Последний занавес
Шрифт:
И тем не менее в материю, из которой было соткано ее счастье, вплеталась какая-то чужеродная нить, ощущалось что-то не то, некая незавершенность. Мысли ее беспокойно метались в поисках этой зазубрины. Аллейн упрямо отделял свою работу от семейных отношений. Трой понимала, что виною тому она сама, уже самые первые их встречи протекали на очень тяжелом фоне, когда она всячески закрывала глаза на его тогдашнюю работу и не скрывала своего ужаса перед смертной казнью.
Точно так же Трой прекрасно понимала, что Аллейн воспринимает такое отношение как нечто свойственное
Но истина, обнаженная истина, беспомощно повторяла Трой, заключается в том, что ее представления далеки от ее же чувств. «Не такая уж я чувствительная, как ему кажется, — говорила она себе. — Не важно, чем он занимается. Я просто люблю его». И при всей своей нелюбви к такого рода обобщениям, добавила: «Я — женщина».
Ей казалось, что, покуда разделительная полоса существует, полное счастье невозможно. «Быть может, — рассуждала Трой, — после этой истории с Анкредами все в конце концов переменится. Быть может, это нечто вроде страшного показательного урока. Я втянута в события, и отстранить меня он не может. Я участвую в расследовании дела об убийстве». Тут Трой с ужасом подумала, что не сомневается, что старик, чей портрет она писала, был убит.
Едва Аллейн вошел в дом и остановился в дверях, Трой поняла, что не ошиблась.
— Ну, Рори, — начала она, направляясь к нему, — в этой лодке мы вместе, не так ли, милый?
— Вроде того. — И, проходя мимо нее, поспешно добавил: — Нынче утром у меня встреча с генеральным прокурором. Попрошу его передать дело кому-нибудь другому. Так будет лучше.
— Нет, — отрезала Трой, и он быстро повернулся к ней. Только тут Трой, словно в первый раз, заметила, насколько он выше ее. «Вот так, наверное, он выглядит, когда снимает показания», — подумала она и внутренне поежилась.
— Нет? — переспросил Аллейн. — А почему, собственно?
— Да потому, что это будет позерством и к тому же заставит меня почувствовать себя последним ничтожеством.
— Извини.
— Это дело кажется мне, — сказала Трой, стараясь не выдать голосом волнения, — чем-то вроде испытания. Может, оно ниспослано нам для обучения, как учат деяния Всевышнего, хотя мне всегда казалось, что несправедливо именовать деяниями Всевышнего землетрясения и потопы, а не богатые урожаи и людей вроде Леонардо и Сезанна.
— Какого черта, — нежно спросил Аллейн и порывисто подался к ней, — о чем это ты толкуешь?
— Не перебивай меня, — остановила его Трой. — Не надо. Лучше послушай. Я хочу, я действительно хочу, чтобы ты занимался этим делом так долго, как это позволит тебе генеральный прокурор. И я хочу, я действительно хочу, чтобы на сей раз мы были вместе. Так уж вышло, что я оказалась замешана в твою работу. Когда я говорю, что меня не касаются твои дела, ты думаешь, что это просто
Трой заметила, что он невольно усмехнулся.
— Ну так вот, — заторопилась она, — ты ошибаешься. Да, признаю, я не была в восторге оттого, что даже в наш медовый месяц где-то рядом маячили призраки убийц. Признаю, что, с моей точки зрения, одни люди не должны вешать других людей. Но ведь полицейский — ты, а не я. И не надо притворяться, будто ты из кожи вон лезешь, чтобы прихватить мелкого воришку, — я же знаю, чем ты занимаешься на самом деле; и чтобы уж быть честной до конца, мне часто не терпится узнать, как оно есть на самом деле.
— Это не совсем так, разве… что, еще не все?
— Да я без конца готова говорить на эти темы. Пусть лучше твои дела повергают меня в ужас и смятение, чем копаться в себе самой. — Аллейн протянул руку, и она шагнула к нему. — Потому-то я и сказала, что это дело было нам ниспослано.
— Трой, — спросил Аллейн, — а знаешь, что говорят своим любимым девушкам антиподы?
— Нет.
— Ты меня сделала.
— Ого!
— Ты меня сделала, Трой.
— А я думала, ты предпочитаешь, чтобы я осталась маленькой мышкой.
— На самом деле я, оказывается, всегда вел себя как полный идиот. Я тебя не достоин.
— Давай не будет говорить о том, кто кого достоин.
— У меня есть только одно оправдание, хотя и это, если рассуждать логически, никакое не оправдание. В полицейских романах пишут, что послать убийцу на виселицу для нас просто работа, то же самое, что поймать карманника. Это не так. Именно из-за своих последствий работа в отделе тяжких преступлений не похожа ни на какую другую. Я впервые столкнулся с этим, когда мне было двадцать два года, и принял правила игры, но, по-моему, окончательно осознал, что к чему, только через пятнадцать лет. И случилось это, когда я по-настоящему влюбился — в тебя, дорогая.
— А я с этим столкнулась и все поняла, раз и навсегда, в доме Анкредов. Перед тем как ты вернулся, я подумала даже, что для нас обоих было бы неплохо, если б каким-то необъяснимым образом у меня в памяти застряло нечто очень важное для расследования этого дела.
— Ах вот даже как?
— Ну да. А самое удивительное, — Трой провела ладонью по волосам, — самое удивительное заключается в том, что я не могу избавиться от твердого убеждения, что это нечто действительно сидит там, в одном из уголков памяти, и просто ждет своего часа, чтобы появиться на свет.
2
— Мне бы хотелось, — заметил Аллейн, — чтобы ты еще раз, максимально подробно, пересказала мне ваш разговор с сэром Генри после того, как он обнаружил надпись на зеркале в своей спальне и кота с размалеванными усами. Если что-то, какую-то подробность, ты забыла, так и скажи. Только, во имя всего святого, ничего не придумывай. Ну как, можешь вспомнить?
— Думаю, да. По крайней мере большую часть. Для начала — он сильно обозлился на Пэнти.