Последний загул
Шрифт:
Вот этим я ее достала основательно. Совсем другими эмоциями загорелись глаза. И губы раздвинулись не в улыбке. И заговорила она, не разжимая зубов:
— Нельзя? Нет, иногда можно. Даже нужно! Как сейчас, например. Простое рассуждение, Татьяна, простое до безобразия. Бумаги у тебя с собой. В сумке? Может, и кассета с фильмом там? Там. Вот видишь! Если там, то все у меня сейчас под рукой. А если так, то зачем же мне с мамой советоваться, время терять и усложнять себе жизнь? То, что под рукой, нужно брать и не сомневаться!
Ой как интересно! Интересно, как она
День сегодня такой, что все мои догадки соответствуют действительности. Валентина оказалась настолько наглой, что протянула руку к сумке, лежащей рядом со мной на подоконнике. Она схватила ее! И даже, пока я хлопала глазами, пораженная такой бесцеремонностью, успела открыть. Привстав, я толкнула ее в плечо и ткнула ладонью в лоб, морщась от отвращения. Ее ангельская головка мотнулась назад, сумка упала на пол и проехалась по нему до стола. Валя вскочила и резко послала вперед колено. Движение оказалось настолько умелым, что я едва успела отклониться, и удар, направленный в лицо, пришелся по плечу, сбросив меня со стула. Я сгруппировалась и оказалась на полу уже с согнутой в колене и поджатой к груди ногой. В следующее мгновение мой каблук врезался в ее коленную чашечку. Она, охнув, рухнула на диван, а я оказалась на ногах, держа сумку обеими руками. Сделав шаг назад, я приготовилась нанести удар в голову, но этого не потребовалось. Она молча раскачивалась на диване, нагнув голову и обхватив ногу обеими руками.
— Потерпи. Скоро пройдет. Хромоножкой я тебя не сделала, — успокоила я ее.
Она подняла ко мне перекошенное от боли и ненависти лицо.
— Спасибо! — прошипела она.
— Драка, Валь, как это отвратительно! — проговорила я уже от двери. — Надеюсь, что в следующую нашу встречу мы пообщаемся более цивилизованно.
— Иди ты! — простонала она.
Ну, можно считать, попрощались.
Я вышла в прихожую и уже открыла дверь, когда Валя окликнула меня, и голос ее прозвучал настолько смиренно, что не вернуться было невозможно.
Она массировала ушибленное колено и смотрела на меня такими глазами, что, казалось, еще немного — и из них польются слезы. В ее возрасте от боли не плачут.
— Таня! — повторила она. — Я поступила глупо. Прости, если сможешь.
Меня обижали и сильнее.
— Я на тебя не в претензии.
— Таня, мне действительно нужны эти бумаги!
Ну вот и набухли слезами ее глазки. Перед кем ты, подружка, пытаешься ломать комедию?
Я ответила ей ласково. Так, как она того не заслужила:
— Ах ты душенька! Эти бумаги дорогого стоят. Знаешь, сколько?
Она закивала с готовностью.
— А я — нет. Не до конца я представляю их цену. Значит, могу продешевить. Попридержу-ка я их у себя, пока не определю стоимость. Тогда и поторгуемся.
Я повернулась, но она опять меня остановила. Что еще?
— Я тебя очень прошу, не отказывайся от разговора с моей мамой.
— Нет, конечно. Только с ней я и буду разговаривать. Но — позже, позже.
«Конечно, позже. Потому что и сама пока не знаю, что оказалось в моих руках», — сказала я себе, обходя
«Будь осторожна, Танечка! — вспомнила свое же предостережение. — Ради этих бумажек были готовы сжечь дом. И очень может быть, что они как-то связаны со смертью Валерия».
Разве могла я, держа в руках такое сокровище, удержаться от того, чтобы не взглянуть на него хотя бы мельком?
Но когда, усевшись в машину, я открыла сумку, первым в мои руки попался мешочек из мягкой замши с гадальными костями. Такие случайности на самом деле многое значат, и нельзя от них отмахиваться походя.
Рассудив, что бумаги таковыми и останутся, а сочетание цифр, способное выпасть в эту минуту, неповторимо, я развязала узелок и вытряхнула кости на ладонь.
8+16+35 — «Человеку свойственно заблуждаться, поэтому не считайте свое мнение истиной в последней инстанции».
Ну, это как-то даже обидно! Излишней самоуверенностью я не страдаю. И свое мнение, разумеется, истиной в последней инстанции не считаю.
Пока я скромничала над гадальными костями, из открытой подъездной двери, прихрамывая, выбежала Валентина и заспешила к своей «лошадке». Ах ты, неприятно как! Надо мне было ехать отсюда сразу. Придется надеяться, что она меня не вычислит — мало ли «девяток» на свете.
Надеждам не суждено было оправдаться — она, открыв дверцу своей машины, внимательно вгляделась в мою сторону и, без сомнений, узнала меня. На ее месте я бы накрепко запомнила номер неприятельской машины, просто так, для того чтобы знать о противнике больше, чем до сих пор. Должно быть, так она и сделала, потому что за руль нырнула с выражением злого торжества на лице. Елки-палки!
Дома у меня едва хватило терпения вскипятить чайник и заварить кофе — так хотелось скорее посмотреть на добычу. Останавливала себя мыслью, что за восторженной торопливостью почти всегда следует разочарование, а поэтому не следует так искушать судьбу. Помогло!
Со здоровенной чашкой горячего кофе я уселась за стол с компьютером, включила его, протерла от пыли монитор и только тогда взялась за сумки с добычей. Вытряхнула видеокассеты, развернула и разложила перед собой фаворские бумаги и вставила в дисковод дискету. Сделав глоток кофе, порадовалась воцарившейся здесь рабочей атмосфере и выругала так некстати затрещавший телефон. Знаю людей, садящихся за работу только после того, как они ограничат свою связь с внешним миром, повыдергивав всевозможные шнуры из розеток.
— Алло! Татьянушка Александровна! — Мой абонент явно чему-то радовался или был навеселе, и я почувствовала, как во мне нарастает волна раздражения. — Татьяна, неужто вы не узнали меня? Вот тебе раз!
— Как же, как же, узнала. Просто не разделяю вашего веселья, Семен Геннадьевич. Вы помешали мне.
Он был настолько занят самим собой, что не догадался извиниться.
— Только что мне звонила Горелова!
— Ну и что? Я недавно с нею виделась и не скажу, что эта встреча доставила мне удовольствие.