обед, ехать в город около пяти-шести часов, а Павел так и не успел отобедать. Подъехав к заправке, Павел опять тяжко вздохнул, когда увидел, что заправка закрыта, но это только на первый взгляд. В магазинчике был выключен свет, и на его фоне Павел не сразу сумел разглядеть разбитую стеклянную витрину. Картина начинала складываться: нападение вооружённой банды, которая даже сумела устроить засаду на патрульную машину, но раз дело настолько серьёзное, почему сюда ещё не приехала целая эскадрилья следователей и ОМОНа, и всё до сих пор не оцепили? Видимо, скоро должны приехать, и Павел всё больше понимал, что они возьмут и его как соучастника, ведь в Верховске (возможно они оттуда) милиционерам не составляло труда повесить на кого угодно что угодно. Но Павлу на данный момент было безразлично, его даже где-то раздирало любопытство. Он быстро подбежал к машине, достал из сумки военный фонарик, и подойдя обратно к витрине, осветил помещение с улицы. Всё, что он смог увидеть — это пустые прилавки и разбросанные банки на полу. Надо же, не пощадили даже продукты. Павел сел обратно в автомобиль, и с большой скоростью выехав с заправки, начал ехать домой по В-19. За всё время Павел не увидел ни одной машины. Вперемешку с чёрным, грозовым небом это было очень странно и пугающе для него. Видимо оцепили как раз весь округ, и сейчас по пути встретится наряд милиции из-за кустов, который будет останавливать каждую машину в поисках бандитов. Павел проехал дальше, и увидел лису, которая перебежала из одной половины леса в другую по старой асфальтированной дороге. Когда лиса пересекла середину дороги, она остановилась, и уставилась на автомобиль Павла, после чего продолжила свой путь. Крон непрерывно лаял на неё, Павлу пришлось даже кричать на своего питомца, чтобы успокоить его. Удивительно! Да, лес был богат на живность, но увидеть кого-то здесь было редкостью, хоть и глушь глушью. Вдали Павел начал замечать какие-то движения, и очертания автомобилей. Павел не мог свернуть, дорога была одна. Павел нервничал, его могли запросто арестовать. Всё ближе подъезжая, Павел, благодаря его дальнозоркости, заметил самодельные деревянные вышки. Это его насмешило, хоть и смех его был истерический, но ему было смешно, что правительство даже решило не заморачиваться на вышки для милиции, поставив им такое, но волнение никто не отменял. Ещё ближе. Павел разглядел, что машины были то зелёного, то болотных цветов, а у вышек стоят люди в зелёной форме и чёрных масках. Может быть Павел оказался прав, и на серьёзное ограбление созвали спецназ и перекрыли выезды, так как наверное знали, что преступники будут уезжать на машине, или на машинах. Только вот что за дело они провернули тут, в глуши? Заправку ограбить, так там пару копеек максимум в кассе лежало. Ещё ближе. Павел увидел то, что люди в зелёном, увидев автомобиль Павла, встали по середине дороги и словно прицелились в Павла.

— Обалдели что ли совсем? — Павел, искривив лицо, вслух задал себе этот вопрос.

— Перепутали что ли с кем? — но тут Павла осенило, сейчас то его и возьмут. Всё, Паша, допрыгался из-за своей самоуверенности и гордости. Уехал от ссоры с женой, а попадёшь в тюрьму, если не расстреляют. А что? Сайга, тип подозрительный, да и отпечатки свои оставил небось. С этими мыслями Павел резко остановил автомобиль, и начал думать, что ему делать дальше. Люди в зелёном стояли как вкопанные. Павел посидел так ещё около двадцати секунд, стуча пальцами по бардачку, так как думал, что может они сами подойдут, и что лучше отвечать им в свою пользу. Мысли Павла прервал звук выстрела. Один, второй. Павел выкатил глаза и намертво оцепенел, ведь стреляли в его сторону. Ещё выстрелы. Когда пули, судя по звукам, стали попадать по машине, Павел, трясущейся рукой дал задний ход и прилёг. Ехать нужно было на ощупь, автомобиль уже почти развёрнут. Выстрелы сначала прекратились, потом опять возобновились. Лишь бы пули не попали в салон, и не задели Крона, на себя Павлу было всё равно. Автомобиль был развёрнут, Павел правой рукой прижал Крона вниз, громко велев лечь ему на пол машины, и зажал педаль газа в пол с такой силой, с какой только мог. Разворот, поворот, назад, Павел вспомнил, как подобные трюки с машиной ему показывал когда-то давно его отец. Автомобиль резко полетел туда, откуда он и приехал. Хорошо, что не попали по колёсам. Через десять минут Павел подъехал к повороту на Верховку, и по пути постоянно оглядывался в зеркало заднего вида. Ему постоянно казалось, что вот-вот сейчас он увидит за собой целую армию автомобилей с мигалками. Повернув на Верховку, Павел удостоверился, что за ним нет хвоста, и также втопил в сторону деревни. Здесь ничего не изменилось, милицейская машина с телом была не тронута. Ещё через пять минут Павел был в Верховке, там опять тишина. Даже местный дядя Миша, живущий в начале деревни, который постоянно встречал с косой или лопатой в руках, и дружелюбно махал, улыбаясь автомобилю, сейчас не присутствовал на своём «посту», а на его месте лишь колыхала от ветра листва. Приехав, Павел дрожащими руками открыл замок, вбежал в дом, открыл дверь во двор, и отворил большие ворота на улицу, после чего загнал свой автомобиль во двор, это отвлечёт внимание от дома, ведь вероятно, что скоро начнут рейд по ближайшим населённым пунктам. Нужно было отсиживаться, Павел засел в доме, и лишь смотрел в окно. Павел посмотрел на экран своего телефона — 13:21, связи всё ещё не было.

****

8 октября 2019 года.

Вторник.

22:12.

Так холодно, что огонь костра около меня, словно почувствовав холод, начал уклоняться от него. Изгибаясь и погасая с каждой секундой, он вовсе перестаёт освещать старые деревяшки, от которых по-особенному веет хвоей. Странно, казалось бы, огонь, и холода испугался. Так вот, как с нами бывает? На любую стихию, даже самую сильную, найдётся свой страх? Но холод меня сейчас не сильно волнует, ведь я закалён, с недавних пор, когда сделал последний вздох перед закатом. Свет от луны немного падает на кусты крыжовника неподалёку от меня, отбрасывая тень на холодную землю. Октябрь. А ведь когда-то это было для меня всего лишь названием месяца, не имеющее ничего таинственного и пугающего в себе. И я когда-то думал с улыбкой на лице, что наконец буду ещё долго жить, не прерывая свою зону комфорта. Меня ведь устраивала эта стабильность. Это было всё, чего я хотел. Спустя тяжёлые года детства, наконец встретить свою любимую, старых друзей, отличную работу, и вот так жить до конца жизни, прерываясь иногда на отдых, и составляя тем самым себе отличную жизнь, которую я не ценил. Но комфорт, как оказалось, не вечен, и всему рано или поздно приходит конец. Вот только мне пока не пришёл. Я остался один. И не то что бы я к этому не готов, и я не знаю, что делать в такой ситуации, но это всё таки оставляет свои раны на душе и сердце. А темно то как, дальше носа не видишь ничего. Да, здесь, в деревне, всегда темнеет рано, а тут ещё и осень. Я нехотя начал подниматься, ведь костёр догорал, а мысли кончаются, и в данной ситуации лучше идти в дом. Я встал, осмотрел огород, наполненный мраком ночи, небольшой туман располагается за его пределами, растворяя в себе старые деревья, у которых уже опали листья. Но не от осени. Бывают вещи пострашнее. Я когда-то боялся темноты так, что не мог спать один в комнате многоквартирного дома без света. А тут я один, абсолютно спокоен, не вижу ничего, кроме искр костра на земле.

«Крон, уходим» — Резко кликнул я своего единственного оставшегося друга, который в ту же секунду подскочил с земли, и виляя хвостом направился ко мне. Я не мог видеть где он, но по звуку он уже подходил ко мне, высунув язык вперёд и непринуждённо дыша.

Эх, Крон, уж не вспомню чья идея была тебя завести, но знал бы я тогда что не зря, — завёл бы ещё четверых таких как ты. Ты помогал мне всегда, лучше многих людей, и даже после недавних событий ты единственный остался со мной. И я тут же почувствовал сквозь кромешную темноту его взгляд. Такой искренний. Такой доверчивый. Он отряхнулся от чего-то, не от моей руки ли, как Вера? Хоть бы он не залаял, с недавних пор это плохой знак. Подняв с земли за ремень свой карабин «Сайга», я повесил его за свою спину, и взяв мясо с мангала в вертеле, направился к выходу из огорода, и открыв старую, скрипучую и большую калитку огорода, вошёл в свой двор. И сразу же вспомнил как когда-то стоял здесь с отцом, будучи маленьким. Смотрел наверх, на звёзды, и думал лишь о том, что сколько же их там на самом деле? Сколько лет прошло — я уже не вспомню, а звёзды всё висят надо мной, вот только спутников что-то не видно.