Последний занавес

Марш Найо

Фокс что-то невнятно пробормотал.

— Так, — сказал Аллейн. — Вернемся к тому поручению, которое вы должны были передать в тот вечер мисс Орринкурт. Вы видели ее?

— Нет, сэр, просто постучал, и она ответила, не открывая двери. — Баркер неловко закашлялся.

— Что-нибудь еще?

— Да так, одна странность… — Голос его замер.

— Что за странность?

— Кроме нее, в комнате никого не должно было быть, — задумчиво проговорил Баркер, — ибо, как я уже сказал, сэр, все остальные находились внизу, и потом, именно потом,

после того как я принес грог, никто никуда не уходил. Но перед тем как постучать к ней в дверь, сэр, готов поклясться, я слышал, как она смеется.

3

Когда Баркер вышел, Фокс глубоко вздохнул, надел очки и с усмешкой посмотрел на болтающийся конец веревки от звонка.

— Да, да, братец Фокс, именно так, — проговорил Аллейн и подошел к туалетному столику. — Эта дама нам и нужна.

Посредине столика стояла огромная фотография Сони Орринкурт.

— Производит впечатление, — подошел к Аллейну Фокс. — Забавно, знаете ли, мистер Аллейн. Таких вот и называют кинодивами. Полон рот зубов, волосы, ножки. Сэр Генри заключил фотографию в серебряную раму, но это, пожалуй, единственное отличие. Производит впечатление.

Аллейн потянул на себя верхний левый ящик.

— Первый удар, — прокомментировал Фокс.

Аллейн надел перчатки и осторожно вынул деревянный колокольчик в форме груши.

— Такие трогательные предосторожности, а толку что? — заметил он. — Ладно, посмотрим, что к чему. — Аллейн отвинтил кнопку и заглянул внутрь. — Смотрите, Фокс. Обратите внимание на две вещи. Все цело. Один винт и гайка на месте. Никаких следов проволоки. Другой винт и гайка ослаблены. Лупа при вас? Давайте-ка еще раз поглядим на веревку.

Фокс вынул карманную лупу и вернулся к кровати.

— Один проводок цел, — сразу сказал он. — Потемнел, как всегда от времени, и ничего не зачищено, а вот с другим иначе. Мне кажется, его зачистили. По крайней мере выглядит именно так.

— В таком случае, — заметил Аллейн, — почему один винт так затянут и блестит только одна проволока? Знаете что, Фокс, давайте-ка возьмем этот колокольчик с собой.

Он обернул его носовым платком и сунул в карман. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла Соня Орринкурт.

4

Она была в черном, но выглядела так эффектно, что мысль о трауре как-то не приходила в голову. Блестящая грива пепельных волос и челка, голубые веки, потрясающие ресницы, идеально гладкая кожа. На ней были бриллиантовая брошь, браслет и серьги. Соня остановилась прямо у порога.

— Извините за вторжение, — сказала она, — я так понимаю, вы из полиции?

— Правильно понимаете, — ответил Аллейн. — Мисс Орринкурт?

— Она самая.

— Добрый день. Это инспектор Фокс.

— Послушайте-ка! — Мисс Орринкурт двинулась к ним профессиональной сценической походкой. — Хотелось бы знать, что здесь происходит. У меня, как и у любого, есть права, и я их должна отстаивать, не так ли?

— Вне всяких сомнений.

—

Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. В таком случае, быть может, вы скажете, кто пригласил вас в покои моего покойного жениха и чем вы тут занимаетесь?

— Нас пригласила его семья, и занимаемся мы своей работой.

— Работой? И что же это за работа? Впрочем, можете не отвечать, — сердито продолжала мисс Орринкурт. — Я и так знаю. Они что-то затевают, верно? Решили отделаться от меня. Итак, в чем дело? Хотелось бы знать. Выкладывайте. В чем дело?

— Для начала скажите, как вы узнали о нашем приезде и почему решили, что мы — офицеры полиции?

Опершись о локти, она села на кровать, и волосы ее упали на плечи. Позади алело расстеленное стеганое одеяло. «С чего это ей вздумалось стать театральной актрисой, — подумал Аллейн, — ей бы гораздо больше подошла роль модели на обложке журнала». Соня лениво перевела взгляд на ноги Фокса.

— Да и так понятно, что вы из полиции. Посмотрите на башмаки своего дружка. Смех, да и только!

— Что скажете, приятель? — пробормотал Аллейн, перехватывая взгляд Фокса.

Тот откашлялся.

— Э-э… туш е . С юной дамой, да еще с таким острым зрением, мне мало что светит, как думаете, сэр? — осторожно вымолвил Фокс.

— Ладно, хватит, — оборвала его мисс Орринкурт. — Так в чем все-таки дело? Решили, что ли, что в завещании что-нибудь не так? Или что-то еще? И с чего это вы принялись рыться в ящиках моего покойного жениха? Выкладывайте!

— Боюсь, вы неправильно оцениваете ситуацию. Все наоборот, — сказал Аллейн. — Мы на работе, и часть этой работы состоит в том, чтобы задавать вопросы. И уж поскольку вы здесь, мисс Орринкурт, не соблаговолите ли ответить на один-другой?

Аллейн отметил, что она смотрит на него, как смотрит на чужака какое-нибудь животное или совершенно лишенный детских комплексов ребенок. Вряд ли от нее можно добиться чего-нибудь, кроме безупречно артикулированных звуков. Его передергивало всякий раз, как он слышал ее диалект кокни с гортанными обертонами, а также фразы, само построение которых казалось совершенно фальшивым, словно она отказалась от своего естественного выговора ради плохо усвоенного кинематографического жаргона.

— Всем на сцену! — защебетала она. — Смотрите-ка! И что же вас интересует?

— Завещание, например.

— С завещанием все в порядке, — отрезала она. — Можете хоть весь дом вверх дном перевернуть. Хотите, полезайте в дымоход. Другого завещания все равно не найдете. Это я вам говорю, и уж я-то знаю.

— Откуда такая уверенность?

Соня небрежно откинулась на спинку кровати.

— Ладно, так уж и быть, скажу. Когда я пришла сюда в тот вечер, поздно, жених мне последней завещание и показал. Он вызывал старика Рэттисбона и двух свидетелей, они подписали его. И он мне показал. Чернила еще не просохли. А старое сжег в камине, вот здесь.